И решили не приходить. Пора возвращаться, мрачно подумал он. Если он задержится чуть дольше, Руслан накажет его. Северин почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он опустился на подушки, незнакомая тяжесть сковала его грудь, когда в памяти всплыли слова Евы. Откуда ты знаешь, что они придут к тебе, месье? Возможно, ты их не убивал, но даже я видела, что то, как ты с ними обошелся, было хуже смерти. Северину стало дурно. Он ухватился за край гондолы, тошнота подкатывала к горлу. Он сам это сотворил с собой. Он перегнулся через край гондолы, чувствуя рвотные позывы, и в этот момент заметил проплывавшие по воде белые лепестки. Впервые за долгие годы он вдруг услышал голос матери. Он так долго заглушал в себе этот призрачный нежный звук, но теперь он прорвался наружу. Он вспомнил последний раз, когда видел ее. Он звал ее, проснувшись от кошмара, и отец позволил Кахине спать рядом с ним, хотя и ворчал, что Северин вырастет изнеженным от ее чрезмерной заботы. – Послушай, любимый, я расскажу тебе сказку о богатом царе и самом прекрасном цветке на свете, – сказала Кахина, убирая волосы с его лба. – А это был очень красивый цветок? – спросил Северин, потому что бутон непременно должен был быть достоин царя. Кахина улыбнулась. – Лепестки цветка были словно молоко, а его запах подобен райскому благоуханию. Царь спросил у цветка, можно ли забрать его с собой в свое царство, и цветок согласился, но только если царь пообещает о нем заботиться. При этих словах Северин нахмурился. Ни один цветок во владениях его отца с ним не разговаривал. Возможно, они не представляли его царем. Завтра ему стоит надеть лучшую одежду и переубедить их. – Цветок попросил солнечного света, но король заявил, что у него есть нечто лучшее, чем солнечный свет, и предложил цветку золотые монеты, вымытые в молоке и меде. Цветок закричал, потому что жесткие золотые монеты ранили его лепестки. Затем цветок попросил воды, и царь заявил, что у него есть кое-что лучше воды, и принялся поливать цветок редчайшими винами со всех концов царства, – продолжала Кахина. – Цветок заплакал, потому что вино было кислым и его корни начинали засыхать. И постепенно он начал умирать. Царь пришел в ярость и потребовал объяснений. «Я дал тебе все самое лучшее в мире, – воскликнул он. – Ты должен цвести!» Но цветок ответил: «Это было не то, что мне нужно» – и умер, не обращая внимания на царя. Северину совсем не понравилась эта сказка. Неужели глупый царь не мог понять, что цветку нужны были всего лишь солнце и вода? – И почему он ничего не слушал? – спросил Северин. Кахина молчала. Ее руки замерли у него на лбу. – Иногда те, кто наделен огромной властью, считают, что все знают лучше других, и забывают, как слушать. Но ты ведь не станешь таким, правда, любимый? – Северин покачал головой. – Отлично, – сказала его мать. Взяв его ладонь, она принялась целовать костяшки его пальцев. – Потому что ты гораздо могущественнее, чем любой царь. И вот теперь Северин смотрел на проплывающие мимо белые лепестки. Посмотри, что ты натворил. Ты причинил им боль. Ты не слушал их. И теперь ты один. Он был глупцом. Вся его власть, все богатство… все это не имело смысла. Северин выпрямился, постепенно собираясь с мыслями. Он не нужен Лайле, Энрике, Гипносу и Зофье, чтобы добраться до Повельи, но он необходим им, чтобы сыграть на лире. Если он как можно быстрее разыщет их, тогда, возможно, ему удастся извиниться. Вымолить у них еще один шанс… Все это время он изощренно потакал всем капризам Руслана. Но у него больше не осталось ничего, что патриарх Падшего Дома смог бы отнять. Он потерял все, чем дорожил, и потому теперь обладал безграничной властью. Ему нечего было терять, и теперь он мог избавиться от хватки патриарха. Они не станут ждать десять дней, чтобы отправиться в Повелью. Они отправляются немедленно. СЕВЕРИН РАСПАХНУЛ ДВЕРИ ДОМА ДОРО, проходя мимо дюжины членов Падшего Дома. Едва лишь он переступил порог, как их мнемонические пчелы громко зажужжали. – Где моя лира? – тихо спросил он. Стражник вышел из его комнаты, держа в руках узорчатый футляр. В полумраке коридора Северин заметил рыжую голову Евы. Вероятно, она ждала его, ожидая подтверждения, что остальные живы. Но у него не было доказательств, что означало, что она больше не станет ему помогать. Северин прижал палец к острому шипу на футляре и вытащил лиру. – Приведите своего хозяина, – сказал он стражникам. – Немедленно. – Месье Монтанье-Алари, – начала Ева, шагнув к нему. Он направился ей навстречу. Ее зеленые глаза расширились от ужаса, и она рванулась прочь, но он оказался быстрее. Обхватив ее за талию, он прижал ее к груди. Она извивалась, царапая его, но ему было все равно. Ему нужно было заполучить лишь одну вещь. Еще пара секунд, и он вытащил кинжал с усыпанной драгоценными камнями рукояткой, который Ева носила на поясе. Она отскочила от него, тяжело дыша. – Где Руслан? – завопил он. Ева прижалась к стене. – Что ты делаешь? – прошептала она. – Что с ними произошло? Ты обещал мне! – Убирайся к чертям, – прорычал он. – Тебя это больше не касается. Ева побледнела. Ярость исказила ее лицо, и она потянулась к медальону, а затем бросилась бежать прочь. Члены Падшего Дома подступили к нему. Теперь они были меньше чем в трех метрах от него. И все одновременно достали по паре кинжалов из рукавов своих черных пиджаков. Северин расхохотался. Он чувствовал восхитительное опьянение от своей новой власти. Он поднес кинжал Евы к горлу, лениво улыбаясь им всем. – Руслан мне наскучил. Я больше не желаю искать божественное вместе с ним. Он наблюдал, как его слова повисли в воздухе. – На самом деле, я предпочел бы умереть, – воскликнул Северин. Он сильнее прижал кинжал к коже. – А после он может воспользоваться моими руками. Мне нет дела до этого. Раздались аплодисменты. Северин поднял глаза и увидел Руслана, выходящего из отделанной красной парчой стены, оказавшейся замаскированным порталом. На его лице расплылась широкая улыбка. – Я знал! – воскликнул Руслан. – Знал, что ты не настолько скучен! Северин резко обернулся к патриарху. Движение обожгло кожу. – О нет, нет, нет, – взмолился Руслан. – Перестань, мой друг, ты добился своего. – И чего же я добился? – холодно спросил Северин. – Доказал, что я был плохим хозяином, – ответил Руслан. – Прости меня… Я хотел увидеть твое истинное лицо, когда сорву с тебя маску безмятежности. Хотел увидеть, насколько остры твои зубы. И ты меня не разочаровал. Северин не шелохнулся. – Ладно, мой друг, – сказал Руслан, шагнув к нему. – Пора готовиться к Карнавалу. – У меня нет желания развлекаться, – откликнулся Северин. – Праздник будет проходить там, где спрятана карта храма под Повельей, – торопливо произнес Руслан. Северин медленно опустил кинжал. Он чувствовал, как горячая кровь струится по коже. Лира, зажатая в другой руке, слегка зажужжала. Руслан улыбнулся. Блики света заиграли на его золотой руке. – Мы должны отпраздновать свой последний вечер в качестве смертных. Это станет нашим маленьким подарком, который мы заберем с собой, когда станем богами. Часть II 12. Северин Касаясь лиры, Северин слышал невероятные вещи. Слышал, как его душа сонно ворочается в глубине его тела. Слышал, как потрескивают звезды в небе. Но не мог услышать ее, услышать голос женщины, которую ему не разрешено было называть «мама». Один лишь ее голос означал, что еще не все потеряно. Он уставился на свои ладони. Кожа на них выглядела грубой и раздраженной из-за постоянного скольжения пальцев по поверхности инструмента. Он старался надавить на струны так, чтобы уловить едва слышную пульсацию вселенной у себя в голове, но не настолько сильно, чтобы брызнула кровь. – Где же ты? – воскликнул он. – Поговори со мной. Он уже два дня умолял лиру дать ему знак. С тех пор, как вернулся от Моста Вздохов и Руслан, наконец, начал приготовления к путешествию на Повелью: взрывчатые вещества и приборы слежения, обрывки исследований и планы по добыванию масок, Сотворенных разумом. Северину следовало радоваться этому прогрессу, но вместо этого он мысленно постоянно возвращался к пустому Мосту Вздохов. Они покинули его. Он зашел слишком далеко. И он не винил их в этом. Энрике, Гипнос, Зофья… Лайла. Он был раздавлен. И в этих новых обломках самого себя ему чудилось, что лира что-то нашептывала ему. Иногда голос был мрачным и чувственным. А порой в нем звучало предостережение. Он чувствовал себя разбитым и изношенным и думал, что, возможно, Тристан испытывал те же чувства все последние годы. Он словно отталкивал от себя волну чего-то ужасного, что всегда таилось в глубине его души. Возможно, Северин был таким же. Возможно, он нес в себе безжалостную и неотвратимую порочность, отталкивающую от него любимых людей, как бы он ни поступил. Его друзья одаривали его милосердием и добротой, а он отплатил им жестокостью и предательством. Он убеждал, что достижение его цели стоит причиненной боли, но это оказалось неправдой. Он преследовал свои цели, не посвятив в них друзей, и, в конце концов, обрел власть, к которой стремился. Но какой ценой?