— Я тоже буду проситься служить на заставу Андрея Коробицына, — первым нарушив молчание, сказал следопыт Сила. — И я, и я, — в один голос заявили Тонкослух и Востроглаз. II Трещит на костре осиновый сухостой. Стреляет по сторонам огненными углями. Из пламени вырываются золотые искры. Поднимаются высоко-высоко и горят, и горят в тёмном ночном звёздном небе. А из души ребят вырывается мечта за мечтой, и тоже горят и горят, светят и светят, звучат и звучат в шалаше из елового лапника. — Тихо! — прервал разговоры Коля Тонкослух. — Кто-то идёт по нашему следу. Ребята насторожились, прислушались — тишина. — И дышит тяжело, будто из последних сил выбивается, — показывает рукой Коля в сторону леса. Из шалаша вышли — тишина. — А я вижу, как мелькают два жёлтых огонька, — говорит Федя Востроглаз, показывая рукой туда, где Коле слышатся шаги и тяжёлое дыхание. — Кажется, мне сейчас придётся с кем-то помериться силой, — заявляет Андрей Сила, засучивая рукава. Следопыты насторожились ещё пуще. Теперь уже все слышат и проваливающиеся шаги в чуть примёрзшем снегу, и хакающее дыхание, и два мелькающих жёлтых глаза. — Может быть, лось? — спрашивает Андрей. — Легковат на ходу, — заявляет Харитон. — Волк, — утверждает Федя. — Соболя это дыхание, точно, Соболя! — закричал Коля Тонкослух. — Похоже, — соглашается Харитон. Из темноты, утопая в снегу по брюхо, с вываленным на сторону из полураскрытой пасти красным длинным языком и сигналом на ошейнике, к костру вымахнул Соболь. — Ура! Ура! — закричали обрадованные ребята. Но Соболь, не обращая внимания на ликование их, деловито лёг у левой ноги хозяина, продолжая часто дышать. Харитон вынул из рюкзака кусочек жареного мяса, дал Соболю. Соболь, не жуя, проглотил мясо и лизнул хозяину руку и лицо. — Это ли не будущий пограничник! — восхищался Харитон. — Какой след взял! Ведь почти в полдень мы вышли из дому. — С острым глазом пёс, — говорит Федя Востроглаз. — И с тонким слухом! — вторит Коля Тонкослух. — Силён! — заключает Андрей Сила. Дав собаке немного поотдышаться, Харитон вложил записку в целлофановый пакетик, привязал к ошейнику и, потрепав друга по лохматой голове и поцеловав в мокрый пятачок носа, подал псу команду в обратный путь. Соболь, взяв сигнал в зубы, махнул от костра и скрылся в ночном лесу. Следопыты долго стояли и молча смотрели в ту сторону, куда убежал пёс. Глава седьмая I Птичий гомон и грай. В мелколесье, поближе к полям, на утренних и вечерних зорях, опьянённые весной, токуют тетерева. Их гортанная, булькающая, с чуфыканьем, песня сливается с подголосками быстрых, говорливых ручьёв и задумчивым, тихим шумом хвойного леса. В сосновом бору, взгромоздясь на толстые суки вековых сосен, поёт царь-птица северных лесов — глухарь. Его короткое «чи-чи-вря, чи-чи-вря», как шарканье напильника по ржавому железу, далеко слышно опытному следопыту. На краю болота разгулялись беспечные журавли, вытанцовывая под громкое курлыканье незамысловатый весенний танец. А на водной глади затопленного болота плещутся, прихорашиваются, ныряют, хлопают крыльями, гоняются друг за другом стаи уток, оглашая окрестность весёлым кряканьем. Столетние сухостойные ели под ударами носатых дятлов ожили и призывной, гулкой, певучей с переливами мелодией славят вошедшую в пору весну. Над лесами, над полями, над деревнями высоко в голубом небе косяками и стаями спешат на север в родные места запоздавшие птицы, роняя на землю то гусиное «га-га-га», то трубный звук лебедей. Над полями, над луговинами с рассвета и дотемна, то шарахаясь оземь крылами, то скособочась, кувыркаются в воздухе неутомимые чибисы, крича всем встречным и поперечным и даже друг другу: «Чьи-вы! Чьи-вы!» Скворцы не нарадуются новым скворечням, которые смастерили вешневодские пионеры и развесили на деревьях в каждой деревне у каждого дома. С утра до вечера поют и поют. А завидя хозяина дома, помогая крыльями, картавя языком, спрашивают: «Как вы тут? Как вы тут?» «Как вы тут? Как вы тут?» — высунув из скворечни голову, спрашивает скворец председателя колхоза Харитона Харитоновича, когда тот спустился с крыльца к машине. — Да ничего, голоштанник, живём, — отвечает председатель, любуясь весёлой птицей. — Пока ты где-то гонял по тёплым странам, гляди, сколько мы новых домов поставили по деревням. Слышишь, пилорама работает, тёс пилит? Будем обшивать дома тёсом. И теплее, и красивее, а главное, обшитый дом век стоит — знай живи. Понял? «По-ня-л, по-ня-л», — картавит скворец. — А сейчас к посевной готовимся, вона какой звон да грохот в гаражах стоит. Думаем кубанцев по урожаю догнать. Как ты думаешь? «Хорошо! Хо-ро-шо!» — отвечает скворец. — Ещё бы худо, голоштанник, — смеётся Харитон Харитонович, садясь за руль машины… «Как вы тут? Как вы тут?» — спрашивает скворец, завидя деда Ковчу с туеском в руке и топором за кушаком, приковылявшего к своему дому. — А, скворушка! Здравствуй, дружок! Так я тебе уж сказывал не однажды: опять перезимовали со старухой. Опять весна. Люди к пашне готовятся, а у меня что-то ноги худо гнутся. Сходил в Пегуши за соком — и дух вон. Отпахался я, вот что обидно, птаха ты моя хорошая. Правда, пахарей теперь в колхозе много, что Ефим, что Степан, что Павел. Ну о Харитоне Харитоновиче и говорить нечего — пахарь первой руки. Да и Харитошка с ребятами вот-вот на первую линию выйдут. А вот сам-то я — никуда. Обидно. А что поделаешь? Эх, пожить бы ещё годиков десять, хоть на людей глядя, порадоваться. «Фю-ю-фи-ть!» — свистнул скворец. — А чего ты удивляешься, беспорточник? — вскинув бороду, вставая с бревна, отвечает дед скворцу. — И проживу. Думаешь, зря мы со старухой по пяти туесков берёзового соку за весну выпиваем?.. Свистун! — бросил старик в сторону скворечни, взял туесок в руку и бодро зашагал по ступенькам крыльца в избу. «Как вы тут? Как вы тут?» — опрашивает скворец Василия Андреевича, бегая по коновязи, набивая клюв мягкой лошадиной шерстью. — Сам видишь! — отвечает Василий Андреевич. — Коновязей прибавилось, значит, коней больше стало. Да и я повышение получил: был старший конюх, а теперь — заведующий конноспортивным клубом колхоза «Вешние воды»! Шутка ли? Джигитов готовлю. Коней под седло ставлю. Поглядишь как-нибудь на Харитошку с Орликом, увидишь, какие они воины стали. Хоть сейчас на границу отправляй, не посрамят. «Хорошо, хорошо», — ответил скворец и, набрав полный клюв шерсти, полетел к скворечне. — До чего переимчива птица, — смеётся старик, — в прошлую весну жеребёнком ржать выучился. Надо ж так… II — Заводи! — подаёт команду Четвёртый Харитон. — Есть заводить! — отвечает Андрюша, сидя за рулём трактора, нажав на стартёр. — Вперёд! — Есть вперёд! — сквозь гул мотора кричит Андрюша, включая скорость. — Разворот вправо! Разворот влево! Задний ход! — командует Харитон. Послушен трактор в руках Андрея. — Спешивайся! Ставь в денник! — будто коннику крикнул Харитон и рассмеялся над своей командой. Смеётся Коля. Смеётся Федя. Смеётся Андрюша, заглушив мотор машины. Солнце смеётся вместе с ребятами.