Дворецкий без сил опустился обратно на табурет. Он забрал кружку, но допивать остывающий кофе не спешил. – Господин Сфорци, – окликнула я его, – есть хоть какой-то способ связаться с лордом Кастанелло раньше, чем экипаж доберется до городского дома? – Боюсь, что нет, миледи, – тут же ответил дворецкий, нахмурившись. – Разве что скоро прибудет почтовая карета… хотя нет. Господин Бренци точно успеет раньше. Со стороны окна раздалось деликатное покашливание. Я обернулась. – Леди Фаринта, – произнес Тори, – моя кобыла стоит оседланной на заднем дворе. Что нужно сделать? * * * Вместе с сыном Кауфмана отправился Густаво. Он должен был показать мальчику дорогу и передать лорду Кастанелло небольшую записку, к которой я в качестве доказательства приложила фрагмент письма господина аптекаря. Об иной причине, по которой я хотела, чтобы Тори сопровождал один из работников поместья, я упоминать не стала. Я боялась, что Руджеро или другие возможные сообщники Арджеро Бренци могут напасть на лорда Кастанелло – крепкий слуга для супруга оказался бы в такой ситуации полезен. Уговаривать Таво не пришлось. Стоило мне только упомянуть, что Бренци, скорее всего, причастен к отравлению Лоиссы, как он, стиснув кулаки до хруста, без лишних слов запрыгнул в седло. – Вперед! – Тори похлопал кобылку по выгнутой шее, и та сорвалась с места. Через несколько секунд всадники пересекли границу поместья и скрылись за густым подлеском. Оставалось только надеяться, что сын Кауфмана сумеет обогнать экипаж. Ведь жизнь лорда Кастанелло зависела от того, успеет ли Густаво предупредить его об опасности раньше, чем Руджеро расскажет сообщникам своего родственника-отравителя, что лорд больше не защищен артефактом. – Миледи. – Мелия мягко коснулась моего плеча. Она заметно нервничала, лучше прочих обитателей поместья понимая причину моего состояния, но старалась улыбаться дружелюбно и успокаивающе. – Не волнуйтесь вы так, наш Таво и мальчик точно должны успеть. Дорога тут идет кругом, в объезд гор, а всадник на лошади проскочит напрямик через седловину. Возвращайтесь к себе, отдохните. Я позову, когда сделаю завтрак. Она взяла меня под руку и повела к моему временному жилищу в домике садовника. Я не сопротивлялась, хотя понимала, что нервное возбуждение не утихнет до тех пор, пока я не увижу лорда Кастанелло живым и невредимым. Мелия проводила меня до дверей и поспешно убежала в поместье готовить. Я так и не вошла внутрь. Осталась стоять на крыльце и, облокотившись на перила, невидящим взглядом скользила по укрытому на зиму саду. Что-то было не так. Что-то не складывалось. Я чувствовала, что все еще упускаю нечто очень важное. Арджеро Бренци, отвергнутый ухажер леди Элейны Кастанелло, занимавшийся изготовлением запрещенных дурманов и зелий, казался человеком, лишенным всякого понятия о морали и чести. Такой, верно, вполне был способен убить кота или доверчивую служанку только потому, что они стали ему не нужны. Только вот все преступления в поместье, включая загадочные смерти леди Жиневры и Эрлисии, происходили тогда, когда зельевар Арджеро уже отправился на каторгу. Зато Руджеро Бренци в эти годы как раз работал водителем у лорда Кастанелло. Я нахмурилась. Если подумать, все без исключения происшествия последнего месяца случались именно тогда, когда лорд находился дома. А значит, вместе с ним в поместье был и его водитель. Письма обычно появлялись на моем подносе на следующий день после того, как Бренци возвращался из города и предположительно передавал их Лоиссе, а короткую записку, полученную перед отравлением кота, он и вовсе мог подбросить сам. И это не было единственным совпадением. Пропитанные дурманом свечи мне принесли сразу же после разговора с лордом, и у господина Сфорци, которого я первоначально подозревала, не хватило бы времени, чтобы добавить зелье. А вот Руджеро запросто мог подслушать нашу беседу и беспрепятственно проникнуть в кладовую, пока лорд отчитывал дворецкого. Мне припомнилось, как незадолго до появления господина Сфорци лорд обменялся парой кивков с кем-то, заглянувшим в малую гостиную. Кажется, тогда мы как раз говорили о моих пожеланиях, и я попросила принести свечи… Все события последних недель представали передо мной в ином свете. Руджеро Бренци постоянно крутился в поместье, оставаясь при этом совершенно незаметным. И сейчас память услужливо подкидывала нужные кусочки мозаики. Тем вечером, когда я нашла в гостиной Милорда-кота, я видела Бренци у дверей, ведущих в хозяйственную половину дома. А ведь, по его словам, ужинать он предпочитал отдельно от слуг. Сейчас я понимала, что водитель, скорее всего, заходил к Лоиссе, а на обратном пути вполне мог подлить в миску кота успокоительное из украденного у Ильды Лауди флакона. Но тогда я конечно же не уделила присутствию возле кухни водителя должного внимания. И лекарство для Милорда привез именно он. По дороге к поместью у Бренци была масса времени, чтобы отравить переданный господином Кауфманом сорбент. К тому же кацин, редкий сильнодействующий яд, однозначно указывал на руку печально известного зельевара. Тогда я подумала, что лорд, на самом деле искренне переживавший за своего любимца, мог хладнокровно прислать из города отраву вместо лекарства. И это ухудшило и без того непростые отношения между нами, а я потратила драгоценное время, возводя на супруга напраслину. Если бы я догадалась чуть раньше, если бы обратила внимание, как побледнела Лоисса, увидев своего любовника рядом с другой женщиной, Ильдой Лауди, возможно, отравление кухарки удалось бы предотвратить. А если бы не пропустила мимо ушей слова лекарки, что и ее оклеветали… Сейчас я понимала, что именно Бренци был тем человеком, которого я видела мельком с галереи в ночь, когда столкнулась с Лоиссой, и ошибочно приняла его за лорда Кастанелло. Неудивительно, что супруг так бурно отреагировал на мои совершенно беспочвенные, как теперь выяснилось, обвинения. А пожар… Достаточно вспомнить, что все случилось в ночь после того, как лорд Кастанелло и его водитель наконец вернулись домой. Едва ли наш мирный развод вписывался в планы мстительного зельевара Арджеро, но, судя по тому, как сильно пострадала моя спальня при взрыве, очередная мертвая жена «душегуба Кастанелло» его вполне устраивала. Руджеро Бренци всегда казался мне невозмутимым и отстраненным человеком, совершенно безразличным ко всему происходящему. Но в тот единственный раз, когда я разговаривала с ним напрямую, что-то меня все же насторожило. Неужели все дело в его выходке с книгами, выбившей меня из равновесия? Может, я вовсе не на пустом месте набросилась на водителя с упреками, может, он действительно хотел задеть меня? А может, дело в другом… По телу пробежала невольная дрожь. «Если миледи будет засматриваться на каждую книгу по зельеварению, то рискует провести здесь не одну неделю», – сказал мне Руджеро Бренци. Но откуда он мог знать, какую именно книгу я держала в руках, если на обратной стороне обложки не было ничего, кроме дарственной надписи? «Моей дорогой Элейне. Навеки твой, Арджеро». И перо… Я была уверена, что он взял его левой рукой. Привычно, не испытывая никаких неудобств. Получается, Руджеро – левша? Левша, как и его безумный родственник, хотя известно, что вероятность такого совпадения среди близкой родни не так уж велика. Руджеро… Руджеро ли? Теперь я и вовсе начала сомневаться, что это его настоящее имя. Семь лет назад зельевар Арджеро Бренци, пойманный на изготовлении кацина, отправился на каторгу за совершенные злодеяния. И в это же время в Аллегранце появился Руджеро Бренци, будущий водитель лорда Кастанелло. Мистическое совпадение? Нужно было это выяснить. И я видела только один способ проникнуть в тайны Бренци. Я уверенно направилась к дому, который арендовал Руджеро. * * * Мелькнула мысль, что стоило бы вернуться в поместье и попросить кого-нибудь из слуг пойти вместе со мной, но не успела я развернуться, как увидела догоняющего меня Джакомо. В руках он сжимал тяжелый железный лом: видимо, не только я решила осмотреть жилище водителя лорда Кастанелло. Слуга поравнялся со мной и зашагал рядом. Он был непривычно мрачен. – Мелия мне все рассказала, – тихо произнес он. – Знаете, когда мы с Таво ночевали в гараже, я заметил на ящике с инструментами женский платок. Это Лоиссы, я уверен. И я вспомнил, миледи. Вспомнил. Я ведь уже видел ее с ним. У его дома. Только значения не придал. – Он резко выдохнул сквозь сжатые зубы. – Я должен был сказать раньше, простите. Я не ответила. Мы все допустили ошибку, подозревая друг друга и не замечая того, кто скрывался у нас под самым носом. Гараж и дом Бренци располагались в стороне от хозяйственных построек, ближе к границе территории поместья. На дороге, ведущей к главным воротам, виднелись свежие следы шин. Воровато оглядевшись, я на всякий случай заглянула в окно, но никого не увидела. Я подергала дверь. Конечно же дом оказался заперт. Отстранив меня, Джакомо примерился к замку и в два точных удара сбил его. Он вошел первым, я следом. Этот дом оказался куда просторнее домика садовника, где ночевали мы с госпожой Ленс. Две комнаты были обставлены дорогой мебелью, чересчур громоздкой для небольших помещений. На полках шкафа стояло серебро, стены украшали несколько акварелей, а фарфоровый сервиз – молочник, пузатая сахарница и шесть тонких чашечек – подозрительно напоминал тот, в котором Мелия обычно подавала кофе. Создавалось впечатление, что Руджеро Бренци умышленно копировал стиль парадных комнат поместья, но в небольшом гостевом домике подобные вычурные украшения и тяжелая мебель выглядели нелепо и неуместно. Я проверила гостиную, спальню и крохотную кухню с плиткой, но не нашла ни намека на то, что где-то здесь могли готовить сложные зелья или дурманы. В поисках скрытых проходов и тайников мы заглянули за шкафы и портьеры, ощупали отполированные доски пола и стыки бумажных обоев, закрывавших стены, но тщетно. Джакомо озадаченно почесал затылок. – Осмотрим гараж? – шепотом предложил он. Неприметная боковая дверь – к счастью, открытая – соединяла два примыкающих друг к другу строения. В гараже царила непроглядная мгла, но я не позволила Джакомо, уже потянувшемуся к светильнику, зажечь кристалл. Кто мог гарантировать, что водитель не оставил ловушек? Достаточно и одного взрыва. Скудный свет, пробивавшийся сквозь дверной проем, едва обозначил контуры предметов, хранившихся в гараже. Я с трудом различала многочисленные ящики, подвесные полки, доски, объемную груду ткани, брошенную в темный угол, остов кареты, снятой с колес. Тускло сияли сменные накопители для двигателя экипажа. В воздухе пахло деревом, смолой, машинным маслом и чем-то неуловимо знакомым. Дурман? Цинья? – Миледи? – тихо проговорил Джакомо. – Может, ворота открыть, чтобы светлее было? – Подожди немного. Я остановила его, прикоснувшись к плечу. В темноте, когда зрение не заглушало иные чувства, было проще найти источник запаха. Медленно, на ощупь, я двинулась вдоль стены. Пальцы скользили по полкам, подвешенным на крючках инструментам, каким-то тряпкам, запасным деталям экипажа. В один момент мне показалось, что странный запах стал сильнее, и я замерла, пытаясь сориентироваться. Послышались быстрые шаги. Джакомо рядом со мной чиркнул спичкой, поджигая свечной огарок, вынутый им из кармана жилета. На полу в круге света явственно различался квадратный участок, где доски, казалось, были подогнаны друг к другу плотнее, чем остальные половицы. – Похоже на люк. – Странно, – нахмурился Джакомо. – Тут даже замка нет. Может, обманка? Слуга наклонился, чтобы поддеть доски ломом, но я перехватила его руку. Забрав свечу, присела на корточки, осматривая половицы. Мое внимание привлекла тонкая полоска вещества, похожего на смолу, которая очерчивала контур люка маслянистой полоской. Конечно. Этого следовало ожидать. – Подожди в доме, – попросила я слугу. Он подчинился, но неохотно. Защита была сделана качественно. Я мало что смыслила во взрывчатке, но не сомневалась, что запирающее люк вещество именно ею и являлось. Обычный человек или даже артефактор, в применении чистой энергии привыкший рассчитывать на грубую силу, без труда отогнул или сломал бы доски пола – и тут же взлетел бы на воздух вместе со всем гаражом. Только зельевар, способный работать со структурой вещества, мог провести преобразование и без последствий проникнуть внутрь. На мгновение я задумалась, не этой ли смолой обработали кристаллы в поместье перед взрывом. В голубоватом блеске взрывчатки чувствовалась примесь циньи. Я невесело усмехнулась. Вещество, способное приносить одни только разрушения, отлично сочеталось у меня с образом Арджеро. Сосредоточившись, я провела ладонью над смолой, переплавляя и размягчая ее. Я старалась не дышать. Одно неверное движение – и все могло выйти из-под контроля, превратиться в огненный шторм. Но мне повезло. Смола безобидными каплями стекла по доскам вниз, и люк поддался, легко откинувшись в сторону и открыв крутую лестницу в подвал. Из темноты пахнуло дурманом, явственно и отчетливо. С порога, ведущего в гараж, удивленно вздохнул наблюдавший за моими действиями Джакомо. – Я спущусь туда, – сказала ему. – Посторожи здесь, хорошо? Он кивнул. Я сделала семь шагов по лестнице в черноту. Наконец моя нога коснулась земли. Застоявшийся сырой воздух, казалось, был пропитан запахами зелий, и в висках тут же заныло, а горло перехватил спазм. Подняв огарок свечи как можно выше, чтобы осветить все помещение, я огляделась, уже понимая, что увижу перед собой. Нелегальная лаборатория, спрятанная под самым носом лорда Кастанелло, выстроенная вне зоны досягаемости отдела магического контроля. Насколько я могла судить по тому, что мне довелось увидеть на занятиях в университете, прекрасно оснащенная. Просторное помещение с низкими сводами, освещаемое желтоватым огоньком свечи, бросавшим вокруг причудливые блики, заполняло разнообразное оборудование, реторты и колбы. В некоторых из них еще бурлили и испускали густой пар неизвестные мне зелья. На полках были разложены всевозможные порошки и пучки трав, а одна из прозрачных банок оказалась почти доверху заполнена порошком циньи, обладающим характерным насыщенно-синим оттенком. Повсюду кучками лежали разряженные кристаллы, все как один треснувшие, лишенные энергии. Я легко опознала накопители СМТ, используемые в осветительных приборах поместья. Неудивительно, что господину Сфорци приходилось в последнее время слишком часто заменять кристаллы в светильниках. Небольшой стол был завален грудой исписанных бумаг. Листы пестрели символами и закорючками, некоторые надписи сопровождались схемами сложных реакций и чертежами. Я смогла разобрать в лучшем случае половину, но и этого хватило, чтобы понять: господа законники передрались бы за право сунуть нос в разработки зельевара. Зато почерк автора этих записей оказался печально знакомым. Привычные черточки над «т» и завитки «у» не оставляли никаких сомнений: письма Эрлисии и мне писал тот же человек, что делал эти заметки и подарил книгу леди Элейне. Правда, отыскать в столе листы тонкой белой бумаги и чернила с синеватым отливом не удалось, но вряд ли это сейчас имело значение. В углу, на возвышении из пары толстых книг, стояла небольшая картина в раме. Я поднесла свечу ближе. Молодая и невероятно красивая девушка улыбалась краешком губ с черно-белой газетной вырезки. Ее узкое острое лицо с правильными чертами и огромными светлыми глазами завораживало, притягивало. Даже на простом черно-белом газетном оттиске чувствовались ее уверенность и сила. Она смотрела спокойно и открыто, с первого взгляда располагая к себе. Ладошка правой руки уходила куда-то за границу рамки. Туда, где на второй половине изображения, судя по всему, должен был находиться ее супруг лорд Кастанелло. Остальные газетные листы хранились в выдвижном ящике стола – любовно вырезанные и аккуратно сложенные портреты леди Элейны Кастанелло. Их набралась целая стопка: леди инспектирует фабрику, леди перед зданием ратуши, леди на приеме, леди в пышном свадебном платье, счастливая, сияющая. Я перебирала газетные вырезки, и при виде этих явных свидетельств одержимости Бренци чужой женой в душе поднималась волна отвращения. Нужно было выбираться отсюда. Я и так увидела более чем достаточно, а с остальным, когда вернется, разберется лорд Кастанелло.