Он смеётся, аж ухохатывается: ─ Ты прям пугаешь меня. Ну задавай вопросы твои. ─ Ты или кто-либо другой, ─ спрашиваю я и смотрю ему прямо в глаза, ─ действующий по твоему указанию или просьбе, похитил мою девушку? ─ Похитил, что за глупое слово? ─ улыбается он. ─ Ты прямо, как Ферик. С кем поведёшься, от того и наберёшься, так что ли? Глупый вопрос, неправильный. Даже если допустить, что на все твои вопросы я буду давать честные ответы, я ведь могу думать, что это не похищение. Сам для себя я могу назвать свои действия временным удержанием, предложением попить чая или, например, проявлениями любви. Это так же может быть арестом, пленением, изнасилованием с возможностью последующего убийства. Да много чего может быть. Так что нет, я не похищал и никому не давал команду похищать. ─ Моя девушка сейчас у тебя или кого-то из твоих людей? ─ Да уж, перехвалил я тебя, ─ качает он головой. ─ Нет. Будешь ещё пробовать? Вот сука! Урою, тварь! ─ Чего ты хочешь? ─ спрашиваю я, теряя терпение, и он это видит. Видит и радуется, козья морда. Да и похер, если честно. Сейчас меня переполняет чёрная, подчиняющая себе сила. Она опьяняет и вырывается наружу, требуя дать волю гневу. Я дышу глубоко, пытаясь унять её и говоря себе, что главный приоритет сейчас — это Наташка. Не радость от страданий этого урода, а её безопасность. — Вот это уже ближе к телу, — усмехается он. — А тебе походу не так она и важна, девка эта, да? Я смотрю ты спокойный такой. Видать пацаны ошиблись мои. Но это бывает, ошибиться каждый может. А раз не важна, то в принципе они сами могут поразвлечься. Да? — Чего ты хочешь? — повторяю я и поворачиваюсь к нему всем корпусом. Наши взгляды встречаются и его поганая глумливая улыбочка сползает с лица. Оно делается злым и хищным. — Не тупой, сам поди догадался, чего я хочу. Бычка и человечка его должны завтра выпустить и извиниться. Вот и всё. На крайняк послезавтра. Ну и то, о чём я тебе раньше говорил, тоже в силе остаётся. Сделаешь всё, как надо и с бабой твоей ничего не случится. Не сделаешь — случится. Что-то очень плохое. Даже ужасное. А ты себе потом всю жизнь простить этого не сможешь. Ну, а теперь иди, куда шёл. В гальюн? Так хиляй, а то здесь прям обоссышься. — Где находится девушка? — спрашиваю я, но он не отвечает, отворачивается и демонстративно разворачивает «Известия». Ссука! Ну хорошо, урод, хорошо. Будь по-твоему. Я встаю и иду в туалет. Там долго умываю лицо холодной водой и лишь потом возвращаюсь. — Ира выходи, — говорю я. — Зачем? — удивляется она. — Мне в туалет не надо. — Иди сюда, — повторяю я, — выходи в проход. Не дожидаясь, пока она сделает, что я прошу, я прохожу вперёд и наклоняюсь к Скачкову и тихонько произношу: — Операция «Орфей». — Что? — хмурится он. — Когда? — Прямо сейчас, — отвечаю я. — Ты в уме⁈ Как я сейчас-то это устрою⁈ — Покажете корки, скажете сообщение для КГБ СССР. Ну, или соврите. Плевать что. — Плевать⁈ Да ты хоть понимаешь… — взрывается он, но встретившись со мной взглядом, осекается и замолкает на полуслове. — Возьмите Новицкую, у неё удостоверение ЦК. Ира, иди помоги. Виталий Тимурович, если не получится, придётся паковать груз 400. И превращать сначала в триста, а потом в двести. Нас здесь четверо для этого. — Твою мать, Брагин! — шепчет он. — С тобой вечно херня какая-то. Пошли, Ирина. — Куда идти-то? — Скачков объяснит, — хмуро говорю я и падаю в кресло. Муторно мне. Сердце скачет, кровь вскипает. Ещё час лёту. Надо при высадке этого козлину крутить и грузить к себе в автобус. У меня в сумке нож из оргстекла, замаскированный под линейку. Резать им нельзя, а вот в мягкое втыкать можно. Через пальто не очень эффективно, но в шею, например, легко. Сука! Как он смог? Наташка с двумя парнями и не просто парнями, а нормальными. Игорёк в этом плане человек надёжный, я ему доверяю. Как они умудрились? Скорее всего, подъехали на тачке, выскочили, запихали её и ломанулись. Значит их максимум четверо. Для наших пацанов четыре урки — это вообще не вопрос. Чтобы подкараулить, нужно было следить несколько дней. Могли в универе, но тоже странно. Не знаю, короче. Может, домой к ней ворвались? Но она знает, открывать нельзя ни при каких условиях. Твою дивизию! В ушах стучит так, что если бы не восемнадцать лет, подумал бы, что давление за двести скакануло… — Саня, глянь, этот перец, с которым я тёр… Сколько с ним ещё народу летит? — Понял, сейчас посмотрю, — говорит он и идёт в туалет в хвостовой части. — Семён, иди сядь сюда. Я пересаживаюсь к окну, Семён садится на моё место, а Саня, вернувшись минуты через три, присаживается у прохода. — Ещё один кент, — сообщает он. — Сидит на следующем ряду сзади по диагонали через проход. — Значит так, — киваю я. — Семён, пойдёшь сядешь сейчас на свободное место где-то позади этого сопровождающего. Как приземлимся, ты его вырубишь. Лучше раньше, чтобы при посадке он уже был в отрубе и вообще даже не трепыхался. Смотри по обстоятельствам, сделаешь вид, что ручную кладь с полки берёшь, например. Решай сам. Человеку плохо и все дела. Нас не касается. Ясно? — Да, — отвечает он. — Дальше идём на выход. Я иду рядом с объектом. Семён сзади. Саня, блокируете объект вместе с Тимурычем. Он сейчас придёт, я его сориентирую. Объект будут встречать, поэтому сразу, когда проходим через зону выдачи багажа его гасим. Это сделает Саня. Ясно? — Ясно. — По команде «человеку плохо». Хватаем на руки выносим на воздух. На лицо шарф, чтобы его не увидели, не узнали. Клювами не щёлкаем, всё делаем быстро и ритмично, пока никто не засуетился. Засовываем в автобус. Нас там встречать будут. После этого ждём. Я иду звонить, вы смотрите, чтобы никто не появился по его душу. А дальше уже по обстоятельствам. Приходят Скачков с Новицкой. — Саня, — командую я. — Иди с Ириной сядь, а я с Тимурычем покумекаю. Скачков садится на место Какоры. — Удачно? — спрашиваю я. — Да, — хмуро кивает тренер. — Информацию для майора КГБ Радько передал. — Сказали, что срочно? — Сказал, — недовольно отвечает он. — Что за шухер? — Тут наш урка летит, — поясняю я, — собственно, тот самый фигурант. Дед Назар. Он мне сообщил, что взял Наташку в заложницы. — Пи**ец, — говорит Скачков и сжимает челюсти. Я повторяю план. Он его одобряет, но вносит уточнение. — Могут быть вопросы по прилёту, — качает он головой. — Скорее всего комитетчики налетят. Поэтому меня, вероятно, выдернут. Стало быть, вам придётся без меня это делать. — Понял, — киваю я. — Скажете, что не можете разглашать и всё. Пусть с Михал Михалычем связываются. Он отбрешется. — Да, знаю я. — Хорошо. Остаток пути провожу, как на иголках. Ни глубокое дыхание, ни самовнушение не помогают полностью успокоиться. Ещё ведь позавтракал сегодня, идиот. Знал бы, ни крошки не проглотил. Из-за жратвы этой теперь вся операция под угрозой срыва. Волнуюсь. За Наташку, естественно. Стараюсь даже не думать о том, что с ней могут сделать. Урод. Дебил. Не понимает, что приговор себе подписал. По-любому я с ним вопрос решу. Как назло не приземляемся, наматываем круги. Какого хрена! Объявляют, что погодные условия. Если не сядем в течение получаса, полетим в Сочи. С одной стороны хреново, с другой, даже лучше. Там Назара никто встречать не будет. Выйдем спокойно и разберёмся со всеми вопросами. Наконец, стюардесса объявляет что получено разрешение на посадку. Нужно застегнуть ремни, привести спинки кресел и всё такое прочее. В Сочи не летим. Садимся в Краснодаре. Никто не аплодирует. Эта дурацкая привычка ещё не пришла на наши земли. Земли и воздухи… Снаружи плюс пять, идёт дождь. Мне приснился шум дождя, И шаги твои в тумане. Все я помню, в небо уходя, И сказал всему «до свиданья!» Ладно. Работаем, братцы! Точка нашего корабля В неизвестном летит пространстве.