— Черт побери, недурное предложение! — сказал ван Систенс. — Что вы этим хотите сказать? — Я вас спрашиваю, а если вы и узнаете их, что это докажет? — Но, наконец, — сказала с отчаянием Роза, — вы же честный человек, сударь. Неужели вы дадите премию тому, который не только не вырастил сам тюльпана, но даже украл его? Быть может, убедительный тон Розы проник в сердце ван Систенса, и он хотел более мягко ответить бедной девушке, но в этот момент с улицы послышался сильный шум. Этот шум казался простым усилением того шума, который Роза уже слышала на улице, но не придавала ему значения, и который не мог заставить ее прервать свою горячую мольбу. Шумные приветствия потрясли дом. Господин ван Систенс прислушался к приветствиям, которых Роза раньше совсем не слышала, а теперь приняла просто за шум толпы. — Чтo это такое? — воскликнул бургомистр. — Что это такое? Возможно ли это? Хорошо ли я расслышал! И он бросился в прихожую, не обращая больше никакого внимания на Розу и оставив ее в своем кабинете. В прихожей ван Систенс с изумлением увидел, что вся лестница вплоть до вестибюля заполнена народом. По лестнице поднимался молодой человек, окруженный или, вернее, сопровождаемый толпой, просто одетый в лиловый бархатный костюм, шитый серебром. С гордой медлительностью поднимался он по каменным ступеням, сверкающим своей белизной и чистотой. Позади него шли два офицера, один моряк, другой кавалерист. Ван Систенс, пробравшись в середину перепуганных слуг, поклонился, почти простерся перед новым посетителем, виновником всего этого шума. — Монсеньор, — воскликнул он, — монсеньор! Ваше высочество у меня! Какая исключительная честь для моего скромного дома! — Дорогой господин ван Систенс, — сказал Вильгельм Оранский с тем спокойствием, которое заменяло ему улыбку, — я истинный голландец, я люблю воду, пиво и цветы, иногда даже и сыр, вкус которого так ценят французы; среди цветов я, конечно, предпочитаю тюльпаны. В Лейдене до меня дошел слух, что Гаарлем наконец обладает черным тюльпаном, и, убедившись, что это правда, хотя и невероятная, я приехал узнать о нем к председателю общества цветоводов. — О монсеньор, монсеньор, — сказал восхищенный ван Систенс, — какая честь для общества, если его работы находят поощрение со стороны вашего высочества! — Цветок здесь? — спросил принц, пожалевший, вероятно, что сказал лишнее. — Увы, нет, монсеньор, у меня его здесь нет. — Где же он? — У его владельца. — Кто этот владелец? — Честный цветовод города Дордрехта. — Дордрехта? — Да. — А как его зовут? — Бокстель. — Где он живет? — В гостинице «Белый лебедь». Я сейчас за ним пошлю, и если ваше высочество окажет мне честь и войдет в мою гостиную, то он, зная, что монсеньор здесь, поторопится и сейчас же принесет свой тюльпан монсеньору. — Хорошо, посылайте за ним. — Хорошо, ваше высочество. Только… — Что? — О, ничего существенного, монсеньор. — В этом мире все существенно, господин ван Систенс. — Так вот, монсеньор, возникает некоторое затруднение. — Какое? — На этот тюльпан уже предъявляют свои права какие-то узурпаторы. Правда, он стоит сто тысяч флоринов. — Неужели? — Да, монсеньор, узурпаторы, обманщики. — Но ведь это же преступление, господин ван Систенс! — Да, ваше высочество. — А у вас есть доказательства этого преступления? — Нет, монсеньор, виновница… — Виновница? — Я хочу сказать, что особа, которая выдвигает свои права на тюльпан, находится в соседней комнате. — Там? А какого вы о ней мнения, господин ван Систенс? — Я думаю, монсеньор, что приманка в сто тысяч флоринов соблазнила ее. — И она предъявляет свои права на тюльпан? — Да, монсеньор. — А что говорит в доказательство своих требований? — Я только хотел было ее допросить, как ваше высочество изволили прибыть. — Выслушаем ее, господин ван Систенс, выслушаем ее. Я ведь верховный судья в государстве. Я выслушаю дело и вынесу приговор. — Вот нашелся и царь Соломон, — сказал, поклонившись, ван Систенс и повел принца в соседнюю комнату. Принц, сделав несколько шагов, вдруг остановился и сказал: — Идите впереди меня и называйте меня просто господином. Они вошли в кабинет. Роза продолжала стоять на том же месте, у окна, и смотрела в сад. — А, фрисландка, — заметил принц, увидев золотой убор и красную юбку Розы. Роза повернулась на шум, но она еле заметила принца, который уселся в самом темном углу комнаты. Понятно, что все ее внимание было обращено на ту важную ocoбy, которую звали ван Систенс, а не на скромного человека, следовавшего за хозяином дома и не имевшего, по всей вероятности, громкого имени. Скромный человек взял с полки книгу и сделал знак Систенсу начать допрос. Ван Систенс, также по приглашению человека в лиловом костюме, начал допрос, счастливый и гордый той высокой миссией, которую ему поручили. — Дитя мое, вы обещаете мне сказать истину, только истину об этом тюльпане? — Я вам обещаю. — Хорошо, тогда рассказывайте в присутствии этого господина. Господин — член нашего общества цветоводов. — Сударь, — молвила Роза, — что я вам могу еще сказать, кроме уже сказанного мною? — Ну, так как же? — Я опять обращаюсь к вам с той же просьбой. — С какой? — Пригласите сюда господина Бокстеля с его тюльпаном; если я его не признаю своим, я откровенно об этом скажу; но, если я его узнаю, я буду требовать его возвращения. Я буду требовать, даже если бы для этой цели мне пришлось пойти к его высочеству штатгальтеру с доказательством в руках. — Так у вас есть доказательства, прекрасное дитя? — Бог — свидетель моего права на тюльпан, и Он даст мне в руки доказательства. Ван Систенс обменялся взглядом с принцем, который с первых же слов Розы стал напрягать свою память. Ему казалось, что он уже не в первый раз слышит этот голос. Один из офицеров ушел за Бокстелем.