— Если вам лиса пообещала, что не обидит девчонку, то так и будет, — заверил меня Фома. — Лиса? — я насторожился. Парень пожал плечами, а потом фыркнул, словно запах в комнате его раздражал. — Лисы просто так не появляются, вашество, — пояснил он. — Это не перевертыши, которыми рождаются. — Я не слышал об этой расе, — смущенно признался я. — Может расскажешь? — Отчего не рассказать то, — простодушно ответил Питерский. — Только вы учтите, вашество, что я вам поведаю то, что слышал сам. Поговаривают, что лисы никогда не рождаются. Ими становятся женщины, которым было горько. Те, с кем судьба была жестока, кого жизнь испытала болью. Они должны оказаться на грани отчаяния. И если не сломаются, не перестанут бороться, то им дается великое благо — выбор стать лисой. Хотя многие говорят, что это проклятье. На другом конце света их зовут демонами. Да вот только я считаю что байки это все, вашество. Про демонов. — Ты встречал таких? — полюбопытствовал я. — Любая настоящая ведьма обязательно лиса, — совершенно серьезно заявил Фома. — Их нельзя спутать ни с кем иным. Они по обычаю рыжие, хотя иногда бывают и другой масти. Такие ба… женщины наглые, сильные, — парень потер бок, словно вспомнил о чем-то не очень приятном. — Они бьются наравне с мужчинами и никогда не опускают глаза, ежели только не захотят сбить вас с толку. Говорят то, что думают, не пытаются нравиться, острые на язык. Одним словом — ведьмы. — Так можно многих назвать, — возразил я резонно. Помощник покачал головой: — Не скажите, мастер. Лисы дарят счастье, когда сами довольны. Но ядовитые, будучи несчастными. Они травят все, к чему прикасаются, если живут худо. Потому ежели остаются одиночками, то часто уходят от людей в леса или селятся на отшибе. И становятся злыми как осенние мухи. — Ты таких встречал? — все же спросил я. — Было дело, — скривился Фома. — Та самая ведьма, которая лечила меня после раны, была лисицей. Шутила она до скрипа зубовного. Слова доброго не дождешься. Только если сама снизойдет до похвалы. — Они врут? — Лукавят, как продавцы в торговых рядах. Но без злобы. Любят загадки загадывать. Но уж ежели что лиса сама пообещает, то завсегда исполнит. — А правда, что у них есть таланты? — С ними травы говорят и деревья. Потому в лесах они как у себя дома. Лечить умеют и глаза всегда открытыми держат. — Это как? — не понял я. — Их не обмануть льстивыми речами или улыбкой. Лиса всегда чует, что у человека внутри. — Верно, — я потер подбородок. — Значит, Алена пойдет в дом к лисе. — А разве вы еще не поняли, вашество? — усмехнулся Фома и покачал головой. — Наша подопечная сама становится лисой. Потому и хорошо, что к своей товарке попадется. Та ее научит быть счастливой. Расскажет, как быть собой. И станет заботиться, чтобы та довольной была. — Вот как, — изумился я, совсем иначе оценивая возникшую ситуацию. — Значит, нам не стоит беспокоиться о том, что Алена будет плохо жить. — Об этом будет беспокоиться Рахмат, — важно кивнул парень и добавил, заметив мой удивленный взгляд, — видел, как он на нее смотрел. Прямо как в… — Питерский осекся и быстро закончил, — как я на рыбу. Мне показалось, что он собирался сказать что-то совсем другое. Но уточнять, что именно, я не решился. Не уверен, что хочу знать правду. Не сейчас. — А если лису придушить, чтобы не приносила несчастий? — спросил о другом. — Мало дураков найдется, чтобы решиться ведьму убить. Говорят, их только сжечь можно. И даже после этого лиса переродиться, вернется и накажет тех, кто ее обидел. — А если обидчиков не будет уже в живых? — Эта найдет повсюду, — загадочно заявил Питерский и не стал ничего добавлять. — Как так вышло, что никто про этих самых лис не знает? — С чего вы взяли, что не знает? — удивился Фома. — Просто не говорят о них на каждом углу. А кому положено — все в курсе. — Думаешь, и Синод? — Эти наверняка в первую очередь обо всем ведают. Только бороться с этими ведьмами незачем. Чем сильнее будут лис преследовать, тем больше их будет появляться. Потому и неизвестно, кто выйдет победителем в этой войне. Проще оставить их в покое, и лис останется совсем немного. Ровно столько, чтобы люди перестали в них верить. В очередной раз я подивился простой мудрости Фомы. В этот момент по лестнице сошла Иришка и парень повернулся к ней. На его лице появилось выражение мальчишеского восторга. — Возьми «Империал», — посоветовал я. — Уже поздно и тебе не придется останавливаться на пропускных пунктах. — Спасибо, вашество. Надо бы нам карточку и на Ласточку получить. Мне на ней спокойней. — Почему? — Проще как-то, — рассеянно пояснил парень. Я хлопнул его по плечу и проводил взглядом. А потом направился в свой кабинет, чтобы открыть пакет, который мне отдала Арина Родионовна перед тем, как попрощаться после обеда. В нем нашлись копии, снятые с дела Волкова. Дело было старым. Некоторых записей не хватало, как и страниц. Но из прочитанного я понял, что промышленник Пономарев подал жалобу на то, что у него вымогает деньги группа лиц. Однако далее упоминаний о группе больше не нашлось. И выходило, что Волков шел по делу как единственный подозреваемый. Вероятно, он взял вину на себя, чтобы получить меньшее наказание и выгородить соучастников. Сам потерпевший не смог указать на других фигурантов дела. Но Волкова уверенно опознал. По сухим заметкам дознавателя выходило, что злодей потребовал с Пономарева крупную сумму денег якобы в уплату долга. Но расписок, указывающих на существование долга не нашлось. А сам промышленник уверял, что никакого долга и вовсе не было. Времена тогда были лихие и никто с уверенностью сейчас не смог бы сказать кто из двоих лгал — Понамарев или Волков. Но нож, паяльник, лопата и пара мусорных пакетов в багажнике машины были именно у Волкова. И он довольно быстро сознался в вымогательстве, чтобы про лопату вопросов не возникало. Я не особенно удивился, когда увидел фамилию следователя. Им был Чехов. Сложив все бумаги стопкой, я отодвинул их в сторону. И задумался о том, что дело не столь однозначное, как казалось с первого взгляда. Покосился на стационарный телефон, который стоял на углу стола и понял, что хотел бы поговорить с этим человеком без протокола. В углу комнаты вздохнул тотем, напоминая, что сила все также текла от меня к Виноградовой. Только я не замечал истощения, что странно. Обычно от такого длительного «кормления» я начинал слабеть. Быть может, дело в том, что мой резерв стал больше. Я вытянул перед собой ладонь и убедился, что она не дрожит. Того и гляди однажды я, как и бабушка, смогу поднять и удерживать целое кладбище в течение нескольких часов. Она не любила вспоминать об этом случае, считая, что не стоит давать мне лишний повод стремиться к подобным безумствам. Софья Яковлевна тогда чуть не выгорела. Но смогла защитить императорского племянника, на которого организовалось покушение. Я подозревал, что охотничьем домике на болотах был вовсе не племянник, а кто-то куда более важный для империи. Иначе бабушка бы не стала так рисковать своей жизнью. Зато после произошедшего она принесла клятву верности правящему роду и получила особый статус, при котором ни одна из служб не имела прав на ее талант и талант ее потомков. По сути, она подарила себе и мне свободу. Зная княгиню, иногда я задумывался, а было ли покушение или некромантка просто выбила себе право на свободную жизнь. Спрашивать ее об этом я, конечно же, никогда бы не стал. Но думать мне никто не запрещал. Телефонный аппарат на столе внезапно разразился трелью. Я даже вздрогнул от неожиданности и снял трубку с рычагов. — Павел Филиппович Чехов. Я вас слушаю, — произнес я немного охрипшим от долгого молчания голосом. На другом конце провода громко дышали. А потом связь разорвалась и в ухо врезались короткие гудки. Я вернул трубку на место и подумал, что кто-то видимо ошибся номером. Но тут в кармане ожил мобильный. Звонила Софья Яковлевна. — У аппарата, — произнес я. — Где ты? Как… ты? — срывающимся голосом закричала она и я вскочил на ноги. — Паша? — Все в порядке. Я дома. Что произошло? — Искупитель… проклятье, — пробормотала она и мне показалось, что даже всхлипнула. — В новостях сообщили… И я подумала… какая глупость… — Ты можешь сказать, что произошло? — упавшим голосом спросил я. — На выезде из центра взорвали «Империал». Я и подумала, что это твоя машина. Наверно я старею… Я выронил трубку и зажмурился, чтобы через секунду открыть глаза. Передо мной стояла Виноградова и кости ее черепа полностью проступили через кожу. — Узнай о своим слухам, — просипел я. — Не умер ли Фома. Любовь Федоровна запрокинула голову и мне показалось, что ее глазницы полыхнули тьмой. Призрак замерцала, истончилась и истаяла. А я наклонился и взял трубку, из которой доносился голос бабушки. — Расскажи подробности, — потребовал я. — В новостях показали машину. Говорят, ее разворотило взрывом. — Жертвы? — Павел, ты ведь дома? — На ней был Фома. Я распорядился, чтобы он отвез… — в легких не осталось воздуха. — Паша, давай сначала мы узнаем подробности. Все случилось буквально минут пять назад. Сейчас… — Я обо всем узнаю. За меня не беспокойся. Все в порядке. Прости. Мне нужно позвонить кое-кому. — Хорошо, — тут же отозвалась княгиня, которая уже успела собраться. — Будь благоразумен. В комнате стало холодно, и из темной воронки в полу появилась костлявая фигура. Я не сразу узнал свою соседку. Она мало походила на человека. Выбравшись из вязкого ковра, она поднялась на ноги и оглянулась, словно не понимая, где оказалась. Уперлась в меня полыхающим мраком взглядом и оскалилась. — Где наш Фома? — громко спросил я, добавив голосу металла. Призрак тряхнула косматой головой. Волосы качнулись, обретая привычную форму, а потом и все тело призрака стало меняться. — Нет его среди мертвых, — произнесла она незнакомым голосом, в котором звучало эхо сотни чужих голосов. — Значит, жив, — кивнул я и набрал номер Морозова. Тот ответил спустя пару гудков. — Некромант, — вместо приветствия отозвался он. — Тебя не было в машине, верно? — Нет. Что с Фомой?