От этого замечания у меня закипает кровь. – Представляю, как вам повезло, ведь мой опекун дядя, а не вы. В комнате стоит звенящая тишина. Девушка-уриска от страха уже почти не дышит. – Мой брат, дорогая племянница, не от мира сего. Я ни за что не позволила бы ему увезти тебя на край света, знай я… – Тётя умолкает. В её сверкающих яростью глазах плещется невысказанное. – Знай вы что? – требую я ответа. Как она смеет так говорить о дяде! Оскалив зубы в недоброй улыбке, тётя нависает надо мной: – Знай я, что ты вырастешь и отвергнешь предложение, о котором мечтает любая девушка Гарднерии! Она смотрит на меня с такой неприкрытой злобой, что я отшатываюсь. Такой тётю я ещё не видела. Однако в следующее мгновение она снова смотрит на меня с любезной улыбкой, скрыв истинные чувства за плотной завесой. – Что ж, придётся тебе передумать, вот и всё, – спокойно сообщает тётя, слегка постучав пальцем по пустой чайной чашке. Служанка-уриска наливает чай так поспешно, как будто от этого зависит её жизнь. Тётя молчит и неторопливо помешивает ложечкой чай со сливками. – Переубедить можно любого, если знаешь как. Я с опаской слежу за каждым движением тёти, когда она подносит к губам фарфоровую чашечку своими длинными тонкими пальцами. – Слабое место есть у каждого из нас, Эллорен. И у тебя тоже. – Тётя Вивиан пристально смотрит мне в глаза. – Я бы не хотела… искать твоё. Глава 14. Икариты Следующим утром мы молча, не обмениваясь по пути ни единым словом, едем в храм. Карету тёти Вивиан сопровождает личная стража. Над Валгардом собираются тучи – предвестники бури. Прижавшись щекой к окну, я смотрю на клубящиеся облака. Гарет и братья давно уехали… Жаль, что мне пришлось задержаться. Тётя Вивиан изучает меня холодным взглядом, видимо изобретая новые способы сломить моё упрямство. Все пятнадцать дней, что я прожила с ней, тётя убеждала меня согласиться на обручение, каждый день выдумывая новые причины. Она не отпускает меня ни на шаг, всё ещё надеясь, что я сдамся и обручусь с Лукасом Греем до отъезда в университет. Мы выезжаем в храм Валгарда так рано, потому что тёте Вивиан необходимо обсудить с пастырем Фогелем какие-то государственные дела. А потом, по её настоянию, останемся на службу, где конечно же случайно будет и Лукас с родственниками. При мысли о новой встрече с Лукасом у меня пылают щёки. После службы я отправлюсь в карете в университет. Рейф с Тристаном и Гарет уехали верхом ещё утром. Уж лучше бы меня отпустили с братьями. Как надоели мне эти затейливые, сковывающие движения одежды, в которых и шагу свободно не ступить! И ещё мне очень хочется вырваться из-под назойливой опеки тёти Вивиан, лететь верхом с братьями в многолюдный, бурлящий жизнью университет. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Ещё немного – и только меня и видели. Тёмный лес домов впереди расступается, и перед нами открывается огромная круглая площадь, в центре которой возвышается мраморная статуя моей бабушки. Хорошо бы разглядеть черты её лица – может, я снова увижу себя, как в зеркале, но статуя слишком далеко. У самой площади карета поворачивает направо, и при виде главного храма Валгарда я едва сдерживаю крик восхищения. Он даже прекраснее, чем я думала! Тёмные, широкие у основания колонны вздымаются к небу, сливаясь в единый шпиль, на верхушке которого серебрится шарик Эртии. Собор построен из железного дерева. Три арки – огромная в центре и две поменьше по бокам – обрамляют великолепную резную дверь, украшенную сценами из «Книги древних». Карета останавливается, и я выбираюсь наружу, едва не поскользнувшись на ступеньках. Под ноги смотреть некогда – запрокинув голову, я жадно рассматриваю головокружительно великолепное здание. Серебристая сфера сияет на фоне темнеющего неба. В соборе тётя показывает на одну из бесчисленных резных скамеек. – Сядь сюда, – строго бросает она и уходит, стуча каблучками, к балдахину над помостом. У алтаря стоят два храмовых служителя в тёмных широких мантиях. Они зажигают свечи и воскуривают фимиам. На груди у каждого серебрится знак Древнейшего – белая птица. Над алтарём покачивается ещё один шар Эртии. Тётя Вивиан подходит к служителям и о чём-то с ними шепчется. Фигуры в мантиях по очереди немного оборачиваются, отчего у меня внутри всё будто завязывается в тугой, неприятный узел. А потом все вместе они уходят в боковую дверь, и я остаюсь одна в огромном пустом храме. Усталая и опустошённая, я опираюсь ладонями о деревянную скамью. Однако вскоре деревья, из которых выстроен этот необыкновенный собор, утешают меня, словно напевая колыбельную. Бессчётные колонны – прямые, наклонные, витые – поднимаются к асимметричному потолку, украшенному перекрещивающимися арками. Я как будто сижу под корнями гигантского сказочного дерева. Закрыв глаза, я глажу полированную скамью и вдыхаю сладковатый аромат. Когда в голове проясняется, я открываю глаза и вижу рядом с собой «Книгу древних». Я беру в руки фолиант в чёрном кожаном переплёте и осторожно провожу пальцем по золотистым буковкам на корешке. Эту книгу я знаю почти наизусть. Тайком от дяди, который вообще не одобряет религию, я много лет держала под подушкой издание, некогда принадлежавшее бабушке. Ту книгу давно, ещё в детстве, передала мне тётя Вивиан. Иногда, ночью, когда бывало особенно грустно и я сильно тосковала по родителям, молитвы из «Книги» дарили мне надежду и утешение. Под глухие раскаты грома я открываю первую страницу. Творение В начале существовал только Древнейший. Вселенная была огромна и пуста. Из бесконечной, непостижимой пустоты Древнейший сотворил планеты и звёзды, солнце и луну. И Эртию, нашу Великую Сферу. И на Великой Сфере Древнейший отделил твердь от воды и создал всё живое: зелёные растения, птиц в воздухе, животных в полях, лесах и в воде. И посмотрел Древнейший на своё творение – и возрадовался. Осенил Древнейший дыханием жизни Великую Сферу, и из семян священного Железного Дерева появились на свет Первые Дети, кои населили Великую Сферу, и Ангелы Небесные – дабы жить на Небесах. Сначала они жили мирно. Всё сущее почитало и славило Древнейшего, все ему повиновались. Но пришло время, когда крылатые Ангелы усомнились. Они сочли себя выше самого Древнейшего, назвали Небеса своими безраздельными владениями и отказались поклоняться создателю. Пришло время, и Ангелы спустились к Первым Детям и призвали их отвернуться от Древнейшего и почитать их, обитателей Небес. Первые Дети в гневе отказались и ответили, что станут и дальше почитать и славить только Древнейшего, и никого больше. Тогда Ангелы в ярости наслали на Первых неисчислимые бедствия: оборотней, нападавших по ночам, виверн, бросавшихся с небес, злых колдуний, сбивавших с пути, и прочих чудовищ и обманщиков, внося раздор в ряды Первых Детей и приводя их в смятение. И взглянул Древнейший на творения свои, и увидел страдания Первых Детей, и узнал, что Ангелы Небесные обратились в Зло в предательстве своём. Поразил Древнейший Ангелов Небесных и низверг их на твердь Великой Сферы. И заговорил Древнейший с бывшими Ангелами Небесными, ныне Исчадиями Зла: «С этой минуты вы не дети мне, и имя вам даю Икариты, наипрезреннейшие из всех созданий на свете. Скитаться вам по тверди Великой Сферы и никогда не обрести покоя. Мои истинные создания, Первые Дети, однажды сокрушат вас и лишат крыльев». И пришло время, и сошлись истинные дети со всех концов Великой Сферы, и сокрушили Исчадия Зла. И до сих пор Первые Дети почитают Древнейшего, и славят его, и повинуются ему. Так заканчивается первая книга Творения. Пробегая взглядом по разноцветным витражам, поблёскивающим между колоннами, я вспоминаю священные тексты. Каждая картина из кусочков стекла напоминает о важном событии, описанном в наших книгах. Яркие цвета сегодня приглушают грозовые тучи. На первом витраже – Древнейший в образе белой птицы. Он посылает на Эртию лучи света. При виде этой знакомой с детства картины меня переполняют тепло и покой. Вот Галлиана, невольная пророчица, верхом на громадном огненном вороне выводит людей из рабства. В руке у неё Белый Жезл. Рядом Первые Дети обретают ярко-синие железные цветы – символ Древнейшего – как обещание хранить их и впредь от гнёта и тирании. Тем, у кого в руках железный цветок, не страшен огонь демонов. На рукаве моего платья тоже вышит железный цветок – он оберегает меня от опасностей. Дальше стеклянной мозаикой искусно выложены сцены битв: Первые Дети сражаются с крылатыми демонами-икаритами, уворачиваясь от огненных струй; бьются с кровожадными оборотнями – волками, лисами и вивернами с глазами-щёлками и раздвоенными языками. А наверху, надо всеми, Древнейший озаряет Сферу лучами света. Погрузившись в воспоминания об уроках религии в далёком детстве, я вдруг замечаю какое-то движение у витража с атакующей виверной. Над головой смертоносной рептилии в квадратике прозрачного стекла мелькают чьи-то глаза. На мгновение показывается крепкий серебряный клюв и… снова пустота. Страж! Даже не пытаясь преодолеть охватившее меня любопытство, я выхожу из собора через массивные парадные двери. Снаружи в воздухе ощущается странное движение. Где же белая птица? В самом центре площади возвышается каменная статуя моей бабушки. На улице тихо… пугающе тихо. Нет даже крикливых чаек, к которым я привыкла в Валгарде. Тёмно-серые облака взрываются молнией, издали доносится глухой рокот грома. Со всех сторон к собору медленно тянутся клубящиеся облака.