— Почему он не успел далеко уехать? — Да потому, что я его видел не больше как два часа тому назад. — Вы видели черный тюльпан? — воскликнула девушка, бросившись к ван Систенсу. — Так же, как я вижу вас, мадемуазель. — Но где же? — У вашего хозяина, по-видимому. — У моего хозяина? — Да. Вы не служите у господина Исаака Бокстеля? — Я? — Да, вы? — Но за кого вы меня принимаете, сударь? — Но за кого вы меня сами принимаете? — Сударь, я вас принимаю за того, кем вы, надеюсь, и являетесь на самом деле, то есть за достопочтенного господина ван Систенса, бургомистра города Гаарлема и председателя общества цветоводов. — И вы ко мне пришли? — Я пришла сказать вам, сударь, что у меня украли мой черный тюльпан. — Итак, ваш тюльпан — это тюльпан господина Бокстеля? Тогда вы плохо объясняетесь, мое дитя; тюльпан украли не у вас, а у господина Бокстеля. — Я вам повторяю, сударь, что я не знаю, кто такой господин Бокстель, и что я в первый раз слышу это имя. — Вы не знаете, кто такой господин Бокстель, и вы тоже имели черный тюльпан? — Как, разве есть еще один черный тюльпан? — спросила Роза, задрожав. — Да, есть тюльпан господина Бокстеля. — Какой он собой? — Черный, черт побери! — Без пятен? — Без одного пятнышка, без единой точечки! — И этот тюльпан у вас? Он здесь? — Нет, но он будет здесь, так как я должен его выставить перед комитетом раньше, чем премия будет утверждена. — Сударь! — воскликнула Роза. — Этот Исаак Бокстель, этот Исаак Бокстель, который выдает себя за владельца черного тюльпана… — И который в действительности является им… — Сударь, этот человек худой? — Да. — Лысый? — Да. — С блуждающим взглядом? — Как будто так. — Беспокойный, сгорбленный, с кривыми ногами? — Да, действительно, вы черту за чертой рисуете портрет Бокстеля. — Сударь, не был ли тюльпан в белом фаянсовом горшке с желтоватыми цветами? — Ах, что касается этого, то я менее уверен, я больше смотрел на мужчину, чем на горшок. — Сударь, это мой тюльпан, это тот тюльпан, который у меня украли! Сударь, это мое достояние! Сударь, я пришла за ним к вам, я пришла за ним сюда! — О-о, — заметил ван Систенс, смотря на Розу, — вы пришли сюда за тюльпаном господина Бокстеля. Черт побери, да вы смелая бабенка! — Сударь, — сказала Роза, несколько смущенная таким обращением, — я не говорю, что пришла за тюльпаном господина Бокстеля, я сказала, что пришла требовать свой тюльпан. — Ваш? — Да, тот, который я лично посадила и лично вырастила. — Ну, тогда ступайте к господину Бокстелю в гостиницу «Белый лебедь» и улаживайте дело с ним. Что касается меня, то, так как спор этот кажется мне таким же трудным для решения, как тот, который был вынесен на суд царя Соломона,[55] на мудрость которого я не претендую, то я удовольствуюсь тем, что составлю свой доклад, констатирую существование черного тюльпана и назначу премию тому, кто его взрастил. Прощайте, дитя мое. — О сударь, сударь! — настаивала Роза. — Только, дитя мое, — продолжал ван Систенс, — так как вы красивы, так как вы молоды, так как вы еще не совсем испорчены, выслушайте мой совет. Будьте осторожны в этом деле, потому что у нас есть суд и тюрьма в Гаарлеме; больше того, мы очень щепетильны во всем, что касается чести тюльпанов. Идите, дитя мое, идите. Господин Исаак Бокстель, гостиница «Белый лебедь». И господин ван Систенс, снова взяв свое прекрасное перо, стал продолжать прерванный доклад. XXVI. Один из членов общества цветоводов Роза вне себя, почти обезумевшая от радости и страха при мысли, что черный тюльпан найден, направилась в гостиницу «Белый лебедь» в сопровождении своего лодочника, здорового парня-фрисландца, способного в одиночку справиться с десятью Бокстелями. В дороге лодочник был посвящен в суть дела, и он не отказался от борьбы, если бы это понадобилось. Ему внушили, что в этом случае он только должен быть осторожен с тюльпаном. Дойдя до гостиницы, Роза вдруг остановилась. Ее внезапно осенила мысль. — Боже мой, — прошептала она, — я сделала ужасную ошибку, я, быть может, погубила и Корнелиуса, и тюльпан, и себя. Я подняла тревогу, я вызвала подозрение. Я ведь только женщина; эти люди могут объединиться против меня, и тогда я погибла. О, если бы погибла только я одна, это было бы полбеды, но Корнелиус, но тюльпан… Она на минуту задумалась. «А что, если я приду к Бокстелю, и окажется, что я не знаю его, если этот Бокстель не мой Якоб, если это другой любитель, который тоже вырастил черный тюльпан, или если мой тюльпан был похищен не тем, кого я подозреваю, или уже перешел в другие руки. Если я узнаю не человека, а только мой тюльпан, чем я докажу, что этот тюльпан принадлежит мне? С другой стороны, если я узнаю в этом обманщике Якоба, как знать, что тогда произойдет. Тюльпан может завянуть, пока мы будем его оспаривать. О, что же мне делать? Как поступить? Ведь дело идет о моей жизни, о жизни бедного узника, который, быть может, умирает сейчас». В это время с конца Большого рынка донесся сильный шум и гам. Люди бежали, двери раскрывались, одна только Роза оставалась безучастной к волнению толпы. — Нужно вернуться к председателю, — прошептала она. — Вернемся, — сказал лодочник. Они пошли по маленькой улочке, которая привела их прямо к дому господина ван Систенса; а тот прекрасным пером и прекрасным почерком продолжал писать свой доклад. Всюду по дороге Роза только и слышала разговоры о черном тюльпане и о премии в сто тысяч флоринов. Новость облетела уже весь город. Розе стоило немало трудов вновь проникнуть к ван Систенсу, который, однако, как и в первый раз, был очень взволнован, когда услышал магические слова «черный тюльпан». Но, когда он узнал Розу, которую он мысленно счел сумасшедшей или еще хуже, он страшно обозлился и хотел прогнать ее. Роза сложила руки и с искренней правдивостью, проникавшей в душу, сказала: — Сударь, умоляю вас, не отталкивайте меня; наоборот, выслушайте, что я вам скажу, и если вы не сможете восстановить истину, то, по крайней мере, у вас не будет угрызений совести из-за того, что вы приняли участие в злом деле. Ван Систенс дрожал от нетерпения; Роза уже второй раз отрывала его от работы, которая вдвойне льстила его самолюбию и как бургомистра, и как председателя общества цветоводов. — Но мой доклад, мой доклад о черном тюльпане! — Сударь, — продолжала Роза с твердостью невинности и правоты, — сударь, если вы меня не выслушаете, то ваш доклад будет основываться на преступных или ложных данных. Я вас умоляю, сударь, вызовите сюда этого господина Бокстеля, который, по-моему, является Якобом, и я клянусь богом, что, если не узнаю ни тюльпана, ни его владельца, то не стану оспаривать права на владение тюльпаном.