Часть 15 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она откинулась на спинку, отпивая небольшими глотками великолепное шампанское. «Кристалл». Как будто знал, что её любимое.
Владимир наблюдал, как она пьет. Затем неторопливо подлил ещё.
- Но ведь сейчас столько продвинутых технологий по определению подделок, - продолжал он, - неужели ни одна из них не выявит обман?
- Конечно же, современных технологий по обнаружению фальшивок множество, - согласилась Александра. - Тут и различные рентгены, и инфракрасный и ультрафиолетовый фотометоды, и особенно популярные сейчас так называемые мягковолновые способы, переводящие картинку в цифровое изображение, которое затем анализируется специальными компьютерными программами для выделения статистически характерных особенностей стиля художника. Ну и, разумеется, множество химанализов - как красок, так и связующих. Только умный фальсификатор всегда на шаг впереди всех технологий. В конечном счёте только человек, то есть истинный эксперт, набивший глаз на сотнях настоящих работ, может отличить копию от подлинника.
- Но ведь человеку свойственно ошибаться.
Она вздохнула:
- Свойственно. Я же не сказала, что эксперт - существо непогрешимое, я только говорю, что совершеннее глаза эксперта не придумали ещё методологии.
Она замолчала и отвернулась к окну. Огни внизу исчезли, и теперь они летели в кромешной темноте, такой же непроницаемой, как взгляд того человека, который когда-то разрушил её жизнь в стране, куда она добровольно теперь возвращалась. Владимир терпеливо ждал. Беззвучная стюардесса убрала со стола, и в салоне тихо заиграла мягкая музыка, включился зеленоватый уютный свет.
- Много в этом деле непонятного, - наконец решилась Александра озвучить свои сомнения. - Если бы перед фальсификатором стояла задача просто продать подделку, конечно, проще было бы взять и подписать работу какого-нибудь современника Айвазовского, его ученика, или даже работу похожего западного художника.
Так что самый главный вопрос, на который следует ответить, - это зачем понадобилось продавать именно копию «Брига «Меркурий"».
- И каков ответ?
- Не знаю, Владимир, не знаю. Это намного рискованнее и намного дороже. Не говоря уже о крупном гонораре художнику, о сложном и трудоемком технологическом процессе производства подобной копии, необходимо ещё и специальное, очень дорогостоящее оборудование. Просто какая-нибудь машинная сушка здесь не подошла бы.
- Намного дороже - если все было затеяно только ради этой картины. Но если дело поставлено на поток, тогда другой расклад. Резонно?
Она усмехнулась:
- Пожалуй. Вы когда-нибудь слышали о деле Сахая?
Владимир отрицательно покачал головой.
- Сахай владел одной из крупнейших галерей в Нью-Йорке во время бума импрессионистов. Он специализировался на сбыте в Японию подделок самых дорогих художников - Ренуара, Модильяни, Шагала, Гогена. Правда, чаще всего он подделывал работы средней ценовой категории, то есть до миллиона, ради которых специально везти чужеродного эксперта из-за океана вроде бы и не с руки. И продавал он свои шедевры исключительно японцам по той же причине - подальше от Европы. Кроме того, он играл на одном чисто национальном качестве - японцы просто помешаны на сертификатах подлинности и прочих подобных бумажках.
- Прямо как русские, - прокомментировал Владимир.
- Для каждой работы Сахай собирал охапку всяких документов с большими печатями. Набрав увесистую папку, он продавал подделку очередному счастливцу.
- Так он ещё и документы подделывал?
- Нет, документы были самые настоящие - подкупить комитет Шагала, например, просто невозможно. Поддельной была только сама картина. А подлинник он оставлял себе. Поймали его случайно - вышло так, что и сам Сахай, и владелец купленной у него копии выставили якобы одну и ту же картину на продажу в двух конкурирующих аукционных домах. Когда это обнаружилось, то срочно был вызван эксперт, который быстро определил, что одна из работ - копия другой.
- И много он таких копий напродавал?
- За двадцать лет очень много.
- Неужели же за такое время никто другой не спохватился?
- Думаю, что этот случай был не первым, когда была выявлена подделка. Беда в том, что в художественном мире «объявлять» о фальшивках не модно.
- Даже если при этом теряешь сотни тысяч долларов?
- Даже тогда. Если вы признаетесь, что купили фальшивку, вы, во-первых, признаетесь всему миру в собственной некомпетентности. Ну и, конечно, в большинстве случаев приобретение подделок покрывается страховкой, так что в любом случае мало кто из покупателей пострадал.
- Ну хорошо, допустим, галеристам это удар по репутации, но почему же обыкновенные частные коллекционеры не заявляли на него?
- Потому что никто не хочет заработать репутацию скандалиста. Любой нормальный коллекционер, ошибившись и купив подделку, старается её тут же перепродать. Абсолютно никто не заинтересован «спалить» собственную работу, за которую были заплачены кровные денежки. К тому же можно нарваться на судебный процесс по клевете… - Александра замолчала.
- Итак, вы предполагаете, что в России объявился собственный Сахай? - резюмировал Владимир.
- Да, я склонна так думать. Во всяком случае, если существует целая команда и поставленный на широкую ногу бизнес, задача по поиску мошенников сильно облегчается.
- А вдруг это всё-таки копия в единственном экземпляре. Может такое быть?
- Может, хотя маловероятно. Допустим, кто-то заказал копию своёй работы, а саму картину отдал, скажем, в банк, на хранение.
- И тогда что?
- Тогда мои шансы найти фальсификаторов невелики. - Она усмехнулась. - Такие же, наверное, как у капитана Казарского, в одиночку вступившего в бой со всей турецкой флотилией, того самого, что командовал «Меркурием» с картины Айвазовского.
Владимир улыбнулся:
- Но он ведь, кажется, бой этот выиграл.
Александра не хотела даже позволять себе надеяться. А её собеседник между тем продолжал:
- Значит, вариантов у нас два: либо кто-то заказал копию своёй работы, а потом по какой-то причине с ней расстался и она чудесным образом оказалась у «Вайта», либо мы имеем дело с организованной преступной группировкой, при этом очень грамотной. То есть где-то существует тайный цех по производству подделок. Так?
- Так. Подобные цеха существовали в России всегда, особенно в Питере. В лихие девяностые студии по производству копий расплодились в огромном количестве, благо Академия художеств кадры ковала без перерыва. Возглавляли такие цеха в основном галеристы, имеющие доступ к подлинникам. Но вот уже лет десять как минимум я ни про одного из них не слышала - кто перешёл в разряд уважаемых людей, кого убили, кто сам исчез.
- Получается, развитие индустрии подделок повторило общую историю развития страны?
- Разумеется. Крупные мошенники девяностых давно перестроились в порядочных бизнесменов. Так что подделки, циркулирующие сейчас на арт-рынке, в основном сделаны двадцать-тридцать лет назад.
- Забавно. - Владимир покачал головой. - А вы лично знаете кого-нибудь из фальсификаторов?
Она кивнула утвердительно:
- В моёй профессии это необходимо.
- Что же вы делаете, когда вам приносят подделку?
- Вежливо возвращаю её обратно.
- А в полицию не подаете заявление?
- В полицию я обязана заявлять, если мне приносят краденую вещь, числящуюся в розыске в списках Интерпола или на худой конец Министерства культуры. А про фальшивку заявлять бесполезно: человек скажет, что купил её как подлинник, и никаких обвинений ему все равно предъявить не смогут.
- А горло вам могут перерезать?
Александра пожала плечами.
- Слушайте, а зачем вы вообще занялись торговлей антиквариатом? - неожиданно поинтересовался Владимир.
Александра в ответ промолчала. Он удивился, как вдруг поблекло и осунулось её лицо.
- Знаете что, отдыхайте, а я почитаю, - предложил он.
Александре казалось, что она никогда не заснет и этот день будет длиться вечно, но, закрыв глаза, она тут же провалилась в никуда.
Стюардесса подошла к хозяину и предложила выключить свет в салоне, но тот отрицательно покачал головой.
Ещё некоторое время он молча рассматривал спящую. «Сумеет или не сумеет?» - вертелся у него в голове вопрос. «Должна», - наконец поставил он точку в своих размышлениях и взялся за газету.
Проснулась Александра от мягкого толчка. Они приземлились в темной, глухой Москве.
Встретили их у самого трапа, мигом, как на крыльях, доставили и посадили в долгий вороненый лимузин. Так быстро все произошло, так молниеносно было преодолено расстояние от трапа до машины, что Александра даже замерзнуть не успела в своём английском пальтишке на рыбьем меху. Лишь один глоток морозного воздуха успела она набрать в грудь, лишь один взгляд бросить на темный заснеженный лес и огромные живые сугробы, как уже очутилась в темном теплом чреве огромной машины, умной и чуткой. Не спеша покатили они по окаменелому, слегка запорошенному снегом асфальту.
А вокруг мела, бушевала московская зима. Снег срывался с небес и бросался прямо на лобовое стекло, как она всегда любила - настырно, вьюжно, отвесно, сладко, вслепую, непроглядно. Владимир сидел рядом с ней молча, думал о чём-то своём. И Александра была бесконечно ему благодарна за эту тишину. После стольких лет ей хотелось вернуться в этот город безмолвно, без шумных свидетелей вступить в права своёго первородства.
Как только они выехали за ворота аэродрома, машина как-то неожиданно и мгновенно набрала скорость и они полетели. Но напрасно прижималась она лицом к стеклу, напрасно пыталась разглядеть силуэты изменившегося за эти годы города: ничего не было видно в темном окне, кроме сияющей белизны сугробов. Владимир по-прежнему молчал. Машина бесшумно, без усилий неслась где-то то ли в пространстве, то ли во времени, и казалось, что колеса не касаются больше дороги, что давно уже оторвались они от земли и летели теперь над ночной пышнотелой Москвой - Александра, в немоте своёго сиротства, и её спутник, окутанный гордым одиночеством, как и полагалось ему в его всевластии.
Снег расступился неожиданно, словно опять же по его приказу. По сторонам дороги возникли темные многоэтажки и убогие рекламные щиты. Чем дальше ехали они по городу, тем более чужим он ей казался. Вскоре Александра перестала смотреть в окно, откинувшись в глубоком сиденье.
Машина замедлила бег. Александра приподнялась и, выглянув, поняла, что это ограда московского зоопарка. Она помнила её совсем другой - стремительной, ажурной чугунной решеткой, а теперь это было какое-то бесформенное нагромождение камней. Лишь по верху безобразной серой стенищи шли тонкие изящные пики - остатки старого ограждения. И вдруг её охватило щемящее ощущение того, что она вернулась. Домой.
Будто и не было этих долгих лет странствий, лет, когда, свернувшись калачиком, она мерзла на чужбине, на чужой кровати, под чужим одеялом. И этот незнакомый человек, сидевший теперь подле неё, вдруг показался ей частью её города. Её судьбы.
В этот момент машина остановилась. Дверца распахнулась - Александре было пора. На секунду её охватило малодушное желание никуда не выходить, забиться поглубже, навсегда остаться в натопленной утробе автомобиля - не делать шаг в мир, в мороз, в неизбежную неизвестность. Но ступня её уже примяла свежевыпавший девственный снег. Еще мгновение - и шаги её потянулись аккуратной чередой, нарушая белизну зимнего мира, к ярко освещенному подъезду гостиницы.
Она шла и вдыхала морозный воздух - но внутри у неё было так жарко, словно дышала она в парной.
Её спутник, тоже выйдя из машины, стоял и терпеливо ждал, когда она обернется.
Она обернулась. Ойкнула. Вернулась. Взглянула снизу вверх, ведь он был совсем близко. Хотела поблагодарить его. Но слов не нашла.
Владимир протянул ей что-то. Александра молча смотрела на его руку, красивую крупную кисть, на которую приземлялись крупные хлопья снега.
book-ads2