- Я? - Тут и она наконец дала волю чувствам: - Да чем же я тебя могу запугать? Ты лучше про друзей-заказчиков своих подумай хорошенько, про тех, кому Ивантович Айвазовских клепал, а ты в подлинности его работ расписывался. - А ты тут при чем? - У меня с «Вайтом» история вышла из-за одной картины Айвазовского. Ведь её тоже Ивантович писал. - К «Меркурию» я отношения не имею! - взвыл он. Она ему поверила. - Андрей, а остальных Айвазовских кто тебе заказывал? - с надеждой спросила она, Он оскалился: - Я тебе помогать не буду, не жди. - Теперь он навис над ней с искаженным от ненависти лицом. - И учти, второй раз ты меня за решетку не засадишь. У неё возникло четкое ощущение, что если она сейчас не встанет и не уйдет, он выволочет её из квартиры силой. - Я? Тебя? За решетку? - От удивления она задохнулась. - Ты, твой папенька - какая разница. Одна шайка-лейка. Александра растерялась. Она дорогой ценой заплатила за его свободу - но не теперь, с опозданием в шестнадцать лет, было ему это объяснять. - При чем здесь мой отец, что ты несешь? - Несу?! А кто, по-твоему, меня посадил? Ты чистенькой-то не прикидывайся. - Зачем моёму отцу было тебя сажать? - Да чтоб девку его не трахал да ещё, чего доброго, не обрюхатил и не женился бы на его квартире да на коллекции. - Глаза Андрея по-бычьи налились кровью. - Девку - это меня? - глупо уточнила она. Андрей махнул рукой. - Выметайся, - грозно приказал он. - Нет, ты уж подожди минуточку. - Она вцепилась ему в рукав. - Ты сам до этого додумался или надоумил кто? - Сам, да и люди добрые подсказали. - Это гэбисты, что ли? Те, которым я ради смягчения твоего приговора «Бриг «Меркурий» со стены сняла и с поклоном отнесла? - При чем здесь гэбисты? Макс мне все потом рассказал. Я ведь как вышел… я о тебе тогда день и ночь думал. Как пес, тосковал… Пока Макс мне мозги не вправил. Если бы не он, не знаю, как бы я вообще… Только он… - Андрей снова махнул рукой и резко отвернулся. Она подошла к нему вплотную и прошептала, чуть не касаясь лицом его стеганого халата: - Андрей, неправда все это. Мой отец инфаркт получил после того, как я картину в КГБ снесла. Я с ним все эти шестнадцать лет не разговаривала. И уехала я из-за тебя. Все понять не могла, почему ты меня тогда видеть отказался. Но и долгие годы после этого тебя одного любила. Если тебе как-то от этого легче. Развернувшись, она вышла в прихожую, схватила с вешалки пальто и, бросив прощальный взгляд на ангелов, с силой закрыла за собою дверь. Хлопнув дверью подъезда - отремонтированного, видимо, на деньги местного богатея, потому как украшали его стены розовые цветочки на зеленом фоне, совсем не в духе Андрея, - Александра окунулась в ночную морозную Москву. «Хорошо хоть картину догадалась оставить в багажнике», - похвалила она себя. Отперев свой «форд», она некоторое время сидела молча. Силы как-то внезапно иссякли, из-за промокшей одежды знобило. Холод, казалось, проникал до костей, тело отказывалось повиноваться. Куда теперь ей, бездомной, податься, оставалось совершенно непонятным. В голове засела единственная ясная мысль - побыстрее убраться отсюда. Окунув в темноту дальний свет фар, она медленно выехала из темного двора на проезжую часть, не обратив никакого внимания на проехавшую мимо неё встречную машину. Водитель же темного «мерседеса», наоборот, впился глазами в её фордик и до последней возможности, изогнувшись всем телом на водительском сиденье, провожал её взглядом, пока машина Александры не скрылась за снежными декорациями. «Упустил», - зло пробормотал он и, досадливо сморщившись, припарковался у того подъезда, который Александра покинула всего несколько минут назад. ГЛАВА 30 Возвращение Словно заговоренная, кружила Александра по темным улочкам вдоль запорошенных тротуаров, не понимая, куда отправиться. Ехала она теперь медленно и трудно, словно ветер, дующий в лобовое стекло, взметающий поземку над обледенелой дорогой, сдувал с дороги её авто. Наконец выехала она на какую-то плохо освещенную магистраль. Редкие машины обгоняли её с задорным хрустом. Слева кирпичные восьмиэтажки чередовались с хрущобами, кое-где высились новоиспеченные жилые комплексы, реклама горела тускло и весьма спорадически; справа тянулась тоскливая снежная пустошь, бесконечные холмики с торчащим из них убогим кустарником. Нестерпимо хотелось тепла и чая с лимоном в уютном кафе. Ничего похожего не вырисовывалось на пути довольно долго, пока наконец Александра не приметила полутемную забегаловку в подвальном помещении многоквартирного монстра. «Кафе «Вена» - гласила неоновая вывеска. Наскоро припарковавшись, Александра почти бегом бросилась к двери. Пять шагов вниз, и она очутилась в зябком раю, отгороженном от мира бамбуковой шторой-дождиком. В тускло освещенном помещении посетителей, кроме неё, не оказалось, и на первый взгляд заведение обещающим не выглядело. Но искать дальше не было ни сил, ни желания. Она упала за первый попавшийся столик и махнула рукой официанту: На вид подросток, с большими давлеными прыщами, он подал ей засаленное меню в коричневом коленкоровом переплете. Прочитав, что здесь подают венский штрудель, она почти соблазнилась. Помыслив минуту и вспомнив про ледяной ветер снаружи, она наконец решилась и попросила принести ей вареной картошки с селедкой, соленых огурцов, черного хлеба и сто граммов водки. Плюс стакан горячего чая с лимоном. Официант кивнул, забрал меню и исчез. Александра натянула ворот свитера до подбородка и спрятала руки в рукавах. Это не спасло её от холода, мокрые ноги закоченели в набрякших сапогах… хотелось побыстрее выпить. Как же далеко было это место от Вены, которую Александра очень любила, и от всего того мира, который она покинула, совсем недавно! Теперь, в этой дыре, ей показалось, что и не существует его - того мира. А вместо него был, есть и будет полутемный московский подвал с сомнительной чистоты скатертями в яркую бело-красную клетку. Слава богу, водка и хлеб не заставили себя ждать. Дешевое пойло царапнуло горло, но, против ожидания, не принесло ни тепла, ни расслабления. Тело по-прежнему казалось деревянным, руки оставались ледяными. Александра пожевала хлеб, тут и чай подоспел. С наслаждением отпивая маленькими глотками горячую жидкость, она наконец почувствовала, как возвращается в неё жизнь. Внутренне поморщившись, заказала ещё водки. Единственное, чего ей сейчас хотелось, - это забыться. Приняв ещё сто граммов, она почувствовала, что потихоньку начинает отключаться. Между тем сквозь бамбуковый дождь шумно просочились в кафе двое парней и уселись за соседний столик спиной к ней. От их черных силуэтов сделалось ещё темнее, и волна холода, пробежавшая по зальчику кафе, заставила её поежиться, чуть отрезвив. Оба, словно близнецы-братья, были одеты в парки, с рюкзаками на плечах. Что-то быстро заказав, парни продолжали негромкий оживленный разговор. Обрывки его заставили Александру прислушаться. С некоторым усилием она потихонечку переползла за соседний столик, поближе к говорящим. - …Ежу в башку прилетело из ТТ. Мало не показалось. Расстояние примерно в три метра было. Маска назад, козырек направо, он налево. Ничего, знал ведь, что не на массаж идет. - Ну атас! Перестреливались, что ли? Первый из собеседников кивнул и продолжил, понизив голос: - В упор очередь пошла, в кадык… жесть… Конец фразы Александра не расслышала. - Ты хоть покажи, наконец, - попросил второй. Первый наклонился и завозился в рюкзаке, брошенном у ног на полу. Александра встала. Сделав вид, что идет в туалет, она внимательно оглядела собеседников. Пацаны лет по двадцать, типичные братки, головы бритые, лица плоские. Она быстро дошла до двери с буквой «Ж», краем глаза наблюдая, с каким энтузиазмом эти двое встретили кружки пива и тарелку сухариков. Помаявшись пару минут в сортире и для порядка спустив воду, она решилась на обратный путь. Рядом с кружками пива в крошках черных сухарей на столе лежал пистолет, поблескивая вороным боком. От неожиданности ноги у Александры отказались повиноваться. Как идиотка, застыла она перед парнями с приоткрытым ртом. Собеседников, казалось, её реакция обрадовала несказанно. - Что, к нам присесть хочешь? - весело обратился к ней один из молодцов. Она отрицательно покачала головой, но сделала шаг и подошла вплотную к столику. Тут наваждение рассеялось - перед ней на столе лежал пейнтбольный маркер. Только сослепу или спьяну можно было принять его за огнестрельное оружие. - Красивая игрушка, - кивнув на маркер, тихо похвалила она. Пацаны переглянулись и дружно осклабились. - Кому игрушка, а кому в башку попадет, мало не покажется, - откинувшись, нахально заявил тот, что до этого рассказывал про кадык. - Ты хоть раз сама из такого стрелять пробовала? В ответ Александра покачала головой и слегка усмехнулась: - Из такого - нет, я стреляла только из настоящего… - Тут она осеклась. И молча уставилась на бритоголового собеседника. - Как же я раньше не подумала, - наконец произнесла она вслух, развернулась и медленно направилась за свой столик. Товарищи проводили её взглядами и сейчас же потеряли к ней всякий интерес. Некоторое время она сидела неподвижно, обхватив голову руками. Господи, как все, оказывается, просто. А она так долго не могла понять, куда ей нужно ехать. Но теперь - теперь нельзя было терять ни минуты. Расплатившись, она встала и направилась к выходу, стараясь держаться по возможности прямо. Кое-как добравшись до ближайшего метро, Александра припарковалась, переложила в сумку картину из багажника и двинулась к подземному переходу. Ехать на машине в такую даль после водки она не решилась, да и знала, что в метель на метро и на поезде доберется она до места гораздо быстрее. И не ошиблась. Поездка в подземке заняла минут сорок. На конечной станции, правда, она заплутала - раньше, то есть шестнадцать лет назад, чтобы сесть в пригородную электричку, всего и надо было, что перейти платформу, а теперь построили нечто с куполом вроде вокзала, и она почему-то - то ли от усталости, то ли без привычки - долго не могла найти в него вход, плутала вдоль замусоренного железнодорожного забора, которого, кстати, тоже раньше не было. Редкие прохожие широкими жестами посылали её в разные стороны, пока наконец какой-то бомж за десятку не довел её прямо до стеклянных дверей. Электричка подошла на удивление быстро, вся хрустальная от мороза, и ровно через двадцать минут Александра оказалась на безлюдной платформе. Не успела она сойти с поезда, как пар изо рта повалил столбом, словно она сама была не человеком, а паровозом. Перейдя по подземному туннелю на другую сторону и глубоко вдохнув морозный воздух, всмотрелась в знакомые очертания. Многие годы реальность вокруг неё рушилась и создавалась заново; словно в виртуальном пространстве; сама Александра металась по материкам, по работам, по встречам, не узнавая больше ни врагов, ни друзей. И вот она вернулась. И оказалось, что ничего не изменилось, мир остался незыблем и неизменен: те же косые заборы, те же величественные сугробы, те же вековые деревья, разбросанные тут и там вдоль тропинки. Снег под ногами скрипел, словно лягушки квакали. Да как квакали - взахлеб, во весь голос, словно где-нибудь райской ночью в Севилье. Кругом замерзали её родные деревья. А ноги сами несли по дороге, где каждый метр от дома до станции был знаком, хожен-перехожен, как путь на богомолье. Темными осенними вечерами детства, полными теней и чудовищ; веснами молодости с пышным цветением акации, столбами песочной пыли и жужжанием майских жуков пробегала она этот путь бесчисленное количество раз. И теперь она шла, наслаждаясь каждым мгновением, потеряв счёт времени и изо всех чувств сохранив в себе лишь одно - ощущение полноты бытия. Мерзлого, монотипного, одноцветного бытия. Убогого, покосившегося, родного. С картофельными очистками из порванных бездомными собаками мусорных пакетов. С торжествующими криками воронья. С живописными, мастерски выписанными трущобами, беззаботно соседствующими с дворцами.