Однако, стоит мне бросить взгляд на открытую дверь, радость тут же испаряется. Уж слишком тяжёлое испытание ждёт меня там, внизу. Собрав волю в кулак, я принимаю решение. Если мне суждено с треском провалиться, то пусть это случится под прекраснейшую из скрипичных мелодий. Осторожно прижимая к себе инструмент, я беру партитуру и решительно выхожу из комнаты навстречу судьбе. М-да… в таких узких, неудобных туфлях шагается не очень-то уверенно. В бальном зале у меня пересыхает во рту, мышцы живота сводит судорогой и – что хуже всего – начинают трястись руки. Тётя встречает меня любезной улыбкой. Она беседует с пастырем Фогелем и членами Совета. Маркус Фогель снова обращает на меня свой настойчивый, немигающий взгляд. Он что, читает мои мысли? – Благодарю вас за эту… необыкновенную скрипку, тётя Вивиан, – срывающимся голосом говорю я. – Я рада, что тебе понравилось, милая, – светится улыбкой тётя. – Мы ждём! Она показывает на позолоченный нотный пюпитр рядом с оркестром, прямо перед великолепным роялем из чёрного дерева. Ножки инструмента украшены резными листьями и ветками. Тётя Вивиан ведёт меня к пюпитру. Музыканты вежливо кланяются и улыбаются. Я склоняюсь над футляром и дрожащими пальцами вынимаю драгоценную скрипку. – Это Энит, – слышится тётин голос. Я поднимаю голову и вижу совсем рядом девушку-уриску с огромными сапфировыми глазами и ярко-голубой кожей. – Она будет переворачивать тебе страницы. – Какие страницы? Тётя смотрит на меня так, будто сомневается, в своём ли я уме. – Ноты. – Ах да… конечно. Выпрямившись, я расправляю листки пергамента и передаю их уриске. Она касается моих дрожащих рук и беспокойно хмурится. Разговоры в огромном зале понемногу стихают, и гости поворачиваются к хозяйке. – Хочу представить вам мою племянницу Эллорен Гарднер, – хорошо поставленным голосом говорит тётя. – Некоторые из вас с ней уже встречались, другие будут учиться вместе с ней в университете. К моему ужасу, в первые ряды пробирается Фэллон с большой свитой. Потянувшись к пюпитру, я случайно задеваю партитуру, и страницы разлетаются по полу. – Простите, – хрипло бормочу я. Мы с уриской почти одновременно нагибаемся, чтоб собрать ноты. Фэллон и остальные хихикают, пытаясь скрыть веселье за кашлем. Наконец, сгорая от стыда и унижения, я выпрямляюсь. Уриска забирает у меня страницы, не желая снова ползать по полу из-за моей неловкости. Я вынимаю скрипку из футляра, пристраиваю её на плече, прижав подбородком, и поднимаю смычок, изо всех сил напрягая дрожащую руку. Фэллон с друзьями злобно пялятся на меня, ожидая провала. Айслин Грир, которая тоже пробралась поближе, дружески кивает, желая удачи. Я понимаю, что если простою так ещё хоть минуту, то меня стошнит от ужаса. Пора начинать. Смычок с громким скрежетом пикирует на скрипку, и я морщусь от удивления – откуда это дребезжание? Так отвратительно я никогда не играла. И всё же я не останавливаюсь, вожу смычком по струнам, пытаясь нащупать мелодию. Такое впечатление, что дрожащие руки мне больше не подчиняются и двигаются сами по себе. Я замираю, всё ещё прижимая к себе скрипку и не смея взглянуть на гостей. Из глаз текут слёзы. С того места, где стоит Фэллон, доносятся смех и смущённое покашливание. От этих противных звуков я вдруг прихожу в себя и снова чувствую тепло скрипки. Дерево нежно пульсирует, я вижу грубые, сильные ветви старого леса. Взбодрившись, я взмахиваю онемевшими руками, прогоняю дрожь и начинаю заново. На этот раз смычок нежно касается струн, и мелодия звучит по-ученически правильно. Я упрямо играю такт за тактом, изумительная скрипка помогает превратить мои потуги почти в волшебную музыку… А потом начинается это… Сзади раздаются другие звуки – кто-то аккомпанирует мне на рояле. И не просто аккомпанирует, а великолепно играет, оплетая волшебными звуками моё соло на скрипке. Не веря своим ушам, я замираю. Пианист подхватывает мою готовую сорваться мелодию, прикрывает ошибки арпеджио и импровизирует. Скрипка согревает меня невидимым облачком тепла, колючие еловые ветви колышутся, успокаивая и помогая сосредоточиться. Понемногу музыка захватывает меня, смычок уверенно порхает по струнам, ноты всплывают в памяти до последней чёрточки, и я закрываю глаза. Я знаю эту мелодию наизусть. Толпа гостей растворяется в тумане. Остаются лишь скрипка, рояль и музыка. А потом, не вспоминая о спасительной поддержке рояля, я отправляюсь в полёт, повинуясь самой прекрасной музыке на свете, и играю, даже когда рояль умолкает, играю соло, позабыв обо всём. К глазам подступают слёзы, мелодия достигает апогея, проникая в самое сердце. Музыка струится сквозь дерево смычка и скрипки, и я мягко завершаю пьесу печальным аккордом. Опустив смычок, я ещё мгновение стою с закрытыми глазами в гулкой тишине. А потом зал разражается громом аплодисментов, и я открываю глаза. Ко мне спешат с поздравлениями гости и оркестранты. Фэллон Бэйн с нескрываемым ужасом смотрит на меня огромными, как блюдца, глазами, забыв закрыть рот. Её друзья восхищённо аплодируют. Значит, я действительно неплохо сыграла! Обернувшись к моему спасителю за роялем, я на мгновение застываю столбом. Передо мной очень красивый юноша. Пожалуй, такого красавца я ещё не встречала. У него правильные, мужественные черты лица, щегольской армейский мундир и удивительно притягательные зелёные глаза. И он мне улыбается. Я знаю, кто это, можно обойтись без церемонии знакомства. Лукас Грей. С изящной лёгкостью он поднимается из-за рояля. Высокий, широкоплечий, с телом прирождённого атлета и грацией пантеры. На рукавах его чёрного мундира мерцают пять серебряных полосок. Он идёт ко мне, но рядом с ним как из-под земли вырастает Фэллон Бэйн и берёт его под руку, прожигая меня взглядом. Лукас с весёлым удивлением приветствует Фэллон, и снова смотрит мне в глаза, приподняв брови, будто приглашая посмеяться над шуткой, известной только нам. По другую руку от Лукаса появляется тётя Вивиан и обращается к Фэллон с любезной, но холодной улыбкой. – Фэллон, дорогая, – щебечет тётушка, – нам с пастырем Фогелем срочно нужно с тобой переговорить. Фэллон в растерянности хлопает глазами, пытается протестовать, но не может выговорить ни слова. Лукас не сводит с меня глаз, явно забавляясь. – Пойдём, дорогая. – И тётя Вивиан показывает Фэллон на другой конец зала, где пастырь Фогель стоит в окружении восхищённой свиты. В ответ на мой беззвучный вопрос Фогель едва заметно одобрительно кивает. Фэллон выпускает руку Лукаса, словно расставаясь с выстраданным сокровищем. – Я скоро вернусь, – шипит она, проходя мимо. Тётя настойчиво уводит Фэллон, а та несколько раз оборачивается, пронзая меня ненавидящим взглядом. Наконец я могу спокойно рассмотреть Лукаса. О Древнейший! Какой же он красавец! – Спасибо, что подыграли мне, – от чистого сердца благодарю я. Лукас непринуждённо опирается о крышку рояля. – Рад был помочь. Не часто выпадает случай сыграть дуэтом с гениальной скрипачкой. Это большая честь. – Это я-то гениальная скрипачка? – усмехаюсь я. – Да я всё начало смазала. В глазах Лукаса вспыхивают весёлые искорки: – Это от волнения. Но вы быстро взяли себя в руки и показали свой истинный талант. Он лениво поднимается и протягивает мне руку: – Я Лукас Грей. – Знаю, – неуверенно отвечаю я. Рукопожатие Лукаса уверенное и крепкое. – Вы знаете? – переспрашивает он, приподнимая брови. – Откуда? – Это из-за Фэллон. Когда она взяла вас под руку, я всё поняла. Она упоминала, что вы с ней скоро обручитесь. – Неужели? Так и сказала? – снова ухмыляется он.