И в его голосе мне послышалась затаенная боль. — В этом доме обитает призрачная дама. Она не желает зла хорошим людям, но если человек хочет пакостить… — Если не ошибаюсь, здесь обитает сама Любовь Федоровна Виноградова? — живо отозвался Лаврентий. — Я знаю историю ее гибели… — Мы не говорим об этом, — мягко прервал я лекаря. — Она очень привязана к Фоме. И будет помогать вам во всем. — Это как? — удивился парень. В этот момент из подвала вылетела сложенная раскладушка и стопка чистого постельного белья. — Например, принесет вам все, что потребуется — еду или воду. Если вам понадобится отлучиться, то она присмотрит за Фомой. И позовет вас, если в этом будет необходимость. Вам не стоит бояться проспать нужный момент. Просто попросите вас разбудить в указанное время, и она все сделает. — Как? — прошептал парень и в этот момент Виноградова толкнула его в плечо. — Искупитель… — Ее зовут Любовь Федоровна, — поправил я и щелкнул пальцами, призывая тотем. Нить силы тут же помогла проявиться бухгалтеру. Она сидела на краешке кровати рядом с Фомой и напряженно рассматривала его лицо. То казалось бледным и заострившимся. Под глазами залегли глубокие тени. А губы стали почти белыми. — Искупитель, — вновь прошептал Лаврентий. Он выглядел потрясенным, но не сводил глаз с моей соседки. — Павел, передай ему, что я не причиню вреда, — не оборачиваясь, попросила Виноградова. — Если наш новый лекарь боится призраков… — Я не боюсь, — ответил парень и сделал шаг к кровати. Виноградова оглянулась и, наконец, поняла, что ее видят. Поднялась на ноги и подошла к лекарю. — Прошу вас, Лаврентий Лавович, вылечите нашего Фомушку, — взмолилась она. — Я буду вам благодарна до конца времен. — Я все для вас сделаю, — пообещал лекарь, прижимая стиснутые кулаки к груди. И, прежде чем я успел его остановить, добавил, — клянусь вам, Любовь Федоровна. Женщина словно не заметила его обещания. Просто рассеянно кивнула и уточнила: — Давайте я приготовлю вам чай. Вы наверняка и ужин пропустили со своей работой, все так? — Да… то есть, не стоит беспокоиться, — тотчас забормотал Лаврентий. — Бросьте, юноша. Мне важно чем-то заняться, иначе… я сойду с ума, — она оглянулась на Фому и на мгновенье показалась потерянной. — Он кажется мертвым. Такого быть не должно. Бедная Иришка. Она ведь… Женщина прошла мимо нас к кухарке, которая все еще сидела на диванчике. — Дорогая, пойдем, я заварю тебе чай. И уложу спать… Девушка растерянно оглянулась и встала на ноги, чтобы пойти за призраком. — Она такая… — Лаврентий смотрел вслед Виноградовой с щенячьим восторгом. — Она о нас заботится, — согласился я, несколько смущенный сценой, которую наблюдал. — Извините, я просто не ожидал, что увижу ее такой… — парень снял очки и принялся натирать стекла полой рясы. — Вам что-то нужно? — Мне обещали привезти кое-что из моих личных вещей. Ничего особенного, всего лишь несколько книг и домашнюю одежду. Если, конечно, вы не возражаете, мастер Чехов. — В моих интересах обеспечить вас всем необходимым, — отозвался я, подходя к кровати, на которой неподвижно лежал Питерский. Отчего-то он показался не таким здоровым, каким был всегда. Словно бы уменьшился в размерах. Даже кровать вдруг стала слишком большой для него. — Я могу поговорить с вами откровенно, — глухо попросил я, обращаясь к гостю. — И прошу у вас обещания, что все, что вы услышите и узнаете в этом доме, осталось тайной для всех окружающих. — Если это не грозит Империи, — оробел парень. — Даю слово, что наши секреты вполне безобидны, — уверил я Лаврентия. — Но если кто-то узнает о вашем подопечном правду, то это может стать проблемой для него. А значит, и для меня. — Тогда я обещаю вам, что сохраню в секрете ваши тайны. Все, о которых узнаю в этом доме. Парень с готовностью ждал продолжения. Я замялся, подбирая слова, а затем произнес: — Фома не совсем человек. Он принадлежит особому виду, которых в народе зовут шаманами-оборотнями. — Вы серьезно? — парень обошел меня и по-новому посмотрел на Питерского. — Он не оборачивается полностью. Но иногда у Фомы появляются кошачьи уши. — А человеческие при этом остаются? — живо уточнил лекарь. — Что? — опешил я. — Ну, уши вырастают из человеческих или появляются на макушке, а обычные остаются на месте? — Вроде остаются, — обескураженно ответил я. — Значит, он не принял зверя полностью, — деловито пояснил Лаврентий, а потом уставился на меня с уже знакомым восторгом. — Вы хоть понимаете, насколько это потрясающе? — Вы не сомневаетесь, что я говорю правду. Значит, уже встречали подобных существ? — Только в теории, — вздохнул парень. — Мой учитель долгое время провел в экспедициях на Урале и уверял, что там живут подобные… — Прошу вас запомнить, что никто не должен знать об этом, — строго продолжил я. — Иначе нам могут грозить неприятности. Вы же понимаете, что мир кое-как готов принять даже некроманта, если он ведет себя прилично. Но оборотня… — Перевертыша, — поправил меня Лаврентий и пожал плечами. — Я никому не стану говорить об этом. Уверяю, что для меня это также невыгодно. И может навредить моей репутации. Я не хочу прослыть сумасшедшим, как мой наставник. Но вы ведь не станете возражать, если я воспользуюсь трудами своего учителя, чтобы понять, как лучше лечить вашего помощника? — Не стану, — подтвердил я. — Наоборот буду весьма вам благодарен… — Это моя работа, — отмахнулся парень. — Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы Фома скорее пошел на поправку. Спасибо, что открыли мне его тайну, мастер. Теперь мне стало ясно, как он смог выжить. Ведь после такого взрыва… — Что вы успели заметить на месте происшествия? — решил я уточнить детали. — Похоже, что в машину что-то подкинули через окно. По крайней мере, так говорил жандарм, который дежурил на месте преступления. Вроде как автомобиль остановился на светофоре, и кто-то смог пробить заднее стекло и закинуть туда бомбу. Представляете? Я нахмурился: — Кто-то сумел пробить бронированное стекло? Это невозможно. — Взрыв раскурочил салон изнутри. Перегородка между водителем и задним диванчиком была опущена. И жандармы никак не могли взять в толк, как он успел среагировать, а затем еще и выжить с такими ожогами. За спиной послышался жалобный звук посуды. Мы обернулись и заметили Виноградову, которая стояла на пороге. Она держала перед собой поднос и пыталась оставить на лице кожу. Однако кости выступили наружу, ужасающая рана на лбу казалась свежей. Стоило отдать должное Лаврентию. Он не испугался и не попятился. Вместо этого подошел к призраку и забрал у нее поднос. — Спасибо за угощение, Любовь Федоровна. Я вам весьма обязан. С утра толком ничего не ел. Голова немного кружится от усталости. А мне сейчас надо восстановить силы. — Постарайтесь не выгорать, юноша, — прошелестела призрачная дама, которая уже справилась с эмоциями. — Насколько глубоки ожоги? — Будь он человек, то наверняка бы умер, — буднично продолжил Лаврентий, располагаясь в кресле. — Когда я прибыл на место, то с него успели стянуть куртку и футболку. Как мне сказали, кожи там почти не осталось. Я осторожно посмотрел на хозяйку дома, но она устроилась на краю кровати Фомы и внимательно слушала лекаря. — Однако, когда я приступил к его лечению, то все показалось не так уж страшно. Я ввел пострадавшего в сон, чтобы наверняка не очнулся во время транспортировки и лечения. И принялся вливать силу. Та девушка… — Иришка, — подсказала Виноградова. — Эта его девушка, наша кухарка. — Она пришла в себя быстро и кидалась на всех, требуя, чтобы мы его вернули. Насилу смогли ее скрутить и дать снадобье. — А Фомушка все время беспокоится, что она к нему равнодушна, — женщина покачала головой. — Скажите, а он вам кто? — неожиданно спросил Виноградову Лаврентий. Та удивленно встрепенулась и посмотрела на гостя. Потом перевела взгляд на Питерского и вздохнула: — При жизни у меня никого не было. Я долгое время была одна. Но сейчас… Он часть моей семьи. Также как и Павел. Я подошел ближе к призраку и дал ей чуть больше сил, чем до этого. Женщина благодарно мне улыбнулась, а потом сама оборвала нить энергии, становясь невидимой для гостя. — Не трать на меня слишком много, — пояснила она с грустной улыбкой. — Да и непривычно мне быть на виду. Лаврентий слишком уж странно на меня смотрит, не находишь? Мне пришлось кивнуть, так как обсуждать поведение лекаря при нем было неудобно.