– Я пока не уверен, – задумчиво откликнулся Гипнос. – Полагаю, это называется «утешением», хотя подобные эмоциональные нагрузки довольно утомительны. Если вместо этого ты просто захочешь отвлечься, знай, что мне нравится отвлекать тебя. Тусклый проблеск чего-то странного промелькнул в сердце Энрике. Он оттолкнул руку Гипноса. Не этого он от него хотел. – Я знаю, что повел себя плохо, – сказал Гипнос. В доме царила тишина. Свечи мерцали в светильниках. Казалось, словно время не могло здесь до них добраться, и, возможно, именно поэтому он сказал правду. – А я знаю, что видел то, чего желал, – ответил Энрике. Гипнос взглянул на него. В его глазах цвета инея вспыхнула неожиданная нежность. – Когда я сказал, что мог бы научиться тебя любить… я имел в виду… что кому-то вроде меня необходимо время. Энрике уставился на него. Когда Гипнос сказал ему эти слова несколько дней назад, он неправильно их истолковал. Эти слова хлестнули его отказом, словно он был человеком, которого сложно полюбить. И теперь смущенное тепло разлилось в его груди. – Я… Гипнос покачал головой: – Я знаю, что сейчас не время, mon cher. Просто хотел, чтобы ты понял, что я имел в виду… – Юноша протянул руку, ласково погладив тыльной стороной ладони его повязку. – Я здесь не для того, чтобы сделать тебе больно. И не для того, чтобы предсказать, каким может быть наше будущее. Я просто хочу, чтобы ты знал, что, по меньшей мере, я могу быть твоим другом. Могу хранить твои секреты, если ты мне их доверишь. С губ Энрике сорвался вздох. Он не отшатнулся, когда Гипнос ласкал его лицо. Боль, которую он не осознавал раньше, медленно покидала его душу. – Спасибо, – сказал он. – Означает ли это, что мы, по крайней мере, друзья? – с надеждой спросил Гипнос. По крайней мере. Он подумает об этом позже. Возможно, спустя долгое время. Энрике вздохнул. – Думаю, да. – Отлично, – воскликнул Гипнос. – А теперь на правах твоего друга обязан сказать, что твой костюм просто ужасен, и, поскольку я в этом не сомневался, то вычистил и погладил для тебя другой. СПУСТЯ ДЕСЯТЬ И МИНУТ и множество ругательств Энрике в совершенно другом костюме уже стоял на площади Сан-Марко. Обычно площадь была забита людьми, но день выдался холодным, и восход солнца был подобен легкой полоске золота над лагуной. И поэтому последние двадцать минут он любовался видом лишь в компании голубей. В конце концов птицы смекнули, что у него нет еды, и покинули его, воркуя и хлопая крыльями, вспорхнув к золоченым карнизам собора Сан-Марко, чей купол возвышался над площадью. Некоторое время Энрике оставалось лишь разглядывать площадь. В столь ранний час она была наполнена волшебством. Светлые стены собора, казалось, были вырезаны из античного лунного света и снега. Под арками в форме полумесяца виднелись фрески, изображающие прибытие мощей святого Марка в Венецию. Над великолепными порфироносными мраморными колоннами четверка бронзовых лошадей, украденная в XIII веке во время разграбления Константинополя, словно готова была ринуться вперед с фасада собора и взлететь в небеса. Энрике приходилось и раньше бывать на площади, но еще никогда он не видел ее такой, словно величие истории пригвоздило его к месту. С одной стороны к собору примыкал Дворец Дожей, с сотней колонн и арок, напоминавших замерзшие кружева, а с другой стороны колокольня цвета ржавчины. Раскинувшаяся перед ним площадь, казалось, шептала на тысячах языков, сочетая в себе множество культур и традиций. Выпуклые исламские купола и усыпанные драгоценными камнями северо-африканские арки с альфизом возвышались бок о бок с главным собором. Внутри яркая византийская позолота так и рисовала в воображении картины, что базилика вырезала квадраты солнечного света и один за другим установила их, создавая сияющую поверхность куполов. Время смягчило грани истории и превратила в общее повествование человечества. В это мгновение Энрике почудилось, что здания смотрят на него со всех сторон. – Tabi tabi po, – прошептал он. – Пожалуйста, простите меня. Он надеялся, что слова бабушки помогают, и духи зданий разглядывали его не как чужака, вторгшегося на их территорию, а скромного посетителя. А возможно, паломника. Кого-то, кто искал свое место в этом мире. Зимний воздух обжигал его ухо болью, и Энрике осторожно дотронулся до него. – Не могли бы вы подать мне знак? – обратился он к безмолвным зданиям. – Пожалуйста? Энрике закрыл глаза. Ветер хлестал его по лицу. Неласковое февральское солнце разгоняло туман. Кто-то потянул его за пиджак. Энрике открыл глаза. На мгновение ему почти показалось, что на него уставился энканто, протягивая длинными пальцами награду. Мы согласны на сделку, произнесло бы существо, не сводя глаз с его оторванного уха. Но это оказался не энканто, а всего лишь ребенок. Мальчик не старше восьми лет в грязных штанишках. Его густые кудрявые волосы торчали из-под кепки. – Per te, – сказал мальчуган, сунув ему в руку красное яблоко. Энрике нахмурился, пытаясь вернуть мальчишке яблоко. – No, grazie. Мальчик шагнул назад, мрачно нахмурившись. – L’uomo ha detto che questo e per te. И не оборачиваясь, мальчишка бросился наутек, оставив Энрике с яблоком. Энрике весьма поверхностно был знаком с итальянским, но все же почти мгновенно понял смысл слов: Тот мужчина сказал, это для тебя. Все это время он ждал Северина, а тот так и не появился. С одной стороны, все оказалось гораздо проще. И все же Энрике ощущал себя слегка глуповато, глядя на свою тщательно подобранную одежду и начищенные до блеска туфли. В каком-то смысле его экипировка оказалась бесполезной. И все же, глядя на здания, он испытывал странное ощущение, что за ним следят. Словно он привлек внимание чего-то более могущественного, чем он сам, поэтому, возможно, и не зря он наряжался. Энрике покрутил яблоко в ладони. В его кожуре он заметил крохотную прорезь. Он прижал пальцы к трещине, и яблоко раскрылось, являя его взгляду сложенную записку: Гавань номер 7. Пламя Феникса должно пережить полночь. Будьте там через три часа. 15. Зофья Рано утром Зофья сжимала в руках две половинки разбитого сердца, сделанного из стекла, размером не больше ее мизинца. Эти осколки остались от фигурки хрустального оленя в Спящем Дворце. Она понимала, что он не был живым, но восторгалась искусным механизмом, чье Сотворенное мастерство сильно отличалось от всего, с чем ей пришлось столкнуться благодаря Падшему Дому. Ледяные фигуры на самом примитивном уровне могли общаться друг с другом. Они распознавали свет и шли на него, ощущали тяжесть и справлялись с ней, если же им наносили серьезные повреждения, понимали, что на них нападают, и оборонялись. Прежде чем они покинули Спящий Дворец, она вытащила это сердце из оленя и забрала с собой, решив, что могла бы чуть позже получше изучить его. Теперь вдобавок к собственным металлургическим Творениям она создала пару связанных между собой взрывных устройств, способных взаимодействовать друг с другом. Если взорвется одно устройство, то и второе тоже. Зофья сомневалась, сможет ли это изобретение принести пользу, но, по крайней мере, это пока было неизвестно. Окинув взглядом лабораторию, Зофья подумала, все ли она предусмотрела. У нее были крошечные Сотворенные взрывные устройства, устройства, способные приглушать звук, метры веревки и раздвижные кинжалы. А еще взрывные устройства, спрятанные в складках длинных плащей, приготовленных для карнавальной ночи. Не все неизвестные сразу, сказала себе Зофья. Оставалось три дня до того момента, как на гранатовом перстне Лайлы появится число «0». Три дня, чтобы отыскать свет, который выведет Лайлу из тьмы. Три дня до того, как Зофья узнает о неизвестном ей пока содержании письма от Хелы. Даже сейчас она ощущала мягкие, истрепавшиеся края конверта, прижатого к ее груди. Дважды в день она доставала письмо и аккуратно расправляла конверт. Но не могла распечатать его, по крайней мере до того момента, как вокруг станет меньше неизвестного. Именно об этом говорила ей Хела много лет назад: Я бы дождалась, когда появится свет, чтобы увидеть пути, открывающиеся передо мной, и тогда мне бы не было так одиноко. Каждый день Зофье казалось, что свет становится чуточку ближе. Она уже собиралась положить две половинки сердца оленя в огнеупорный футляр, как вдруг Энрике вихрем ворвался в лабораторию. Взъерошенный, с пылающими щеками, он едва переводил дух. – Немедленно брось то, что делаешь! – завопил он. Зофья нахмурилась. – А это разумно? У меня в руках бомба. Глаза Энрике округлились, и он замахал рукой. – Не обращай внимания, не надо бросать. В другой комнате Гипнос громко пел, играя на рояле, но внезапно музыка смолкла. – А разве еще не рановато для игр со взрывчаткой? – крикнул он. Зофья окинула взглядом свой верстак. – Не для меня. – Ну и как Северин? – спросил Гипнос, появляясь в дверях. – Он не пришел, – ответил Энрике, показывая яблоко. – Но зато мальчик дал мне это. Зофья вспомнила, как Энрике постоянно жаловался из-за яблок в Эдеме несколько лет назад. – Мне казалось, ты не любишь яблоки. – Не люблю, но…