– Он из тех, кто дает, но ненавидит брать. – Похоже на правду. – Я взяла Биби за руку. – Ты уверена, что с тобой все хорошо? – Все в порядке, малышка. – Она погладила меня по щеке. – На самом деле я умираю с голоду. Может, закажем пиццу? – Звучит неплохо. Что скажешь насчет фильма? – А как же твоя работа в гараже? – Сегодня вечером у меня выходной. У меня были интернет-заказы, за которые стоило бы взяться. Но сегодня вечером я ни за что не оставлю Биби одну. Даже на секунду. – Ну и ну, – проговорила Биби. – Моей голове следует кружиться почаще. – Нет, не следует, – проговорила я, ощутив дрожь. – Я не разрешаю. Никогда. – Я старею, Шайло. Мне никогда не хотелось быть для тебя обузой, но… – Ты не обуза, – решительно проговорила я. – И никогда ею не станешь. Ты приютила меня, Биби. И обуза здесь только я. – Не думай так, Шайло. Никогда. Я бы сотню раз сделала это снова. – Тон ее смягчился. – Но никому не дано знать, сколько нам отпущено, милая. И мы можем лишь по полной использовать отведенное нам время. Я дорожу каждой минутой рядом с тобой. На глаза навернулись горячие слезы, но я сморгнула их. – Я тоже, Биби. Каждой минутой. Биби погладила меня по щеке, затем широко улыбнулась. – Что скажешь насчет «Мадеи»[10]? – Опять? – Я фыркнула от смеха. – Какую часть? – Первую, конечно. – Ты смотрела ее сто раз. – Значит, она и в самом деле потрясающая. – Не могу не согласиться. Хотя, в любом случае, я бы не сказала ей «нет». Я заказала пиццу и свернулась на диване рядом с Биби. Я то и дело отрывала взгляд от фильма и посматривала на дверь, через которую ушел Ронан, забрав с собой и присущую ему спокойную силу. Пока Биби хихикала над нелепыми выходками Тайлера Перри, я старалась не думать о том времени, когда этот смех умолкнет навсегда. Боль разорвала бы меня на тысячу кусочков. И некому было бы собрать меня воедино. Я осталась бы одна. Глава 6. Ронан В субботу днем мы с Миллером несли от ближайшей стоянки высокое кресло с подголовником. Мы выбрали самую короткую тропинку к пляжу, и весь путь до Хижины тащили его по валунам, обливаясь потом под палящим солнцем. Его же светлость даже не вспотел. Он всю дорогу указывал нам направление и давал советы. Когда мы добрались, Холден втиснул кресло в маленькую Хижину и с ухмылкой уселся на него. – Идеально, верно? Вообще-то ничуть. Для начала, оно было чертовски большим. Однако с тех пор, как на прошлой неделе мы привели Холдена в Хижину, он, не теряя времени даром, принялся ее обновлять. Он притащил мини-холодильник и генератор для его работы. Внутри хранилось мое пиво и водка Холдена. Но я знал, что парень купил холодильник для перекусов и соков Миллера, позволяющих поддерживать на должном уровне уровень сахара в крови. Холден также привез довольно большой чемодан для хранения гитары Миллера, чтобы парню не пришлось повсюду таскать ее с собой. И что по сравнению со всем этим значило кресло? Похоже, в голове Миллера пронеслись те же самые мысли, и он благодарно улыбнулся Холдену. – Кресло не так уж плохо. – Он закинул на плечо рюкзак, собираясь на работу, в галерею на Набережной. – Я заканчиваю в десять. – Мы тебя встретим, – проговорил Холден, и я кивнул. Частенько по вечерам мы втроем гуляли по Набережной, ловя взгляды и шепотки учеников Центральной старшей школы. Но мы не парились на этот счет. С той вечеринки у Ченса Холден стал одним из нас, и теперь наша странная группа казалась полной. Тем вечером у костра он немного рассказал нам о своем прошлом. О некоем «лагере в дикой местности», на Аляске, куда родители отправили его в пятнадцать лет. Чем бы ни был этот лагерь, он сильно подействовал на парня. Жестко. Холден провел целый год в каком-то модном санатории в Швейцарии, чтобы прийти в себя, но последствия никуда не делись. Независимо от погоды он носил пальто, шарфы и свитера. Словно случившееся с ним врезалось в плоть, заставляя постоянно мерзнуть. И я старался поддерживать для него большой костер. Сегодня он уселся в один из трех шезлонгов, стоявших вокруг костровой ямы, пока я собирал дрова. – А что насчет тебя? – спросил он, когда Миллер ушел. – Ты работаешь? – Перебиваюсь случайными заработками. – Значит, ты фрилансер. – Точно. – И живешь со своим дядей? Я не смотрел на него, уделив все внимание огню. – Я же вот почему спрашиваю, – продолжил Холден. – Прежде я тоже жил с родителями, а теперь переехал к тете и дяде. Мы похожи. Мне хотелось расхохотаться. Холден был миллиардером, чей IQ перевалил за сто пятьдесят, а одежда стоила больше, чем мое имущество, приобретенное за всю жизнь. Более разных людей и представить сложно… Но я вдруг вспомнил, как он обнажил грудь перед Фрэнки, призывая того бить прямо в сердце. – В Висконсине случилось кое-что дерьмовое, – проговорил я. – Мне пришлось оттуда выбираться. Холден задумчиво кивнул и поднес ко рту фляжку с водкой, которую всюду таскал с собой. Костяшки пальцев на его левой руке скрывались под белыми бинтами. Я тут же непроизвольно коснулся пальцами пореза на предплечье, который промыла Шайло. Она хорошо потрудилась, и рана быстро заживала. Я надеялся, что мне в напоминание останется шрам. Не о том, что Фрэнки меня порезал, но что Шайло помогла мне восстановиться. – Что случилось? – присаживаясь, спросил я и кивнул на руку Холдена. – Ах, ты об этом? – Он пошевелил поврежденными пальцами. – Или ты спрашиваешь, почему сегодня подходящий день для водки? – У тебя, кажется, каждый день подходит для водки. Наряду с холодом, который мучил Холдена в двадцатичетырехградусную жару, у него, похоже, имелись весьма серьезные проблемы с алкоголем. – Сегодня выдался особенный денек. – Он неуверенно посмотрел на меня. – Ты хочешь об этом узнать? – Если пожелаешь рассказать. Он взглянул на океан, который обрушивался на берег метрах в восемнадцати от нас. – Алкоголь помогает мне согреться, потому что Аляска кое-что отняла у меня. А взамен оставила ночные кошмары, воспоминания, дабы я не забыл, что уже никогда не смогу это вернуть. – Лагерь? Он кивнул. – Он чертовски сильно повлиял на меня, а я и с самого начала был не совсем цельным. Нас набралось семеро. Нас ломали, пока не довели практически до смерти. Или желания умереть. – Я слушал, стиснув зубы. – Так или иначе, вот почему большинство дней годится для водки. И я порой луплю кулаком по зеркалу в ванной. – Он кашлянул. – Или призываю пырнуть меня в грудь на вечеринке. Он снова взглянул на меня, в глазах его читалось сомнение. Когда я рассказывал Миллеру свою историю, то чувствовал то же самое. Холден будто бы боялся, что я выгоню его из нашей группы. А у меня не находилось слов, способных объяснить ему, что этого никогда не случится. «Но я мог бы дать ему что-нибудь взамен». – Я не живу с родителями, потому что они умерли. Холден, уже собравшийся отхлебнуть из фляжки, уронил руку на колени. – Что случилось? Я ему рассказал. И хотя не стал вдаваться в подробности, Холден слушал, почти не двигаясь. – Я был в полном смятении, – проговорил я, глядя в огонь. – Мне пришлось заново пойти в четвертый класс и десять лет жить в приемных семьях. В конце концов социальные службы разыскали брата моего отца. Поэтому я оказался здесь.