Дыхание только начинало выравниваться, когда ухо уловило слабый шорох. Вскинув голову, я увидела Сайкена – рогатого божка, который сражался с драконом на этих самых полях. Тью посторонилась, пропуская его. Опустившись рядом со мной на колени, божок одарил меня слабой, печальной улыбкой. – Он попросил меня быть Его руками, – пробормотал он. Мгновение я смотрела на него, раскрыв рот, затем кивнула. Сайкен взял меня на руки так осторожно, будто точно знал, где начинаются и заканчиваются ожоги, и понес к дому, словно фарфоровую куклу. Я прижалась к нему, совершенно обессиленная, пока он нес меня через кукурузные ряды. Тью нервно порхала неподалеку. – Сайкен? Он опустил на меня взгляд. – Как стать бессмертным? Он покачал головой. – Не думаю, что это возможно, дитя. Даже мой народ не вечен. Я закрыла глаза, стараясь сосредоточиться больше на покачивании, нежели на боли. Я обдумывала его слова в лучшем случае полсекунды. Нет ничего невозможного. Сложно представить, чтобы силы, которые поддерживают богов на небесах и благодаря которым вращается Матушка-Земля, не способны продлить жизнь и выносливость одной смертной. Сложно представить, чтобы мы все родились на Земле только на кратчайший миг жизни. Я отыщу способ! Тем или иным образом я найду способ заключить Сайона в объятия, заявить свои права на любовь, которую он мне преподнес. Я добьюсь своего. Я справлюсь… Даже если мне придется действовать в одиночку. – До тебя я и не осознавала, насколько замерзла. Глава 12 Первые месяцы я ждала Сайона. В глубине души я понимала, что он не может ко мне вернуться. Он не принадлежит моему миру, а его собственный погряз в войне. Он ясно выразил свое желание: мне следует жить дальше. Порой я вынуждена была с ним согласиться: зря он вернулся. Однако большую часть времени я была слишком поглощена новой идеей, чтобы обращать внимание на то, как возродившаяся надежда пропитывала мою физическую и душевную боль, подобно кислоте. Мне предстояло долгое лечение, особенно после той вылазки в поле, усугубившей раны. Прикованная к постели, я приставала к Тью с расспросами: о бессмертии, о мирах, которые она повидала, о сказаниях и историях о бессмертных существах. Как и Сайкен, она едва ли что-то знала. Возможно, скрывала от меня правду, впрочем… Тью казалась существом слишком наивным. В конце концов, ей было всего шестьдесят четыре года, что, как я выяснила, по меркам божков совсем немного. Поэтому я обратилась к Зайзи. Сестра безропотно писала письма под мою диктовку, хотя я еще не раскрыла ей своих намерений. – Напиши главному священнику в Элджероне, – попросила я. – Он у меня в долгу. Попроси перевод священных свитков. – Напиши ученому в Майон. Назови мое имя и скажи, что, если ему интересно, я готова рассказать об увиденной небесной войне. Я обменяюсь информацией. – Напиши своей маме в Гоутир, спроси, не одолжит ли она мне ее семейный экземпляр Священных Писаний. У вас более старое издание, чем у Каты. В ожидании ответов я корпела над книгой бабушки. И как бы сильно она меня ни сердила, я оставалась в постели, принимала все необходимые лекарства и сдерживала жалобы, когда Тью меня осматривала так и сяк, или когда рука бабушки слишком грубо наносила мази и перевязывала. Мне требовалось поправиться как можно быстрее. Требовалось вновь стать самой собой. Требовалось приступить к работе. Я не писала ни хозяину квартиры в Элджероне, ни мастерской, ни коллегам. Я вообще не планировала возвращаться в столицу. Мой альбом для зарисовок быстро заполнили заметки и расшифровки отрывков из Священного Писания. Первой ко мне пришла книга тети. Я сравнила ее с экземпляром Каты, выделяя всякое отличие, особенно в том, что касалось богов, бессмертных и вечной жизни. Я сверила все с бабушкой, поскольку она лучше знала религиозные тексты. Мои вопросы ее сердили: она до сих пор не смирилась с тем, что чужак, который жил в ее доме и работал на ферме, был ее богом. Она стала дерганой и быстро теряла терпение. Тем не менее ей пришелся по нраву мой воскресший интерес к религии, и вопросы подкинули нам общие темы для обсуждения, хотя в последнее время со мной она терялась, зная о моей необычной связи с Солнцем. Затем пришел ответ от главного священника. Он прислал мне расшифровки половины свитков и пообещал прислать остальные после зимы. Я неутомимо их изучала, пока даже мама не начала жаловаться, что я мало отдыхаю и перевожу все свечи в доме. Весной пришла последняя расшифровка, а также письма от ученого. К тому времени я вновь встала на ноги и сама писала письма. Я спросила ученого обо всем, что он знает о звездных матерях, божках и бессмертии. Наверняка он принял меня за помешанную, однако, когда я отправила ему рассказ о нападении Луны на мой дом – не упоминая о причастности Сайона, – он уступил и прислал мне копии собственных исследований, пусть и заставил сперва подписать соглашение о том, что ничего из этого я не опубликую. Таких намерений у меня не было. В его заметках я обнаружила уже знакомое мне имя: Серес Вендин из Эндвивера. Имя, которое не раз слетало с губ Сайона. Выжившая звездная мать. У священника было три разных пересказа ее истории, которые противоречили друг другу, – даты расходились на семьсот лет, – а еще рисунок вышивки с изображением ее родословной. Хотя жизнь Серес вызывала глубочайший интерес, Сайон был прав: какая бы из историй не оказалась истинной, ее пути мне не повторить. Я поддерживала связь с миром через этих трех мужчин, по мере возможности вытягивая из них другие контакты. К лету мне перестал отвечать ученый. Зайзи в конце концов вернулась домой, к своим обязанностями знахарки, а я осталась заниматься обычными делами, которыми занималась еще до того, как с неба исчез Солнце. К осени я вытянула из Элджерона все, что только могла. «Время лечит любые раны» – известное выражение, о котором неоднократно напоминала мне мама. Я не знала, как себя чувствовать от того, что доказала его ошибочность. Мои душевные раны были такими же свежими и болезненными, как и в ночь ухода Сайона. Меня по-прежнему мучили его слова, сказанные на поле: «Обрести бессмертие невозможно. Иначе люди уже бы его достигли». Я начала все по новой, на случай, если упустила какую-то важную деталь в Священных Писаниях, свитках и исследованиях ученого. Я занималась на улице, на прохладном осеннем воздухе, где чувствовала на лице тепло Солнца. Его присутствие действительно было ощутимым, но будто бы очень далеким: я словно высматривала его в подзорную трубу, где он едва выделялся среди степей. Тем не менее я его видела и порой чувствовала, как нагревается кольцо с янтарем на пальце – впрочем, не исключено, что это была игра воображения. Довольно скоро, когда листья начали окрашиваться в разные цвета, а урожай почти собрали, в гости приехала Зайзи со своей мамой, чтобы провести время с семьей, пока зима не замела дороги. Сестра нашла меня, когда я сидела на табурете возле сарая, лицо грел Солнце, медленно опускавшийся к горизонту. Вокруг меня лежали различные бумаги. Хотя я восстановила силы, Тью не ушла. И хотя я старалась не зависеть от божка, ее присутствие меня радовало. Не только ее дружба и откровенность, но и то, что она была символом Сайона. Символом его любви, его беспокойства обо мне. В некотором смысле, его руками. Семья Зайзи, разумеется, не знала правду: они думали, что я пострадала во время нападения разбойников. Сестра сочинила историю о том, как один из воров швырнул в меня лампу, и раскаленное масло оставило ожоги. Поэтому, когда неподалеку находилась Даника, Тью пряталась. Теперь же миниатюрный божок сидела на ручке маслобойки и раскачивалась на ней, как ребенок на качели. Зайзи присела передо мной на корточки и долгое время молчала. Когда она потянулась к моим записям, я ее не остановила. Мне не помешала бы помощь. Прошли минуты, прежде чем сестра заговорила. – Почему тебя все это волнует, Айя? Я взглянула на нее, нахмурившись. Вздохнув, она отложила книгу, которую держала в руках. – Ты бегаешь за Ним. – Мне не нужно бегать за тем, кто уже мой. – Я перевернула страницу с расшифровками. Зайзи рассмеялась. – Хочешь завладеть нашим богом? Тут мы, вероятно, подумали об одном и том же, поскольку обе посмотрели на кольцо у меня на пальце. Она тоже была в той комнате после того, как к Сайону вернулась сила, растерзав меня и оставив истекать кровью на полу. Она слышала наш разговор. И знала все остальное. Проглотив ком в горле, я сказала: – Почему Вселенная создала нас такими совершенно разными? Какой в этом смысл? Сестра покачала головой. – Не знаю. Ранги, классы, касты… Кажется, они вечные. – Но они – не законы. – А я знала законы. – Не может быть, чтобы разделяющая нас пропасть была непреодолима. Ему это не по силам, поэтому придется мне. Зайзи подождала, пока я не встречусь с ней взглядом. – Когда ты в последний раз рисовала? Поджав губы, я взяла в руки свой альбом и пролистала семь страниц назад, к крошечному портрету матери в углу. Она постоянно обо мне беспокоилась, но я не могла отвлекаться на чувство вины. На противоположной странице находился похожий рисунок, изображающий Сайона. – Он того стоит? – Зайзи указала на многочисленные записи. – Все это ради мужчины? Я закрыла альбом. – По-твоему, я просто им увлеклась? Сестра не ответила. Отложив работу, я оперлась на колени. – Мне почти тридцать шесть, Зайзи. Я была замужем и не любила мужа. Сайон… Он коснулся вечности и выдернул мою душу из когтей смерти, рискуя собственной жизнью. Неужели в ответ мне сложно хотя бы прочитать несколько книг? Сестра заерзала. – Ты пойдешь дальше, Ай, я же тебя знаю.