– С одним глазом я напугаю тебя еще сильней! Беотэги вскрикнула. В нее попал второй снаряд! Она подняла голову к потолку. – Течет! Там, с потолка! Последовала суматоха, все перетаскивали матрасы к стенам, пришлось расстилать и перестилать постели и подставить таз под капли. Беттина предупредила, что претендует на воду для завтрашнего мытья головы. Кот полустейк-полусуп наблюдал за ними с серьезным видом. Комната смахивала на Красное море, когда его переходил Моисей. Когда наконец настало время гасить свет (выключатель нашелся), кот краем глаза оценил комфорт каждой постели. Он выбрал Беттинину, хотя она кое-как побросала простыни, одеяло и подушку. И устроился между двумя горбиками, которые образовывали ее ноги на краю матраса. Беттина этого не видела. Она уже уснула. 5 Даешь Париж! Женевьева раздвинула стеклянную дверь – долгий скрииип – и вышла на террасу. Шарли была там в позе «березки» между диким виноградом и молодой оливой. На уголке стола бормотало радио снижение процента успеха экзаменов на степень бакалавра в этом году, кандидаты были… Женевьева налила себе чашку холодного молока и поднесла ее к губам. Она согнулась пополам, что позволило ей увидеть изнутри ноздри старшей сестры. – Ты решила слиться с природой? – Я шишка. – Шишка? – Тип с шишкой, который стоит на голове в надежде ее сгладить. – У тебя на голове шишка? – Нет. Но в мозгах точно что-то выросло. – Позаимствуй шляпку у мадам Буэн. – Уж лучше шишка. Женевьева вылила спитой чай под молодую оливу. – Удобрение, – объяснила она. – Почему ты думаешь, что у тебя что-то в мозгах? – Скажем так, у меня проблема. – У меня тоже: кончилось фисташковое мороженое. – Моя проблема меньше… Я умру. – От скуки? – От отсутствия личной жизни. – У тебя было два любимых. Шарли пожала плечами. Стоя вниз головой, она их опустила. – Их больше нет. Она перевернулась и села на уже нагревающийся бетон. Женевьева намазала маслом кусок хлеба и вдруг поняла, что ей совсем не хочется есть (хотя вчера она не ужинала). Она протянула бутерброд Шарли, и та тотчас надкусила его. – От голода ты не умрешь, – заметила Женевьева. – У меня работает безотказный сигнал тревоги, когда мне надо поесть. – Какой? – Я умираю от голода. Шарли подхватила проходившего мимо Роберто. Он поерзал немного для проформы, но присмирел. Шарли звонко чмокнула его в нижнюю губу. Кот отвернулся. – Видишь! Даже единственный мужчина в этом доме меня не признаёт! Женевьева вспомнила Виго, вчерашний вечер. Его поцелуй. Его губы. Ее губы расплющились о золотой ободок чашки. – У тебя нет новостей от Танкреда? Шарли мотнула головой: нет. – А от Базиля? Шарли выпустила кота и тем же движением дала понять, что нет. Сама того не сознавая, она рассматривала молодую оливу. – Ты плохо за ней ухаживаешь, – тихо сказала Женевьева. – Точно. Моя личная жизнь – пустыня. – Я говорю об оливе и винограде. Это подарки Базиля. – Они растут. – Ты тоже растешь… разрослась за пределы, если хочешь знать мое мнение. Женевьева сделала еще один бутерброд и протянула его Шарли. – Тебе тоже нужно, чтобы за тобой ухаживали. Шарли пошевелила пальцами на ногах. – Ты сделала педикюр? – удивилась Женевьева. – Взяла лак у Беттины. В ее ящиках можно найти все, чтобы стать Мисс любой дыры. – Ты хочешь стать Мисс дыры? Лесные пожары ширятся, девять тысяч гектаров маки[72] сгорело за два дня в горах Аллиоль, один кемпинг пришлось эвакуировать… – Чем хорошо радио: сразу понимаешь, что по сравнению с несчастьями этого мира наши горести – просто пустяки. Женевьева посмотрела на часы и встала. – Мне пора. – Куда так рано? – … – И ты ничего не ела! – Съешь мою долю. Женевьева посмотрелась в стеклянную дверь, прикусила щеки, чтобы они выглядели впалыми, взяла сумку с купальником и ушла по прибрежной тропе. Три старика, разумеется, сидели на повороте. Они поздоровались с ней. – Что-то мы сегодня рано! – сказал один. Она улыбнулась и пошла напрямик к деревне. Сделала крюк, чтобы обойти булочную месье Мепуледа, зашла в гастроном и купила литровую коробку фисташкового мороженого. Потом побежала на пляж, вошла в киоск через заднюю дверь и в полутьме убрала мороженое в холодильник. После этого она разделась, надела купальник и вышла на пляж с полотенцем на плече. Солнце слепило. Море было далеко. Она проплыла немного, повернулась и посмотрела на пляж. К тото вдалеке шел в ее сторону… парень. Она повернулась на девяносто градусов и заставила себя сделать тридцать гребков… Но остановилась на двадцати семи и снова повернулась к парню, который шел к ней. Сердце отчаянно колотилось. Это был не Виго. Женевьева нырнула и минуту оставалась под водой. Запыхавшись, она вынырнула. Парень, которого она приняла за Виго, уже прошел мимо. Она рассмотрела его со спины. Совсем не похож. Этот был худой, с бесконечно длинной шеей, весь вытянутый вверх. Не то что Виго, тот широкий, крепко сбитый и ходит так, будто впечатывает свои шаги в землю. Она вышла из воды, подняла с песка полотенце. Полотенце было Беттинино, с розовым фламинго на фоне бамбука. Она ополоснулась под пляжным душем и растерлась клювом фламинго и стеблями бамбука, крепко-крепко, даже лицо. Потом вернулась в киоск и оделась.