— Ну да. Быть может вы и правы, — неуверенно ответил Сергеев. — Быть может? — ласково уточнил жандарм. — Или такое случается? — Вы правы. Такое частенько бывает. Вы знаете, сейчас со мной работает отвратительный юноша. Он носит серьгу в ухе, слушает жуткую музыку, и я лично видел у него на плече какую-то ужасную татуировку. И при этом мерзавец вполне себе неглупый. Страшно понимать, что уходит целая эпоха приличных людей. Раньше было по-другому. — Непонимание ведет к неприязни. Я вот иногда ловлю себя на мысли, что хочу убить кого-нибудь из коллег, с кем у нас разные взгляды на работу. У вас такого не бывает? — Нет, — мужчина вновь снял очки и принялся натирать стекла тканью. — Что вы, мастер. Я человек порядочный и мирный. Все же я не подросток, чтобы допускать такие мысли. — А когда вы работали с Сеченовым? — Нет, что вы, мастер Иванов, — поспешно ответил Сергеев, но голос его едва заметно дрогнул. Мужчина уже внимательнее присмотрелся к кружке. Иванов вздохнул: — Вы поразительный человек. Мне бы ваше терпение. Сергеев промолчал, подозрительно глядя на жандарма. А Дмитрий продолжил: — А еще, на работе часто случаются конфликты. У вас были конфликты с Сеченовым? — Нет… — начал Сергеев, и заметив удивление на лице жандарма, быстро добавил: — Не знаю. Точнее, не помню. Прошло так много времени. Иногда я забываю, что ел на завтрак или когда менял носки. — Странно, — протянул Дмитрий. — Обычно такие конфликты хорошо запоминаются. Люди испытывают злобу или стресс. Яркие эмоции. Роман потер ладонью подбородок: — Мы оба были добросердечными людьми, для которых наука была важнейшим в жизни, — ответил он. — Наверное, поэтому и сработались. Иванов кивнул: — Понимаю. И никто никого не притеснял, не пытался быть главным? — Нет, что вы? — воскликнул Сергеев, и как мне показалось, в голосе молодого мужчины прозвучали нотки возмущения. И Иванов почуял их, словно натасканная на красные грибы собака. Он впился в эту тему стальной хваткой: — Сеченов же был старше вас. Старая школа. У него было больше опыта, знакомств, связей, последователей. Больше научных работ. Наверняка его и назначили главным. — Нет! — выкрикнул парень и ударил по подлокотнику кресла. — Да, он был старше. Но работ было больше у меня! Я весьма талантлив. И на многое способен! Роман понял, что погорячился и принялся утирать рукавов выступившую на лбу испарину. — А вас поставили к нему в подчинение, — с сочувствием произнес жандарм. — И при этом вы уверены, что между вами не было конфликтов. Хотя даже сейчас вы полагаете, что вы умнее, чем он. — Я не только полагаю. Но и на самом деле умнее! — вновь вспыхнул Сергеев. Лицо его раскраснелось и темные пятна пошли вниз по шее. — Понимаю, — невозмутимо продолжил жандарм. — Раз смогли всех обмануть. Ловко все провернули, правда. Роман открыл было рот, но промолчал. Но по его виду было понятно, что жандарм почти разбередил старую рану. — Кстати, если бы эксперимент увенчался успехом, то результат скорее всего назвали экспериментом Сеченова-Сергеева, — словно между прочим произнес Иванов. — В честь погибшего ученого. И его имя было бы первым как дань уважения великому человеку. На лице Сергеева проступила гадкая ухмылка. Он враз перестал казаться растерянным и отстраненным. Мужчина откинулся на спинку кресла, и скрестил руки на груди: — Этот разговор не имеет смысла. Дальше я продолжу только в присутствии адвоката. Потому как вы говорите гадкие вещи, которые я терпеть не намерен. Не думайте, что я не понимаю, к чему вы ведете. Решили заработать на скандале себе славу? Не за мой счет. — Как скажете, — согласился Иванов, и я решил, что пора заканчивать этот балаган: — Это бесполезно, мастер Сергеев, — торжественно произнёс я. — У нас есть один свидетель. И он сможет подтвердить в суде, что вы спланировали и избавились от Сеченова. Это будет умышленным убийством без смягчающих обстоятельств. Впрочем, Роман уже увидел того, о ком я говорил. Призрак вплыл в комнату через окно. Душегуб побледнел, вскочил с кресла, опрокинув его. А потом залепетал тоненьким голоском, указывая в сторону Сеченова: — Он, он… — Мастер Сеченов существует в межмирье потому, что им движет одно желание: месть, — охотно пояснил я. — И сейчас он вполне может ее осуществить. Призрак очень силен. А жандармы никак не смогут этому помешать. К сожалению, я тоже. Здесь, в кабинете, стоят руны, которые блокируют силу. — Ты отравил меня, тварь! — прошипел Сеченов, сверля Сергеева полным ненависти взглядом. — Свел в могилу. И я отплачу тебе тем же. Мерзавец! — Не надо. Я скажу, скажу, — завыл Сергеев, трясясь всем телом. Я даже подумал, как бы беднягу не хватил удар. — Мало сказать. Надо документально это подтвердить, — ответил Дмитрий, на удивление спокойно относящийся к виду призрака. Возможно, уже начал привыкать к этому явлению. — Под протокол! — скулил душегуб. — Только не подпускайте его ко мне. Прошу вас, мастер некромант. Сеченов завис в воздухе в полуметре от бледного как лист бумаги Романа. Видимо, сейчас призрак боролся с желанием расправиться с бывшим коллегой. И Сергеев это понял: — Пишите, мастер Иванов. Я, Роман Сергеев, работал с мастером Сеченовым над проектом «Летний туман», — затараторил он. — И когда эксперименты начали давать положительные результаты, я решил избавиться от коллеги, так как испытывал к нему… оооой… — Что за «ой»? — флегматично уточнил жандарм. — Ли… личную неприязнь. Вы правы, я завидовал его успехам. Завидовал и злился. И потому добавил в ее чашку… В этот момент мужчина вновь уставился на кружку и в его глазах появилось узнавание. — Я отравил Сеченова, — проговорил ученый помертвевшим голосом. Я довольно улыбнулся и встал с кресла: — Вот и отлично. У меня только один вопрос, мастер Сергеев. Все эти годы вас не мучило чувство раскаяния? Роман уронил голову, но ничего не ответил. И я вышел из кабинета. Рука руку моет Я вышел на крыльцо отделения, спустился по ступеням и обогнул здание. Через открытое окно я слышал, как Сергеев дает показания в кабинете Иванова. Выждал, пока жандарм не произнес: — Напишите внизу «с моих слов написано верно и мною прочитано». И подпишите. — А мне это зачтется? — робко уточнил Роман. — Не переживайте, — обнадежил его жандарм. — Сотрудничество со следствием всегда учитывается судом. Я усмехнулся, тихонько позвал Сеченова. И спустя несколько секунд, призрак оказался возле тотема: — Спасибо, Павел Филиппович, — произнёс он. — Это, конечно, не смерть… — Это куда лучше, — заверил я ученого. — Теперь ближайшие пятнадцать лет Сергеев проведет на каторге в Сибири. А это, скажу я вам, куда хуже смерти. — Ну… — замялся Сеченов. — Наверное. — Поверьте, — продолжил я. — Роман окажется в месте, где нет привычных ему удобств. Сейчас он считает самым раздражающим для себя событием прилипшие к конфетам фантики. Скоро его реальность изменится. Душегубам приходится несладко. Тем более тем, кто использует яды. К ним суды особенно суровы. — Так или иначе, я доволен. — согласился со мной Сеченов. — И теперь я ваш должник. — Значит, скоро сочтемся, — улыбнулся я, и щелчком убрал тотем, отправив призрак ученого в межмирье. А затем развернулся и направился к парковке. Иванов нагнал меня, когда я уже вышел к крыльцу: — Благодарю вас за помощь, Павел Филиппович, — начал он. — Признание оформлено и подписано. За спиной парня хлопнула дверь, и двое жандармов вывели из отделения задержанного ученого. Руки его были скованы за спиной блокирующими силу браслетами. — Гордитесь собой, господин некромант? — бросил он мне внезапно. — Это ведь вы все устроили. И зачем? Чтобы империя лишилась одного из самых светлых умов? — Не думаю, что Петроград нуждается в очередном душегубе, — ответил я без улыбки. — И я считаю, что следующей вашей жертвой оказался бы паренек, о котором вы упомянули. Тот, с татуировкой на плече. — Он бездарность! — взвизгнул Сергеев, видимо, позабыв, что чуть ранее сам говорил, что его напарник далеко не глуп. — Надеюсь, жизнь будет к вам добра и без синяков докажет, что зависть — плохое чувство, — бросил я и отвел взгляд от негодующего бывшего ученого.