Я понимал, что парень лукавит. И был уверен, что он запомнил и здоровяка Фому и непривычную для этих мест машину. Но невозмутимо продолжил: — Мой помощник хотел купить дорогую жидкость, которую обычно заливает водитель нашей семьи. Вы продали ему бутылку с такой же этикеткой, но жидкость оказалась подделкой. Нам повезло, что залить эту жижу сразу в «Империал» мастер Питерский не решился. Он опробовал ее на своей Ласточке. Повезло, — я сделал акцент на этом слове, — ведь в простой машинке были открыты окна, нет кондиционера и кожаного салона. Потому вонь не осталась в салоне, а большая ее часть вышла через открытые окна. Будь мы в «Империале» — могла случиться беда. Мог пострадать и мой помощник и я сам. Парень взглянул на меня уже по-другому. Снисходительная улыбка исчезла, а на лице проступила настороженность. — Могу предположить, что вас обманул поставщик, — спокойно продолжил я. — Так что искренне советую разорвать с ним договор. И вернуть ему оставшуюся партию подделок. — А сама бутылка у вас осталась? — хитро прищурился вдруг продавец. — А чек? — Вы мне не дали чека, — насупился стоявший за моей спиной слуга. — Сказали, что на расходники квитанция не положена. А я торопился и не стал спорить. — Вы пытаетесь нас оклеветать, — возразил продавец. — Мы всегда даем покупателю чек. И закон не нарушаем. — Может все-таки вмазать ему разок, вашество? — с надеждой уточнил Фома. — А легонько ему голову поправлю. Враз вспомнит… Парень побледнел и гулко сглотнул. Видимо, он воочию представил, как Питерский «легонько» правит ему голову. — Да Искупитель с ней, с жидкостью, — беззаботно махнул рукой я. — Я же не говорил что хочу, чтобы вы компенсировали мне стоимость товара. У меня и самого товара нет, чтобы сдать его. Да и чека, как вы правильно подметили. Просто порекомендовал вам, как сделать так, чтобы обойтись без убытков и штрафов. Хотя признаться, я все же озабочусь и брошу по городу клич. Думаю, что Фома не один, кому вы продали эту самую жижу. Предложу всем пострадавшим помощь. — Какую? — пискнул парень. — Благотворительную, — медленно выговорил я слово, подозревая, что продавец его может не знать. — Дармовую, — перевел Питерский с мстительной усмешкой. Я кивнул и продолжил: — И если покупатели вашего магазина придут с жалобами — с радостью буду представлять их интересы в суде и ИмперПотребНадзоре. — Так… это ж… — Но я прибыл совсем по другому делу, — тут же отмахнулся я. — И мне нужно поговорить с владельцем магазина. — По поводу чего? — уточнил парень, который уже не ждал ничего хорошего. — В мой офис попало дело об обвинении цирюльника. И я буду защищать его в суде. По распределению, — спокойно ответил я. Услышав информацию о том, что я буду представлять Рахмата в суде, парень побледнел. Веснушки на его коже стали еще заметнее. А когда он снял трубку стоявшего на прилавке стационарного телефона и принялся быстро крутить диск, набирая номер, я заметил, что его руки едва заметно тряслись. Терпеливо подождал, пока парень свяжется с Семеновым, и когда продавец положил трубку на рычаги, поинтересовался: — Как скоро он прибудет? — Батя будет через пять минут, — ответил продавец, и я кивнул. — Хорошо. Подожду его в вашей лавке, если вы не против. Отошел от прилавка, осматривая стенды с ассортиментом. И отметил, что выбор товаров был невелик. Часть полок пустовали, а многие наборы для ремонта были произведены в соседней азиатской Империи. И вполне возможно, были ввезены в страну контрабандой. Лавочник не обманул, и глава семьи Семеновых прибыл в лавку через пять минут. Входная дверь открылась, и в помещение вошли четверо. Мужчина лет пятидесяти, и трое помоложе. Я обернулся, с интересом осмотрев вошедших. Все они были одеты без особого вкуса, но недешево. Одинаковые рубашки в полоску, штаны из темно зеленого сукна и жилеты с начищенными пуговицами из стерлингового серебра сидели на них так ловко, что стало ясно, что шили их на заказ. Тем более, мне было сложно представить, чтобы можно было найти такие странные жилеты в свободной продаже. Все вошедшие были светловолосые, с красными лицами. У молодых Семеновых на скулах, носах и челюстях виднелись следы недавней драки. Я невольно подумал, что Рахмат был хорошим воином, раз смог справиться с четырьмя крепкими ребятами. — Добрый вечер, мастер Семенов. Я прибыл в ваш магазин по поводу иска о нанесении убытков и задетой чести вашей дочери. Вы заявили, что цирюльник Рахмат нанес ей унижение тем, что коротко подстриг, из-за чего помолвка Алены Семеновой была расторгнута. Глава семейства насупился, а затем осторожно кивнул: — Все верно. Мои претензии основательны. Девка теперь выглядит как ощипанная курица. Никто в здравом уме не возьмет ее в жены. Какая красота в девке ежели волос на голове меньше, чем у пса дворового? — Вам виднее, в чем привлекательность невесты из вашей семьи, — я развел руки в стороны. — У меня есть единственное возражение. При посещении цирюльни ваша дочь назвалась мужским именем, и сама попросила подстричь ее покороче. Но увы, полагаю, что вряд ли смогу доказать это в суде. Так как ваша дочь не подтвердит это. Верно? Семеновы переглянулись, и на лице главы семейства расплылась довольная улыбка. — А в городе говорили, что Чехов не проигрывает, — едва слышно пробормотал один из сыновей, явно довольный происходящим. — Без поражений не познаешь вкуса победы, — веско заявил я и направился к выходу. — Идем, Фома. Слуга удивленно взглянул на меня, но не произнес ни слова. Покачал головой и послушно пошел за мной. Я открыл дверь, но остановился на пороге, сделав вид, что что-то вспомнил. Хлопнул себя ладонью по лбу, а затем обернулся к Семеновым. — Да, скоро к вам в лавку прибудет наряд жандармерии. Это я так, сообщаю чтобы для вас подобное не оказалось неожиданностью. Радость на лицах Семеновых сменилась недоумением: — По поводу чего, мастер? — уточнил отец семейства. — Сейчас я вернусь к цирюльнику и настоятельно порекомендую ему подать заявление о вымогательстве, — спокойно ответил я. — Каком вымогательстве? — не понял старший Семенов, и веко над левым глазом у него предательски дернулось. — Члены вашей семьи пришли в цирюльню Рахмата, и требовали три тысячи рублей, — пояснил я. — Вступили с ним в потасовку, пытались разбить витрину и грозили тем, что один из ваших детей состоит в «Сынах». Состав преступления налицо. Нападение группой четырех рож лет на пять каторги потянет. — А докажете как? — зло прищурился Семенов. — Неужто на слово поверите этому иноземцу проклятому? — В цирюльне я заметил призрака, который все видел. Приведу его в суд, и он все подтвердит, — просто ответил я и щелкнул пальцами, призвав тотем. Вызвал «Фонарь Харона» и напитал силой застрявшего в лавке призрака. Им оказался паренек лет восемнадцати в валенках, тулупе и лохматой шапке. Было очевидно, что он тут очень давно. Скорее всего умер еще до того, как Семеновы купили лавку. Он явился перед нами и сдвинул шапку набок. А я продолжил: — Хотя может быть и этот призрак что-то, да знает. И, возможно, что больше, чем надо. Эти парни хотели потребовать с цирюльника Рахмата три тысячи? — Да, — подтвердил паренек. — Болтали, что потом еще стребуют, если он первые три найдет. — А что еще они говорили? — лукаво уточнил я. — Много чего, — ответил призрак. — Ты, барин, записывать устанешь. Я кивнул и разорвал плетение «Фонаря», заставив призрака исчезнуть. А затем движением руки отменил тотем: — Думаю, этот парень знает больше, чем нужно, — продолжил я, обращаясь к застывшим членам семьи Семеновых. — И я смогу вызвать его в суд. В качестве свидетеля. Так что сушите сухари для детей, мастер Семенов. На каторге пригодятся. Я толкнул дверь, собираясь выйти, и в это момент, глава семьи смог вернуть себе самообладание: — Вы правильно сказали про «Сынов», мастер Чехов, — вкрадчиво начал он. — И анархисты проводят через нашу лавку кое-какие дела. Тимофей. Покаж! Парень с разбитым носом шагнул ко мне и задрал рукав рубахи, демонстрируя знак анархистов. — А «Сыны» горой стоят за своих, — вкрадчиво продолжил глава семьи. — Вы же понимаете, что будет с Рахматом, если он подаст заявление и его призрак проболтается о чем, о чем не следует? Речь была хороша, но на меня она не оказала никакого впечатления: — Мастер Семенов, я хоть и дворянин, но немного понимаю в территориальном делении, — ответил я. — В квартале отсюда, на жилом доме красуется знак октябристов. Так что если бы ваша семья вела дела с «Сынами», то эта лавка уже давно бы сгорела, потому что октябристы не позволят конкурирующей банде наживаться на своей территории. Хотя, признаться, тогда бы вы смогли поправить свое материальное положение, и не снизошли бы до неумелого вымогательства. Это во-первых. А во-вторых, перед визитом к вам я позвонил Гордею Петрову. И он сказал, что никакой Семенов у них не состоит. Так что я очень надеюсь, что это, — я кивнул на татуировку на предплечье застывшего парня, — сделано углем. Потому что, если она настоящая, и «Сыны’узнают, что кто-то носит их знак незаслуженно, они изловят вашего отпрыска и сведут рисунок. Предложив на выбор нож, паяльную лампу или терку для сыра. Хотя в остроге у ваших детей будет выбор, к кому примкнуть. И если они выберут 'Сынов», и их примут в ряды организации, то сделают татуировки заслуженно. Я снова развернулся и шагнул из помещения, но Семенов дрогнувшим голосом произнес: — Стойте, Павел Филиппович. Мы заберем иск и не будем иметь никаких претензий, если Рахмат даст слово высокорожденного, что не заявит жандармам. Я обернулся и покачал головой: — Еще вы прилюдно принесете извинения и посодействуете цирюльнику восстановить его деловую репутацию, которая разрушилась от ваших слухов. Семенов с готовностью кивнул, принимая это условие. — И избавитесь от партии поддельного стеклоомывателя, чтобы никто больше не пострадал, — продолжил я. — Даже вернем вам деньги за некачественный товар, — поспешно заверил меня лавочник и потянулся к стоявшей на прилавке кассе. Вынул из нее несколько купюр и положил их на стойку. Фома с достоинством забрал деньги, внимательно пересчитал их, вернул одну купюру на столешницу. — Нам чужого не надо, — проворчал он и кивнул мне. Я задумчиво потер ладонью подбородок, а затем заговорил: — Годится. Считайте, мы пришли к договоренности. Надеюсь, ничьи права не задеты? Семеновы замотали головами. — Хорошо, — заключил я и вышел из помещения, оставив семейство Семеновых обдумывать ситуацию. — А красиво это вы, вашество, — с восторгом покачал головой Фома, когда мы подошли к «Империалу». — Ты понял, что насилие — это не выход? — уточнил я, открывая дверь авто.