Оглушающая, беспросветная тишина и пустота. …Бом. Мое тело содрогнулось, выгнулось, натолкнувшись на невидимую преграду. Дно. От удара я словно пришла в себя, вновь обретая свое «я», и это придало мне сил. Бесконечно далекая поверхность казалась почти неразличимой, но я заставила себя оттолкнуться и поплыть туда, где, как чудилось, был верх. Выход. Перед глазами вспыхнул красный огонек. Сначала расплывчатый, далекий, он постепенно обретал форму, обрисовывал контур оправы и очертания длинных ухоженных пальцев. Вода вокруг заколыхалась смутным, неясным беспокойством и чем-то, впервые похожим на страх. Словно чей-то взгляд, отстраненно-любопытный, прожигал спину между лопаток. Он заговорил с ним после ужина в доме его покровителя. – У меня есть заманчивое предложение, – произнес спокойно. – Очень, очень заманчивое предложение. Красная точка покачивалась, манила обещаниями. Несметные богатства, от которых перехватывало дыхание, – зелья, книги, оборудование. Тайная протекция, дававшая чувство неуязвимости перед законом. И та, кого он в мыслях все еще продолжал называть Лейни, тянущаяся к нему, доступная. Цель, отдававшая отсветом чужой магии. Но такая волнующая, правильная. С этого момента все изменилось. В зеркале заднего вида экипажа проступила картинка, окрашенная красноватыми всполохами. Маленький мальчик, вцепившийся в подлокотники сиденья, глядел вперед на дорогу и улыбался искренне и доверчиво. Поворот не туда. Холод пробрал меня до костей. Образ ребенка треснул, рассыпавшись острыми осколками от отчаянного, горестного крика. – Ты обещал! Я делал все, что ты просил! Она не должна была пострадать! Прикосновение руки с красным перстнем было почти физически ощутимо. – Ты знаешь, кто виноват. Знаешь, кого следует ненавидеть. Так отомсти за нее – и уйди. «Ненавидеть. Ненавидеть. Ненавидеть». Слово вспыхивало в голове, бесконечно повторяясь, словно эхо в пустом высоком зале. Отталкиваясь от стен, оно горело, распространяя вокруг себя сеть алых трещин. Все вокруг сотрясалось. Мир рушился. «Отомстить. Отомстить. Отомстить». Всем. Всем. Всем. Лощеному франту Майло Кастанелло, дважды обокравшему его, получившему ту, что стала смыслом его существования, а после не сумевшему удержать ее от смертельной ошибки. Пустоголовой потаскухе Женни, по злой насмешке судьбы носящей титул леди, которой глупец Кастанелло решил заменить первую супругу. Сумасшедшей Эрли. И этой настырной девке, вдове идиота Честера, из-за ошибки которой он чуть было не лишился всего, избежав каторги лишь милостью покровителя. Девке, которую сдернули с костра, где ей было самое место. Сжечь ее. Сжечь их всех. И уйти. …Я почти пробилась к поверхности, почти вынырнула, но над головой вдруг сомкнулась ледяная корка. Я билась исступленно и отчаянно, но лед преграждал путь к свободе. Легкие, забитые вязкой, склизкой мутью чужих эмоций, нестерпимо жгло, хотелось выплюнуть их из себя, сделать живительный глоток воздуха. Тщетно. По другую сторону льда проступали смутные, неясные образы, постепенно обретавшие яркость и четкость, словно лед становился прозрачнее, тоньше. Картина триумфа человека, годами шедшего к своей последней цели. Я кожей чувствовала его ликование, окрашенное нотками безумия. Вот я на влажной темной земле, съежившаяся от боли. Лицо перекошено, рука с пылающим браслетом безвольно откинута в сторону. И лорд Кастанелло – рядом и одновременно далеко. Его тело посреди гостиной в луже крови и рвоты. Судорожно стиснутая ручка разбитой чашки. И пальцы – наши с ним пальцы – почти соприкасаются, связывая лорда и меня воедино. Наша связь. Искорка надежды в темном, холодном и жестоком мире. Не ее ли я искала, когда, одинокая и потерянная, ступила на мостовые Аллегранцы? Не человека ли, который бросил бы все дела, узнав, что я в опасности? Который без капли сомнения встал бы на мою сторону, защитил от несправедливых обвинений законников, вывел бы меня из горящего дома и укрыл плащом, когда я замерзала на крыльце своего временного прибежища? И эта искорка погаснет, когда остановится мое сердце. Когда я навеки застыну в этом странном мире, где нет времени. Мире, который навсегда поглотит меня, если я не сумею остановить безумного Руджеро Бренци. Меня хватило на один-единственный крик. Громкий, отчаянный, выворачивающий наизнанку внутренности, выталкивающий наружу всю ту горькую муть, что заполнила мое существо от контакта с чужим разумом. На одно слово. – Остановись! Я ударила обеими ладонями о толстую корку льда – ломая, сокрушая. И жуткое видение рассыпалось мелкими острыми осколками. Я зажмурилась, делая последний рывок наверх, и перед глазами вновь возникли замершие часы – часы лорда Майло Кастанелло, моего супруга перед Короной и людьми. Бом. Бом. Бом. Секундная стрелка слабо качнулась, дрогнула – и возобновила свой бег. Я вынырнула. * * * Миг – и к тиканью часов добавились удары моего собственного сердца и биение чужого пульса под пальцами. Мгла перед глазами рассеялась, и я вновь увидела кабину экипажа, руки Руджеро Бренци, крепко сжимавшие руль, и уходившую вперед темную грунтовую дорогу. Водитель повернулся ко мне, вцепился в запястья и с силой отшвырнул меня на заднее сиденье экипажа. Упала я неудачно, неловко подвернув связанные руки. От резкого удара о кожаную спинку вышибло дыхание. Я затрясла головой, оглушенная и сбитая с толку. Случившееся находилось далеко за пределами моего понимания. На одно бесконечное мгновение я словно погрузилась в сознание Бренци, увидев и почувствовав гораздо больше, чем могла себе представить. Теперь я понимала: Руджеро действительно был безумен. И это безумие годами взращивали неизвестные люди, используя таланты Бренци в собственных интересах. Покровитель, пригревший мальчика после того, как тот в первый раз использовал на других приготовленный им яд. Таинственный мужчина, менталист со светящимся алым перстнем, вызывавший у меня знакомое чувство ужаса. Впрочем, Руджеро Бренци вовсе не противился их приказам. Он подчинялся с радостью, видя в чужой воле отражение собственных темных желаний. Экипаж тряхнуло, и я со смутным сожалением подумала, что мой отчаянный мысленный призыв остался без ответа. Мне удалось проникнуть в воспоминания безумного зельевара, удалось разрушить призрачный образ его скорого триумфа, но я не смогла заставить его остановиться. Возможно, я действительно не обладала никакими странными способностями, а видения прошлого были лишь видениями, и это одновременно радовало и лишало надежды. Все оказалось напрасным, все, через что мне пришлось пройти, что удалось выяснить. Лорд Кастанелло умрет, а вслед за ним и я. И план Руджеро Бренци, безумный и жестокий, исполнится. Он отомстит. И уйдет. А в следующее мгновение мое тело резко повело в сторону. Раздался визг шин, громкий вскрик Бренци. Где-то на краю видимости мелькнули слишком близкие деревья. Экипаж закрутило на влажной земле, и лишь перед самым столкновением я сквозь вспышки боли вдруг осознала все с кристальной ясностью. Руджеро Бренци все-таки нажал на тормоз. Я умоляла его остановиться, и он сделал это. Выполнил мой ментальный приказ. Сильный удар, пришедшийся в бок экипажа, врезавшегося в широкий ствол дерева, подкинул меня вперед, а затем со всей силой приложил спиной о дверь с другой стороны заднего сиденья. Каким-то чудом она поддалась и распахнулась. Вылетев из машины, я кубарем покатилась по земле. Последним, что я увидела, был искореженный экипаж, влетевший в толстый ствол сосны дверью водительского сиденья. Мир поглотила темнота. * * * Я моргнула. В голове звенело, перед глазами все расплывалось. Пусть и не с первой попытки, но мне все же удалось распутать веревки и подняться на ноги. Голова взрывалась от боли, рука с браслетом почти не двигалась – возможно, перелом или вывих, но точно понять это, когда каждая клеточка тела билась в агонии под воздействием артефакта, было невозможно. Вдохи и выдохи давались с трудом, и я боялась, что сломано несколько ребер. На подгибающихся ногах я добрела до разбитого экипажа. Водительскую дверь смяло от удара, и пришлось забираться в салон через переднее пассажирское сиденье. Руджеро Бренци так и остался сидеть на своем месте. Голова его безвольно свесилась набок под жутким, неестественным углом. Странно, но крови почти не было. Приборная панель треснула, погнутый руль вдавился в грудь водителя. Борясь с подкатившей дурнотой, я коснулась шеи мужчины. Пульс не прощупывался. Господин Руджеро Бренци, злокозненный зельевар, занимавшийся изготовлением запрещенных зелий, семь лет назад избежавший каторги за работу с кацином и способствовавший убийству по меньшей мере двух леди Кастанелло, был мертв. Я зашарила руками по салону в поисках кристаллического ключа от экипажа, отлетевшего куда-то в момент столкновения с деревом. Управлять сложной машиной, да еще и получившей значительные повреждения, я не умела, но выбора не оставалось. Стоило хотя бы попытаться. Пройдясь ладонями по пиджаку Бренци, я почувствовала что-то в одном из карманов и с нескрываемым удивлением извлекла сложенное вчетверо письмо. Мельком пробежавшись по написанным синеватыми чернилами строчкам – в глазах двоилось, и понять текст было совершенно невозможно, – я убрала тонкую белую бумагу за корсаж платья. Ключ обнаружился под ногами водителя. Я достала его и дрожащими руками вставила в разъем у руля. Приборная панель на мгновение вспыхнула синим, экипаж дернулся. От резкого движения крышка капота с грохотом откинулась вверх, ударив по лобовому стеклу. Меня и тело Бренци осыпало осколками. Экипаж содрогнулся еще раз. Внутри двигателя что-то заискрило, защелкало. Обмирая от ужаса, я торопливо выбралась наружу и отползла как можно дальше от опасной машины. Пришлось признать, что идея доехать до поместья себя не оправдала. В изнеможении я опустилась прямо на дорогу. Меня колотила крупная дрожь, тело казалось сплошным ушибом. Больно было не только двигаться, но даже думать. В десяти шагах лежал мертвый мужчина, и убила его – пусть и косвенно – я. Если бы не тонкая, хрупкая связь между мной и умирающим лордом Кастанелло, если бы не ответственность, которую я чувствовала за его жизнь, я бы, наверное, сдалась. На дороге отчетливо проступали свежие следы шин. Закусив губу, я заставила себя встать. Нащупала в кармашке пузырек с обезболивающими кристаллами и проглотила их все разом, не чувствуя кофейного вкуса. Подобрала испачканные изумрудно-зеленые юбки – и побежала. Обратно. * * *