— Жду кента одного. Он откинется скоро, тогда всем вам амба и кабздец. — Ну, а зачем мне тогда с вами сотрудничать? — пожимаю я плечами и поднимаюсь с кресла. — Несите цацки свои кому другому. Мне такой клиент даром не нужен. — Отнёс бы, да хочу из союза их выкинуть. Больно приметные. Ты зубы-то свои спрячь, если не хочешь их проглотить. Вот же собака сутулая. Только что получил по чайнику, а всё никак не уймётся. — Ну… показывайте тогда… Что за диво такое дивное? Он тоже поднимается. — В Москве покажу, — щурится он. — Сюда тартать больно опасно было. — Ладно, — соглашаюсь я. — Вот ещё что… — зло говорит Назар. — То что эта лярва эсэсовская, Ева, у чекистов за щеку берёт, я знаю. Ты, стало быть тоже… на крючке у них. Попробуешь меня пристроить дружкам своим, бабе твоей доска, ты понял? Понял меня? Драть будем всей толпой, сто кругов пройдёт, пока на две части не разорвётся. И самому тебе пику в бок. Сам лично ливер тебе выпущу. Вот же козлина. Сказал и стоит смотрит, глазками своими буравит. А на меня зло такое накатывает, накрывает чёрной штормовой волной. Будто бувря по всей земле, конец света и свист Соловья-разбойника. Чувствую, как глаза чернеют, наливаются злобой, гнев, зарождаясь в груди, рвётся наружу, бьёт по мозгам, туманит разум. Он это видит, видит урод! Глаза его раскрываются, а зрачки сужаются, превращаясь в маленькие точки. — Ещё раз такое услышу, — тихо и хрипло говорю я. — Только услышу, и ты сам пойдёшь по кругу у всей Чеки. И драть тебя будут железными членами, так что твой собственный ливер из всех щелей полезет, ты меня понял? Урка поганая, ты меня слышишь? Вероятно, на это и был расчёт, потому что я успеваю заметить весёлые искорки в его глазах. А вот то, что он готовится к броску — нет, не успеваю. В тот же миг его железная рука хватает меня за горло и начинает сжиматься. Задушить он меня не успеет, а вот гортань… Твою дивизию… Твою дивизию… Горло опоясывает страшная боль, а в глазах темнеет… 24. От Назара до Лимончика Вот же гад. Ну, ладно… надо начать качаться. А то шея у юного Егора не как у цыплёнка, разумеется, но, тем не менее, не настолько крепкая, чтобы этот синий уродец обломал об неё клешни. Ладно, соберись, Егор… Соберись! Да, собственно, особо и собираться не нужно, всё ведь в голове и, хотя сейчас к мозгу приток кислорода немного ограничен, тем не менее, выстроенные цепи или что там у нас, нейронные связи, срабатывают моментально. Руки мои резко взмывают вверх, ладони складываются лодочками и хорошенько так хлопают по ушам Лимончику. Гони волну. Хлоп! И хватка его мгновенно ослабевает, рука соскакивает с моего горла, а я делаю глубокий вдох и бью лбом его в нос. Получается неплохо, хоть по носу и не сильно — он отшатывается и удар выходит слабым. Но в комплексе, так сказать, неплохо. Назар стоит, обескураженно вращая глазами, и ничего, кажется, понять не может. А из ушей вытекают тонкие тёмно-красные струйки. И из носа. На самом деле, проходит всего-то около трёх секунд, не больше. Кажется, что время замедляется и почти останавливается, но в действительности… раз, два, три… может, четыре. Подскакивает Алексей и, не успев отреагировать на изменения в ситуации, бьёт Назара крепким кулаком по затылку. Не слишком основательная фигура Лимончика складывается чуть ли не пополам и отлетает к окну за диван. — Стоп-стоп, — останавливаю я своего защитника. — Ты так его убьёшь. С одной стороны, это хорошо было бы, поскольку у меня прямо руки чешутся свернуть ему шею, но с другой — прямо сейчас добавило бы кучу проблем. Может, и не огромную, но, в любом случае, надо сначала разобраться с компроматом на Чурбанова. Возникли бы тёрки с блатарями, стопроцентно. И тут, в принципе… всё зависело бы от возможностей Ферика и веса Цвета… От веса, да… от тяжести… Но от веса будет зависеть и предстоящая сходка… Подбегают милиционеры: — Что вы творите здесь! — Всё хорошо, — хриплю я. — Человек оступился и упал. Но ничего страшного, всё будет в порядке. Не беспокойтесь. Драки нет, ничего не происходит, милиция счастлива. Я откашливаюсь, горло саднит. Вот же козья морда. Подхожу и легонько пихаю Назара в бок ногой. Он начинает шевелиться и тихонько стонет. Смотри-ка, когда в беззащитном состоянии, тоже на обычного человека похож… Он садится на пол и опускает голову, обхватывает её руками, касается пальцами ушей, потом подносит к глазам. Смотрит на руки, они испачканы кровью… Как старик, покачивая головой, он пытается подняться. Со второго раза получается. Он встаёт и, опираясь на спинку дивана, замирает на месте. Поднимает глаза и молча смотрит на нас с Алексеем. — Кто к нам с мечом, — подмигиваю я. — В курсе, да? Взгляд его становится злобным и он молча и немного недоумённо смотрит на меня и на Лёху. Неужели ничего не помнит? Это вряд ли, конечно, хотя было бы потешно. — Жив, курилка? — спрашивает мой бодигард и, повернувшись ко мне, добавляет. — Может, ему отшибить нахрен башку? — Чёт занесло тебя, деда, — бросаю я Назару. — Больше так не делай. Ты слышишь меня? Или пытаешься по губам читать? — Слышу, — морщась так, будто каждый звук даётся ему с величайшим трудом и причиняет нестерпимую боль, отвечает он. — В конец ты охерел, сосунок. На кого руку поднял? Ну ладно… ничего, жизнь научит. Вспомнишь ещё деда Назара. Обещаю. Вспомнишь… — Я и так о тебе не забываю, — пожимаю я плечами, представляя, как вбиваю ему нос в мозги и как он падает, захлёбываясь в пузырящихся жидкостях. Незаметно перехожу на «ты». Телесный контакт сближает, даже вот такой. Да… вбиваю ему нос в башку, он падает, пузырится и шлёпает губами. Лёха и Алик вытаскивают его через служебный выход, бросают в багажник тачки… А тачка откуда? Тачку Белла дала, точно. Закидывают его в багажник и везут на пирс. Оттуда на катер, и — подальше от берега. А там… здравствуй морская пучина… Я вздыхаю и качаю головой. Не так немножко… После «вбиваю ему нос в башку, он падает, пузырится и шлёпает губами» подскакивают менты и начинается шухер. Или шухер начинается, чуть раньше. А может чуть позже, когда, например, его дружбаны и шестёрки возвращаются, чтобы уточнить, чего он не идёт так долго. Такие вопросы, дорогой посол, с кондачка не решаются, как сказал бы Жорж Милославский… Да, согласен… — Если бы ты нужен мне не был, — сипит Лимончик, — я бы это так не оставил. Да и не оставлю, ты понял меня, малой? Сочтёмся ещё. Он щурится и от этого взгляд его делается ещё более колючим и злым. — Ага, — киваю я. — На пахана пасть разевать нельзя, — поучительно добавляет он. — Ну ничего, ещё усвоишь. Последний урок в жизни… Самый главный. — Надо мной паханов нет, — пожимаю я плечами. — В другой раз знать будешь. Он ничего не отвечает, достаёт из кармана носовой платок и вытирает кровь. А потом, пошатываясь, направляется к выходу. — Ну что, — хлопаю я по плечу Лёху, — теперь с чувством выполненного долга пойдём спать? — Угу, — хмыкает он. — Мы-то с Аликом по очереди сегодня дежурить будем. Мало ли что этому уроду в голову взбредёт. Утром я встаю рано. Наташка спит, а я делаю растяжечку, принимаю душ, одеваюсь и сажусь в кресло, ожидая звонка человека Злобина. А заодно любуюсь своей подругой, разметавшейся по кровати и сбросившей одеяло. Долгий и здоровый сон, что может быть лучше? И что может быть лучше, чем вот это утреннее зрелище? Впрочем, долго наслаждаться мне не приходится. Я уже начинаю размышлять, не прилечь ли и мне к ней под бочок, не для сна, ясное дело, как раздаётся звонок, и я срываю трубку. — Добрый день, — доносится сухой мужской голос с лёгким акцентом, будто человек немножко тянет слова на эстонский манер. — Я от Злобина. — Да, отлично, я вас жду. — Я внизу, в фойе у стойки регистрации. — Уже бегу. — Ты куда? — садится на кровати Наташка и трёт глаза. — Надо смотаться по делам. Ты пока просыпайся-умывайся, а я постараюсь поскорее вернуться, хорошо? С тобой останется Алик, а с Алёшей я пойду. Наташка несколько раз кивает и снова падает в постель, а я выскальзываю за дверь. У стойки меня ждёт довольно высокий светловолосый джентльмен в сером костюме и расстёгнутом плаще. — Вы от Злобина? — спрашиваю я. — Да, привет, — немного тянет он слова. — Я капитан Варнас, можно просто Йонас Брониславович. Не эстонец, а литовец, стало быть… — А я Егор Брагин, — протягиваю я руку. — Это мой товарищ Алексей Блашковский. — Хорошо. Ну что, идём? — Конечно. Мы выходим из гостиницы и спустившись по каменным ступеням, подходим к серой «Волге». — Вы оба говорить будете? — спрашивает Йонас, когда мы заходим в подъезд обычной пятиэтажки. — Нет, — мотаю я головой, — только я. — Хорошо, тогда мы с Алексеем снаружи подождём.