Часть 109 из 142 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Открылась она точно вовремя.
Фисташковый мальчик покинул мини-гольф у шестнадцатой лунки и помчался к киоску.
– Фисташковое? – спросила Женевьева, наклоняясь к коробке, которую купила для него.
Он покачал головой.
– Нет. Сегодня лимонное.
Она молча посмотрела на него. Подала ему рожок лимонного с широкой улыбкой и смотрела, как он вприпрыжку убегает к шестнадцатой лунке.
Сердце ее наполнилось грустью.
* * *
Последний раз Гортензия была в Париже четыре года назад, с родителями. Это почти забылось. Она крепко держала за руку Энид, и обе семенили следом за тетей Юпитер, которая несла их сумку. Шарли решила, что одной сумки на двоих им хватит. Как должно было хватить и банкноты в пятьдесят евро, которую она вручила сестрам на перроне.
Через полчаса духоты и тряски в метро они вышли наружу, запыхавшиеся и помятые. Когда свернули на улицу Пилле-Виль, долгий рев расколол небо и над крышами взмыли испуганные голуби.
– Что это? – спросила Энид тоненьким встревоженным голоском.
Тетя Юпитер улыбнулась. Она была высокая, худая и с удивительно круглыми щеками, делавшими ее похожей на шоколадное яблочко.
– Сирена. Она завывает каждую первую среду месяца в полдень. Значит, сейчас двенадцать часов. В пять минут первого она замолчит. Вы никогда ее не слышали?
Гортензия такого не помнила.
– Загадайте желание! – весело воскликнула тетя. – Париж делает все возможное, чтобы принять вас с почестями!
Улица Пилле-Виль была маленькая и кривая.
– Как большая макаронина, – заметила тетя Юпитер. – Из одного конца не видно другого.
Дома поражали грандиозными фасадами. Если присмотреться, тут находились только офисы, страховые компании. Дом тети не составлял исключения: фасад с колоннами, кариатиды… И пять этажей, занятые Ants & Beehive, Prospective & Advenir Limited и «Швейцарской прорицательницей».
Лифт шел только до пятого, дальше пришлось идти по узенькой лестнице, уже без блестящих лаком ступенек и ковра. Лестница скрывалась за дверью и поднималась изгибами до последнего этажа. Подняться по ней можно было только гуськом, животом толкая перед собой сумку.
– Похоже, – сказала Энид, – на нашу старую башенку. В Виль-Эрве.
– Только не так сыро, – вежливо вставила Гортензия. (А про себя совсем не вежливо подумала: зато глуповато и уныло.) – И без чаек, – добавила она.
Зато были голуби, их глук-рилу глук-рилу по всему водосточному желобу.
Тетя Юпитер пошла вперед по коридору, вымощенному красной плиткой. По нему тоже можно было продвигаться только гуськом. На полпути она остановилась, задрав голову.
– Мы пришли! – крикнула она. – Где вы?
Одним движением она толкнула дверь справа правой рукой, а дверь слева левой. Из правой высунулась пара смеющихся лиц.
– Мама! Энид! Гортензия! Гортензия! Мама! Энид!
Все принялись обниматься прямо в коридоре, визжа от радости и тая от нежности.
– Что ты так гримасничаешь? – спросила Гортензия, поцеловав Гарри.
– Что это за морда хомяка? – перебила ее Энид. – У тебя там живность за щеками?
На Пасху в Виль-Эрве Гарри завел краба, земляных червей, тараканиху, крысу…
– Никакой живности, – сказала Дезире. – Дырка.
– Дырка?
– Кариес, – объяснила Юпитер. – Завтра позвоним дантисту, хорошо, зайчик?
Она поцеловала сына во вторую щеку. С тем же выражением, что бывает у Шарли, подумала Энид, когда приходит счет за газ. С видом Черт, я очень тебя люблю, но почему у тебя так не вовремя болят зубы? Гортензия пошарила в кармане и стиснула в кулаке пятьдесят евро Шарли.
– Как здорово, – сказала она, – две комнаты напротив…
– Правда! – воскликнула Юпитер, благодарная за перемену темы. – Всего один шаг от одной до другой!
На другом конце коридора открылась дверь. На пороге появилась женщина в розовом платье с пышными рукавами.
– Приехали? – воскликнула она.
– Да, мадам Эссаира, – ответила Юпитер. – Теперь вам долго не придется сидеть с моими бесенятами, кузины здесь.
Светловолосый кудрявый мальчик, совсем маленький, выглянул из-за розового платья. Он смотрел на всех очень темными глазами.
– Здравствуй, Мохаммед, – ласково сказала ему тетя Юпитер. – Ты сегодня пел?
– Все утро, – ответила за него мадам Эссаира. – Его голос – чистый мед, просто подарок. Сам он не растет, все дают ему семь лет. Но голос… о да, голос растет и становится краше день ото дня.
– Мохаммед очень способный, – подхватила Юпитер.
– Раз услышит песню, – продолжала мадам Эссаира, – и готово дело, поет. Покажи свой голосок, ягненочек мой.
Вместо этого Мохаммед показал им язык. И сразу же улыбнулся ангельской улыбкой.
– Он высунул язык! – возмутился Гарри.
– Он еще и улыбнулся, – заметила Юпитер.
Энид смотрела на Мохаммеда. И вдруг без предупреждения скорчила замысловатую гримасу. Мохаммед изумленно уставился на нее. Потом засмеялся.
– Ты споешь нам что-нибудь? – спросила она. – Не сейчас… но когд а-нибудь?
Мохаммед молчал.
– Он не растет, – повторила его мать. – Но его голос… Ах, какой голос…
Помахав им на прощание, она ушла с мальчиком к себе.
– У нас с мадам Эссаира много общего, – вздохнула Юпитер. – Беби-ситтинг. Соль, сахар, гвозди. Денежные проблемы. Одна касса страхования. Что еще?
– Туалет в коридоре! – напомнила Дезире.
Им показали первую комнату: кухня-столовая-душ-буфет (семь квадратных метров, прикинула Гортензия). По другую сторону коридора вторая комната: гостиная-спальня-телевизор-библиотека (в лучшем случае восемь с половиной квадратных метров). Энид посмотрела на Гортензию, Гортензия посмотрела на Энид. Обе опустили глаза.
– Здепят! – сказал Гарри, улыбаясь во всю свою хомячью щеку.
Он стянул с дивана плед. На диване были грудой навалены матрасы.
– Гарри хочет сказать: здесь спят! – пояснила Юпитер.
Она взглянула на будильник и вздохнула.
– Мне придется уйти на работу. Сегодня очередь Жани прийти позже… Жани – моя напарница.
– Ты и по вечерам работаешь? – удивилась Энид.
– По вечерам, да, – улыбнулась Юпитер. – И по утрам тоже. Но в разных местах.
Гортензия заметила на круглом столике раскрытую тетрадь со столбиками цифр. Тетя Юпитер перехватила взгляд племянницы, закрыла тетрадь и спрятала ее в ящик. Она сказала:
– Я надеялась найти бриллиантовое колье внизу этого столбика… Но боюсь, придется еще подождать, скажем… сто лет и два месяца.
Гортензия никак не могла снова улыбнуться. Не могла и задать мучивший ее вопрос: а где же дядя Флорантен?
Тень промелькнула на хорошеньком шоколадном личике тети Юпитер, но быстро исчезла. А Гортензии захотелось плакать при мысли обо всех горестях, о которых молчала тетя. Гортензия быстро склонилась над дорожной сумкой (теперь она мысленно благодарила Шарли за то, что та настояла на одной сумке на двоих, – куда бы они поставили вторую?) и достала сверток из фольги, запакованный в пластиковый пакет. Гарри испустил блаженный вопль.
– Женевьевин кекс с орехами!
book-ads2