— Ну, мама решила окончательно бросить тебя? Тебя разве это волнует? Я не знаю, почему я пытаюсь понять его. Папа перекроет ей доступ ко всем счетам, и через несколько недель она, скорее всего, вернется домой. Эта драма уже разыгрывалась, когда мне было четыре года, потом, когда мне было восемь и в последний раз, когда мне было пятнадцать. С тех пор их брак стал более прочным, хотя и не обязательно более счастливым. Они пережили три инцидента примерно за десять лет, и я надеялся, что последние восемнадцать лет вместе что-то да значат. Очевидно, нет. — Волнует! Это выглядит плохо. Она утверждает, что влюбилась в Марко, какого— то придурка, которого встретила на сайте знакомств для людей за пятьдесят. Он любит старые фильмы, антиквариат и винные выходные, — мой отец закатывает глаза. — Как это по-твоему выглядит? Ему бесполезно объяснять, что у людей бывают разные вкусы и симпатии. Знаю по опыту, поэтому даже не трачу зря времени. Хотя его объяснение и шокирует меня. — Мама с кем-то встречается? — Ага. Она говорит, что переедет к нему. Оказалось, она встречается с этим ублюдком уже почти год. И трахается с ним тоже. Я рад за нее, наконец-то у нее появился кто-то на стороне. — Ее решение как-то связано с тем, что ты нашел еще одну новую любовницу? — Я думаю, да, — он плюхается на диван, дуясь, как ребенок-переросток. — Я никогда их не скрывал. У нас с твоей мамой было взаимопонимание. Я вытащил ее из грязного фермерского городка в Небраске, и она выполнила две обязанности жены, о которых я тебе говорил. Она никогда особо не любила секс, так что наша договоренность сработала. Она слетела с катушек, когда я сказал ей, что Аманда беременна. — Аманда? — Моя последняя любовница, — он вздыхает. — Должна родить в апреле. Я слишком стар, чтобы еще раз стать отцом. Мой мир только что перевернулся вверх дном. Теперь мне тоже нужно присесть. — Сколько лет этой женщине? Он избегает смотреть мне в глаза. — Двадцать пять. Ненавижу осуждать… но я в бешенстве. Я всегда знал, что отец не прекратит изменять маме, но я надеялся, что он будет выбирать их себе по возрасту. — Она ровесница Харлоу. — Я об этом не думаю. Аманда выглядит как модель Виктории Сикрет. Ну, выглядела. Теперь я еще больше запутался. — Почему ты не подстраховался, чтобы Аманда не забеременела? — Она сказала, что была на таблетках. Блять, я даже видел ее рецепт, когда оставался у нее допоздна. — Сделал бы вазэктомию себе несколько лет назад. Ты должен был ее сделать, если не хотел больше детей. Он отступает назад и смотрит на меня так, словно я дурак. Я хорошо знаю этот взгляд, я видел его всю свою жизнь. Я знаю, что он собирается сказать, еще до того, как он откроет рот. — Никто не отрежет мне яйца. Беременность Аманды — это случайность. Она выглядела такой же подавленной, когда доктор подтвердил, что она беременна. Но она отказалась сделать чертов аборт, даже когда я предложил заплатить за него, — он машет мне рукой. — Прежде, чем ты скажешь всю эту чушь, которую я уже вижу на твоем лице, мы с ней расстались, — он вздрагивает. — Никогда бы не смог ебаться с беременной женщиной. Большие животы и текущие сиськи… Фу. Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Вселенная всегда вращалась вокруг него — по крайней мере, в его сознании. Почему бы женщине, в утробе которой растет еще один человек, не сохранить форму до беременности для дорогого старого папы? — Ну, вы расстались. Она просила у тебя денег для ребенка? — Ты знаешь, что просила, — он звучит цинично и раздраженно. — Я сделаю ДНК-тест, как только ребенок родится. Если он окажется не моим, Аманда пожалеет о том, что на свет родилась. Просила, потому что это то, что нужно каждой молодой маме. Он все равно не хочет ребенка, почему он просто не может откупиться и свалить? Я качаю головой, потому что не знаю, что на это сказать. — Если ребенок твой, будет у тебя четверо детей. — Шестеро, — ворчит он. — Что? — я смотрю на него так, словно даже не знаю, кто он. Честно говоря, я не должен удивляться, но сегодня я ничего не могу с собой поделать. — У меня есть еще двое сводных братьев и сестер? Папа хмыкает и что-то бормочет, стараясь изобразить болвана, но глохнет. Наконец он вздыхает. — У меня есть дочь по имени Бетани. Она на шесть месяцев младше Гриффа. Эван, мой сын, родился за три дня до рождения Харлоу. У обоих детей разные матери. Но я платил за все… — Ну и что? Они выросли без отца. Боже, какой же ты эгоистичный ублюдок. То, что ты раскошелился на расходы, не освобождает тебя от роли родителя, которого в их жизни нет. На тебе лежит ответственность за этих детей, — и за то, что подарила тебе мама. На его лице застыло выражение «мне поебать». — Обязанность отца — обеспечивать. И я прекрасно с этим справился. Что хорошего я сделал бы, если бы был более вовлеченным отцом? На самом деле, он прав. Он сделал бы только хуже. Мама была несчастна и измучена жизнью, но она хотя бы старалась быть доброй и изредка ласковой. Отец сломал ее, и она не могла нас любить. Она старалась изо всех сил, но он принижал ее и уничтожал, как и всех остальных в своей жизни. И я отлично знаю, каково это — чувствовать себя маленьким и незначительным после разговора с ним. Вообще-то, я чувствую себя так практически после каждого нашего разговора. — Что ты собираешься дальше делать? — спрашиваю я. — В этот раз вы все-таки разведетесь? Он поднимает бровь. — Я слышал, она подготовила какие-то бумаги. Я не отдам этой суке пятьдесят процентов того, над чем я горбатился все эти годы. Она и так взяла половину денег с нашего общего расчетного счета. Окей. Это гроши. Мой кошелек полон. И я не отдам ей ни копейки. Мама заслуживает этих денег. Все эти годы она терпела психологическое насилие, измены, одиночество и всю эту корпоративную чушь. Но я держу свое мнение при себе. Это не стоит спора. Он того не стоит. Я не могу изменить того факта, что этот ограниченный, озлобленный человек — мой отец. Он прав, что дал мне жизнь и ужасно дорогое образование. Но я учился на его примере и не горжусь этим. Я стал злым, у меня багаж травм и я годами был безразличен ко всем вокруг меня. — И как ты собираешься это провернуть? Ты не обойдешь законы, если только мама не заявит, что бросила тебя. Все это займет годы. Твой отпуск никогда не длился больше семи дней. — Я все еще работаю над этим. Сейчас я в отпуске, пока разбираюсь со всеми юридическими делами. У меня есть адвокат-головорез, который поимеет твою мать даже до того, как мы дойдем до суда. — Да кто тебя в этом поддержит? — спрашиваю я, прежде чем успеваю подумать. Я возмущен его отношением к маме. Но как только я произнес эти слова, я словно выпустил дракона, который направит на меня весь свой огонь в ту же секунду. — О, так это я тут развратный придурок? Я не был чувствительным, не позволял ей носить мои яйца в своей сумочке? Я обеспечивал ее, дал ей личность, сообщество. Она была кем-то только потому, что была замужем за мной. Я покупал ей бриллианты в Париже. Я позаботился о том, чтобы она стала президентом родительского комитета, когда хотела баллотироваться. Я никогда не пропускал дни рождения, праздники или особые случаи. Думаешь, суд встанет на ее сторону и накажет меня за то, что я не верю в любовь? — он усмехнулся. — Твоя мать точно знала, за кого выходит замуж, когда говорила «да». В день, когда мы встретились, она сказала мне, что сделает все, чтобы ей не пришлось возвращаться в Холси, штат Небраска. Она стала мисс округа Блейн, благодаря этому получила стипендию поступила в университет в Линкольне, но даже это для нее было недостаточно далеко от дома. Ей хотелось переехать в теплое место и никогда больше не беспокоиться о деньгах. Я предоставил ей это. Она поклялась, что ей все равно, с кем я трахаюсь, и поклялась никогда не разводиться со мной. В последние несколько месяцев она во всех отношениях нарушила свое слово, а я выполнил все обещания, которые когда-либо давал ей. И ты все еще считаешь меня плохим парнем? Блять, ты превратился в плаксивую сучку, как я всегда и говорил, — он встает и тянется к своему чемодану. — Я поехал к твоему брату. У него стержень потверже твоего будет. Вот почему ты всегда ему проигрывал, — он хлопает меня по плечу. — Пока ты не вытащишь голову из задницы и не станешь мужчиной, так и продолжишь быть позади своего младшего брата. Хочется накричать на его, сказать, что я не лузер, но я вовремя затыкаюсь. Вместо этого я говорю ему что-то, что он понимает и уважает. — Пошел ты нахер. Я первый агент по недвижимости на острове. Просто чтобы ты знал. И я заслужил это. Грифф последние три года провел в безуспешных попытках это изменить. Отец пожимает плечами. — Позвони мне, когда заработаешь свои первые сто миллионов. Тогда, может быть, ты сможешь меня впечатлить. Но я тебя знаю, Максон. У тебя нет инстинкта убийцы, поэтому ты проигрываешь ему каждый гребаный раз. Твоя мать слишком нянчилась с тобой в детстве, пока я не вмешался, не позволяя ей тебя погубить. Но было уже слишком поздно. Я даже пытался натравить вас, парни, друг на друга в надежде, что у вас отрастут настоящие яйца. Но у Гриффа они больше. А все потому, что ты не смирился, что твой брат может быть твоим врагом. Попытался сделать его своим другом, показал ему свое уязвимое место, — он качает головой, будто испытывает ко мне отвращение. — Идиот. Никчемный идиот. Я выбираю сторону победителя. Грифф живет там же? Я едва ли могу переварить все, что он только что вылил на меня. Хуже того, я понимаю, что это папина версия правды. Он действительно верит в то, что говорит. Мама неблагодарная, ведь когда ей было девятнадцать, он оказал ей приличную услугу. Последующие тридцать пять кошмарных лет он в учет не берет. Он действительно не понимает, почему она больше не бросается ему в ноги. Он не понимает, почему мы с Гриффом никогда не хотели вгрызаться друг другу в глотки. Мой брат просто лучше скрывал это. А я в половине случаев позволял ему победить, чтобы папа его не ругал. Я мог бы признаться ему в этом, но он только станет меньше меня уважать. Он остановился на самом логичном для него варианте. И я никогда не изменю это. — Я не знаю, отец. Мы с Гриффом перестали общаться через несколько месяцев после твоего отъезда. — Поругались из-за сделки или девушки? Это вообще имеет значение? — И то, и другое. — Слишком поздно говорить вам, чтобы вы отдавали предпочтение сделкам, а не женщинам. Сраться из-за какой-то… Тиффани? Я понятия не имею, почему он об этом спрашивает. — Да. Отец пожимает плечами. — Она, конечно, хороша в постели, но не стоит того, чтобы ради нее отвлекаться от дел. Расставь блядские приоритеты. В груди появляется чувство, будто на меня наступил слон. Я не могу дышать. — Ты с ней спал? — Это было проще пареной репы, — он произносит эти слова так, будто любой идиот сделал бы так же. — Девушкам нравятся деньги и внимание. Она была более чем рада спать со мной. О, и не надо смотреть на меня так, будто я только что отобрал твою игрушку. Я даже не знал, что тебя это побеспокоит. В конце концов, я был готов поделиться с тобой своей любовницей, когда тебе исполнилось шестнадцать. Боже, я стер это воспоминание из памяти. Сразу после того, как я получил водительские права, он вызвал меня в свой кабинет. Я надеялся, что он хотел поздравить меня. Может, наконец, сказал бы, что гордится мной. Но нет, он просто хотел познакомить меня с Даниэль, своей ассистенткой тире куклой для секса. Он сказал мне, что она превратит меня в мужчину. Все это звучало и заманчиво, и подозрительно. Я вырвался оттуда, ушел домой. — Ты и тогда был такой же тряпкой, — рявкает он. — Когда Даниэль сняла с себя платье, ты чуть не обмочил штаны, а потом побежал домой к мамочке. Мой отец устроил мне перепихон в четырнадцать, и я был чертовски ему благодарен. Как и твой брат, когда я дал ему такую же возможность с Аннабет несколько лет спустя. Он был намного умнее тебя. Мне кажется, он даже приходил к ней пару раз, когда думал, что я не вижу. У него всегда был инстинкт убийцы. Я не понимаю, как, блять, я так сильно ошибся с тобой. Я больше не могу. Слишком долгий день. Роб и Бритта угрожают уходом. Кили пропадает на несколько часов, а потом выясняется, что она целуется с Гриффом. Что она может переспать с моим братом, что для нее это не имеет значения. А теперь мой отец выливает на меня тонну дерьма и заставляет меня чувствовать себя мальчиком, который никогда не будет достаточно хорош. Хуже всего то, что Кили сейчас за стенкой и слышит каждое слово, слышит один из самых унизительных разговоров в моей жизни. Отец думает, что пытается меня взбодрить. Но Кили теперь понимает, насколько испорчена моя душа и почему. Скорее всего, ей не составит труда сложить паззл и понять, почему я был таким деловым и смелым, когда она меня встретила. И теперь она точно знает, что меня не исправить. Меня убивает мысль о том, что теперь она посмотрит на меня другими глазами.