Первое, что бросилось Александре в глаза, была безобразная современная живопись - многометровая имитация модерна в лимонно-оранжево-лиловых тонах. Эта цветовая какофония настолько её оглушила, что некоторое время она не могла собраться с мыслями. Она слышала, как Роза ей что-то говорит, о чём-то спрашивает, на что-то вроде бы указывая круглой холеной ручкой. Но Александра глаз не могла отвести от чудовищных угловатых вакханок и фавнов с гроздьями акрило-металликового винограда. - Нравится? - по-своему истолковала её реакцию Роза. Александра мучительно подыскивала слова, но так и не нашлась, что ответить. Лишь громко сглотнула. - Ты, наверно, голодна, - пришла хозяйка ей на помощь. - Ладно, пойдем к гостям, своёй коллекцией я похвастаюсь перед тобой позже. За эту передышку Александра была ей безмерно благодарна. Краем глаза она уже заметила огромные парные императорские вазы и величественные напольные канделябры размерами вазам под стать, которые она при необходимости могла бы похвалить, почти не покривив душой. Вдоль широкой мраморной лестницы, уходящей под высоченный потолок на второй этаж, висела пышная западная живопись, в основном итальянская и французская ХVII-ХVIII веков. Тем временем Роза взяла её под руку и энергично потащила за собой. «Зря я приехала», - сформулировала про себя Александра, влекомая хозяйкой к высоким двойным дверям. Ей стало абсолютно ясно, что она переоценила свои силы. Её единственным и настойчивым желанием было теперь убраться восвояси, по мере сил и возможности не привлекая к себе внимания. «Ничего, ничего, - успокаивала она себя, - сейчас выпью глоток вина и незаметно исчезну. Все будет хорошо». Но как же она ошибалась! Огромная парадная гостиная в сиянии множества хрустальных огней была полна людей, о чём-то шумно между собой переговаривающихся. Однако появление Александры не прошло незамеченным. Как только они с Розой вошли в зал, разговоры стихли. - А вот и наша Александра, - весело объявила Роза. - У неё сегодня был непростой день, но она молодец, всё-таки смогла к нам приехать. Чувствуя обращенные на себя взгляды, Александра улыбнулась и сделала несколько шагов вперед. И тут, как будто море перед цунами, людская волна колыхнулась, и, как показалось Александре, отхлынула от неё, обнажив краешек надраенного до блеска паркета. Несколько мгновений Александра тупо смотрела на этот блеск, отделивший её от толпы, словно вдруг оголилось перед ней морское дно. Сама хозяйка, кажется, была смущена таким приемом. Она обернулась к Александре, как бы желая дать понять, что теперь гостья сама должна как-то достойно выйти из сложившейся ситуации. Но тут из толпы решительно отделилась княгиня Нина Вяземская, невысокая энергичная женщина с крупной проседью в черных волосах, забранных в вечный хвост на затылке. Княгиня пересекла залитое электрическим сиянием пространство, отделяющее Александру от мира, и весомо, твердо протянула ей свою небольшую руку. - Александра, я восхищаюсь вашим мужеством, - четко выговорила Нина. Хотя произнесла она это негромко, казалось, слова её услышали все. - А вот и музыканты вернулись, - с облегчением выдохнула Роза. - Александра, шампанское? И вечер зашумел, заплескался как ни в чём не бывало. Живописное латинское трио, состоявшее из саксофониста в яркой рубашке, сморщенного желтого человека с тамбурином и сказочной красоты мулатки, разместилось у огромного концертного рояля и заиграло бразильский джаз. Гости, рассевшиеся на диванчиках и сгруппировавшиеся вдоль стен, продолжили прерванные разговоры, официанты порхали с блестящими подносами шампанского и миниатюрных закусок, а в самом центре Александра заметила фонтан с выложенной по кругу черной икрой. Стараясь ни к кому не приближаться, чтобы ненароком кого-нибудь не заразить той очевидной заразой, которая от неё исходила, Александра сосредоточилась на живописи на стенах. Были в Розиной коллекции действительно исключительные полотна - да и имена все как на подбор: Серебрякова, Малевич, Фешин, Кустодиев, Сапунов. «Может, всё-таки не зря я приехала, - снова подумалось Александре. - Увидеть такие работы - это чудо. Ведь больше меня сюда не пригласят…» Но самым прекрасным в тот момент Александре показался ночной диковинный сад, огромные стеклянные двери в который были распахнуты настежь. В свете ярко освещенных окон угадывались в нем фантастические силуэты каких-то неземных растений, и обещанием чего-то близкого, давно забытого и родного манили плети крупной молодой березы, сквозь которые, как сквозь редкие пряди волос утопленницы, просачивался холодный серебристый свет. «Домой!» - скомандовала себе Александра, налюбовавшись видом. Потихоньку поставив свой недопитый бокал на какую-то полированную поверхность и стараясь не смотреть на лица раскрасневшихся, захмелевших гостей, она начала осторожно пробираться к выходу. Цель была уже близка, когда внезапно по толпе снова пробежала рябь возбуждения. У входа возникла какая-то возня. Еще через несколько мгновений вслед за сияющей хозяйкой, картинно возвышаясь даже над своими телохранителями, в гостиную вошел её ночной гость, так неожиданно напомнивший о себе на аукционе. - Владимир Сахновский, третья строчка Форбса, - выдохнул кто-то рядом с ней. «Вот напасть», - про себя чертыхнулась Александра и в целях конспирации плюхнулась на миниатюрный диванчик, чуть не придавив маленького толстого человечка, интимно расположившегося с высоченной блондинкой. Но напрасно она волновалась - её могущественный знакомец, просканировав взглядом содержимое вечеринки, не обратил на неё никакого внимания. «Пора», - снова скомандовала себе Александра. Извинившись за вторжение перед человечком, она решила, что теперь уж самое подходящее время смыться. И тут увидела Макса. Отделавшись от какого-то весьма пьяного господина, он направлялся в сад покурить. Чуть поколебавшись, она двинулась за ним. Освещенный красным угольком сигареты, Макс стоял, о чём-то глубоко задумавшись, и потому, должно быть, не заметил Александру. Переступив через порог комнаты, словно перейдя какой-то важный барьер, она немного помедлила на площадке лестницы, затем осторожно спустилась по трем мраморным ступеням, ведущим в сад. Только когда гравий зашуршал под её ногами, эксперт поднял голову. При виде Александры лицо его абсолютно ничего не выразило. Он лишь в очередной раз глубоко затянулся сигаретой и снова уставился во тьму. Она подошла совсем близко к нему. От Макса пахло уже знакомой смесью табака и ладана - «Армани прайв». Александра некстати вспомнила, что в годы их студенчества её друг не курил и не душился. Желая удостовериться, что перед ней её верный старый Макс, она протянула к нему руку, но неожиданно он резко отпрянул. - Довольна? - зло спросил он. Александра замерла: - Макс, чем же я могу быть довольна? - Как же, ты ведь не такая, как все, тебе просто необходимо, чтобы вокруг тебя постоянно творились великие трагедии… Профессорская дочка, - как-то уж совсем не к месту добавил он. - Макс, я виновата, - глухо пробормотала она. - Но я правда не думала, что все так обернется… - О чем вообще ты думала, когда разоткровенничалась с этим журналюгой? - Макс, прошу тебя… - Хватит! - яростно перебил он её. Хватит меня без конца о чём-то просить. Она по-прежнему сдерживалась. Но с трудом. Не так уж «без конца» она его о чём-то просила. - Я много лет зарабатывал себе репутацию не для того, чтобы ты вот так взяла и все походя разломала, продолжал он. - Но, Макс, при чем здесь твоя репутация… Ох, лучше бы она промолчала. Даже в темноте было видно, как в глазах его заплясала ненависть. - Господи, вот же угораздило - связался с умалишенной идиоткой. Как вообще пришла тебе в голову мысль оклеветать «Вайт»! У Александры перехватило дыхание. - Что значит - оклеветать? - словно бы ослышавшись, переспросила она. - Макс, что ты такое говоришь? - А как это, по-твоему, называется? - Макс, - голос её зазвучал нетерпеливо, - пожалуйста… Ты ведь прекрасно знаешь, что работа, выставленная у «Вайта» под названием «Возвращение брига «Меркурий», - это стопроцентная копия. Тот резко отбросил сигарету: - Нет, дорогая, я этого не знаю. - Ты врешь, - тихо проговорила Александра. На мгновение ей показалось, что сейчас он её ударит. Но он лишь дернулся в её сторону. - Однажды ты уже покалечила мне жизнь, - прошипел он ей в лицо. - Второй раз тебе этого сделать не удастся. Развернувшись, он быстро поднялся по ступенькам и исчез за темными спинами гостей. Вдалеке прокричала сова, и легкий порыв ночного ветра остро прошелестел листьями вечнозеленых кустарников. Александра попятилась, хрустя гравием, затем обернулась лицом к ночи и быстрыми широкими шагами пошла в глубь сада. Она пересекла безупречный газон и направилась к выделяющемуся на фоне ночного неба огромном дубу, под которым стояла небольшая скамейка. Было промозгло и сыро, как бывает в островном городе Лондоне даже ясной декабрьской ночью. Но Александра не чувствовала холода. Сад был до краев полон упоительной благостной тишиной. Всего несколько десятков метров отделяло её от ярко освещенных окон, но здесь уже был другой мир, которому не было до Александры никакого дела и в котором потому было несравненно уютнее. Словно бы расстегнула она и сбросила на траву тяжелый, стягивавший грудь панцирь, расшнуровала доспехи - и сразу задышалось легче. Прошло напряжение, не оставлявшее её весь день, - не надо было следить за лицом, кусать губы; и мускулы сами собой расслабились. Усевшись на мокрую скамейку, она устроилась поудобнее, подогнула под себя ноги, чтобы как можно дольше сохранять собственное тепло, задрала голову и уставилась на луну. Она была такая хорошая, сегодняшняя луна, ухоженная, полненькая, правильная. И такой щедрый и спокойный свет разливала она вокруг, что невольно Александра задышала глубоко и размеренно и потихоньку стала впадать в почти летаргическое состояние. А между тем лунный свет все лился и лился и даже как будто становился ярче, и какой-то странный ритм зазвучал вокруг. И скоро, то ли поддавшись гипнотическому влиянию дивной ночи, то ли от усталости, то ли от пережитого отчаяния, Александра погрузилась в забытье, больше не думая ни о чём и не чувствуя уже ничего, лишь смутно ощущая вокруг темный сад, полный диковинных очертаний, мягкие дуновения ветра и прозрачную хрустальность ясной ночи. Внезапно лунный свет померк. Она не сразу это заметила, вначале лишь уголком сознания уловив произошедшую вокруг перемену, затем, уже полуочнувшись, вдруг ощутила рядом чье-то угрожающее присутствие. К ней приближалась тьма. Тьма подобралась уже совсем близко, заслонив собою лунный свет, надвинулась внезапно и словно бы ниоткуда, сосредоточившись только на ней, не давая ей пошевелиться, не разрешая уйти, сбежать, что-то изменить, верша её судьбу сейчас же и помимо её воли, не оставляя выбора. И на миг Александре показалось, что между ними - между этим сгустившимся рядом с ней мраком и ею - существует какая-то важная, давняя и очень прочная связь. Она не испугалась, нет; она просто поняла - телом ли, душой ли, разумом, - что вот опять за ней пришли силы, сопротивляться которым было бесполезно. И, беспомощно скрючившись, вжавшись в скамейку, она вдруг почувствовала, как пронизал её дикий, мертвый холод. - Разрешите? - Этот властный, вполне человеческий и уже хорошо знакомый ей голос моментально привел её в чувство. Она вздрогнула. Между тем, не дожидаясь её приглашения, третья строчка Форбса уселся рядом с ней, причем на широкой скамейке сразу же стало тесно. Александра с сожалением вспомнила про свои брошенные доспехи - но было поздно. Ей отчетливо захотелось бежать от него. Тем не менее тут же встать и уйти было бы слишком. Она взглянула на него искоса. Расположился он удобно и вальяжно, положив ногу на ногу и раскинув руки по спинке скамейки, словно бы везде, где бы он ни находился, все пространство - по законному праву - должно было принадлежать только ему одному. Она чуть сдвинулась со своёго теплого насиженного местечка, и тут же новая волна холода накрыла её на влажной скамейке. Александра почувствовала неприязнь. - Мечтаете, - между тем завел он беседу своим светским, холеным, не допускающим возражений голосом. Ей всегда казалось, что вот именно таким голосом разговаривают арабские шейхи - бархатным и ласковым в одну минуту и приговаривающим к смерти за малейшую провинность - в следующую. Сам вопрос показался ей совершенно идиотским.