- Никакого завтра. Видеть его больше не хочу, - твердо заявила она себе. ГЛАВА 21 Встреча с прошлым Черный «майбах» с черным же джипом охраны заняли собой все место перед входом в гостиницу. День был серым, ненастным, и от черной вороненой стали казался ещё темнее. Не успела Александра выйти на улицу, как дверца машины распахнулась и приспешник пригласил её вовнутрь. Она молча уселась рядом с Владимиром, и «майбах» стал медленно выруливать в стремящийся мимо них поток машин на Тверской. Владимир ей кивнул и продолжил деловой разговор по мобильному телефону. Она же принялась прилежно рассматривать проезжающие мимо автомобили, а когда наконец выехали на набережную, стала изучать обломки грязных льдин на Москва-реке, тусклые, помятые сугробы, темные, словно обугленные, деревья и бесцветное небо оттенка слабо разведенной сажи. - Как спалось? - беззаботно поинтересовался её спутник. - Спасибо, хорошо. Александра сама ещё не до конца понимала, зачем она согласилась снова встретиться с Владимиром. С ним было тяжело, а без него… вообще все было непонятно. У него опять зазвонил мобильный, и он погрузился в обсуждение каких-то опционов. Они теперь катили уже по Ленинскому проспекту в сторону «Юго-Западной». Машин становилось меньше, и многоступенчатые многоэтажки все активнее занимали пространство. Наконец они свернули с Ленинского в боковую улочку и вскоре затормозили у облупленного подъезда типового блочного дома. Один охранник остался ждать у подъезда, второй поднялся с ними на седьмой этаж, довел их до квартиры и нажал кнопку звонка. - Иду, иду, - послышался мужской голос из-за двери. И вскоре в полуоткрывшемся темном проеме возник человек лет шестидесяти. И хотя лица этого человека Александра, казалось, не помнила, узнала она его моментально. Это был следователь Ольшанский. - Проходите, не стойте на пороге, - важно пригласил он, сторонясь и пропуская их в квартиру. Если он и узнал Александру, то виду не подал. Хотя одет он был в тройку, а не в рясу, и посоха в руках не держал, преподносил себя хозяин явно в роли православного старца или, на худой конец, языческого жреца. Грудь ему практически закрывала седая окладистая борода, которую он степенно оглаживал, глядя на гостей. Закрыв за ними входную дверь, он знаком поманил их за собой и сам медленно прошествовал вперед. Александра до последней минуты надеялась, что сумеет остаться равнодушной хотя бы внешне, не обнаружит, не выдаст волнения. Но как только она бросила взгляд вокруг, её захлестнул прилив жгучей ненависти. Стены, каждый сантиметр их, были заняты прекрасными полотнами. Картины теснились друг к дружке, задевая друг друга рамами, чуть ли не залезая друг на друга. Эта была так называемая ковровая развеска, то есть работы висели так тесно, словно одно сплошное полотно. Это и было одно сплошное полотно - полотно предательства, шантажа и неизбывного страдания. - Много же вы насобирали за эти годы, - процедила Александра. - Милочка моя, на это ушли даже не годы, а десятилетия собирательства, - вальяжно пояснил владелец. Это «милочка моя» заставило Александру вздрогнуть. Вслед за двумя мужчинами она проследовала в гостиную и молча села на диван рядом с Владимиром. Бывший следователь поместился в кресле напротив них. - Борис Семенович, мы к вам по делу, - вкрадчиво начал Владимир. - Слушаю вас, Владимир Константинович. Очень рад личному знакомству. Чем смогу, помогу. Александру передернуло. У неё возникло такое чувство, словно она участвует в заранее отрепетированном фарсе. Не в силах сдерживаться, она встала, отошла и стала молча рассматривать коллекцию, повернувшись спиной к собеседникам. Здесь были собраны практически все первые имена двадцатого века красовались здесь и гончаровская испанка, и ранний Ларионов, и Родченко, и Попова, и Кузнецов, и Сарьян периода «Голубой розы», и менее известные, редчайшие имена - Ле Дантю, Лучишкин, Веснин. Пространство квартиры сжималось и расходилось перед её глазами овалами и сферами, пульсировало и разваливалось на спектры и неожиданно сворачивалось в черные дыры, поглощая свет. Из этих провалов на Александру вдруг пахнуло коридорами Лубянки, и она отшатнулась от картин, как от призраков. Между тем неторопливый разговор за её спиной продолжался. - Борис Семенович, в восемьдесят восьмом году вы вели дело Андрея Ильина. Первоначально ему вменяли статью семьдесят. Но в итоге были учтены смягчающие вину обстоятельства, а также сотрудничество со следствием, и Ильин получил всего год по статье сто девяносто. - Повезло парню, - откомментировал комитетчик без тени иронии. - Вы были следователем по его делу, и главным смягчающим обстоятельством в пользу обвиняемого явился ваш договор с Александрой Михайловной, здесь присутствующей, - Владимир кивнул в сторону Александры, - согласно которому в обмен на переквалифицирование статьи Ильина Александра согласилась безвозмездно передать вам картину Айвазовского из коллекции её отца, знаменитого коллекционера Михаила Бартеньева, «Возвращение брига «Меркурий». Александра резко обернулась, подошла и снова села рядом с Владимиром напротив Ольшанского. Теперь она смотрела на него в упор. Ей страстно хотелось схватить его за эту проклятую бутафорскую бороду и таскать, пиная, по полу, заставить его сбросить эту маску благочиния, чтобы она могла узнать, увидеть эту тварь, этого падальщика таким же точно, каким он предстал перед ней шестнадцать лет назад. Ей хотелось сделать ему так больно, чтобы он взвыл у неё под ногами. Невольно взгляд её упал на полотно, изображающее летящую пару, крепко держащуюся за руки. - Эта картина, насколько я знаю, принадлежала профессору Верейскому, другу моёго отца. - Её прорвало: - Если не ошибаюсь, он был осужден на двадцать лет и умер в тюрьме. - Профессор Верейский был осужден за растление малолетних, - бесстрастным голосом сообщил Борис Семенович. - Он получил по заслугам. - Вина Верейского не объясняет присутствие его Шагала у вас на стенке. Так же как и наличие у вас в коллекции его бесценной врубелевской майолики. - Милочка моя, вы грубить сюда пришли или просить меня о помощи? - все так же спокойно поинтересовался комитетчик. На неё зыркнули те самые непроницаемые глаза. И она не выдержала, вскочила: - Убью, сволочь!… Но в тот же момент Владимир, который до сих пор с интересом, хотя безмолвно наблюдал за перепалкой, крепко схватил её за руку и заставил сесть. - Хотите, дам совет, милочка моя, - скривился Ольшанский. - Не произносите угроз, выполнить которые у вас нет никакой возможности. - Он снова погладил бороду. - И ещё: на первый раз, из уважения к Владимиру Константиновичу, я пропущу ваше хамство мимо ушей. Но учтите, если вы не успокоитесь, я вынужден буду просить вас покинуть мой гостеприимный дом. «Да он издевается надо мной!» Александра обернулась на олигарха, по-прежнему не отпускавшего её ладонь. «Это он во всем виноват», - пронеслось у неё в голове. Это он, он поставил её в такое унизительное, невыносимое положение. Она с силой дернула руку. Но Владимир отпускать её не собирался. Когда он заговорил, голос его прозвучал негромко, но с явной угрозой: - Борис Семенович, не надо лезть на рожон. Мы к вам по-хорошему пришли, но, поверьте, если понадобится, мы применим другие методы поиска. Гэбист моментально оценил обстановку. Он выпрямился в кресле и теперь действительно стал похож на себя прежнего: - Владимир Константинович, это дело давнее, никакого Ильина, или как там вы его назвали, я, конечно же, не помню. А вот картину «Бриг «Меркурий» я помню очень даже хорошо. Естественно, никакого отношения к этой работе я никогда не имел. Но уже после увольнения своёго из органов я в течение нескольких лет работал художественным консультантом банка «Универсал». И я прекрасно помню, что эта работа Айвазовского была приобретена в их корпоративную коллекцию. - Он помолчал. - Айвазовский, понятно, не в моём вкусе, - он обвел рукой комнату с довольным видом, - как видите, я люблю и собираю совсем другое искусство. Но «Бриг «Меркурий» я помню хорошо. Объективно это одно из самых выдающихся полотен Айвазовского, имеющее мало равных в русской живописи. Александра почувствовала, как разрывается её сердце. - Борис Семенович, - вкрадчиво поинтересовался Владимир, - «Бриг «Меркурий» по-прежнему находится в коллекции банка? - Господи, Владимир Константинович, кому, как не вам, знать: в девяносто восьмом банк разорился и коллекция была продана. Что-то ушло с аукционов, что-то частным образом. - Что же стало с конкретно обсуждаемой работой? - Ну, этого я не знаю, мне никто не докладывал. - Ольшанский привычным жестом огладил свою ухоженную бороду. - Скорее всего, работу такой значимости взял себе кто-то из владельцев банка, но с точностью утверждать не могу. Владимир поднялся: - Ну что же, Борис Семенович, спасибо за помощь. Надумаете продавать свою коллекцию, звоните. - Он поднялся и мягко потянул Александру за собой: - Пойдемте, нам пора. Она молча повиновалась. - Как вы? - спросил он её уже в машине. Она не ответила. Она просто смотрела в окно на холодный снег, и это приносило ей облегчение. - Акционерами банка я сам займусь, - продолжил Владимир задумчиво. - Но сдается мне, что картина уже поменяла многие руки с тех пор. Александра с усилием разлепила губы. - Этот проклятый следователь знает, где находится картина, - тихо и убежденно произнесла она. - Он знает все. - Ну и что вы предлагаете делать? Пытать его? - Хорошая мысль, - зло произнесла она и глубоко задумалась. Он долго не прерывал затянувшегося молчания. - Даже если он что-то ещё и знает, нам он об этом не скажет. - Владимир сделал паузу. - Но я думаю, что он действительно не в курсе, где искать «Меркурий», - ведь Ольшанский специализировался на том, что шантажировал подозреваемых и продавал шедевры осужденных. А связи в высоких банковских кругах у него навряд ли есть. Не переживайте, найдем мы след «Меркурия». Александра в ответ лишь помотала головой. - Вы голодны? Поедем куда-нибудь посидим? Она снова отрицательно помотала головой.