Мы сидели на коленях друг перед другом между рядами овса, совсем близко. – Ты видишь во мне человека, Айя. – Его шепот окутал меня Солнцем и шелком. – Видишь мою душу. И никто никогда так на меня не смотрел. Не мог. Я не ответила. Дар речи рухнул в грязь под моими коленями, и не возникло ни малейшего желания его искать. Горячие пальцы Сайона скользнули по моей щеке. Невольно я подалась навстречу прикосновению: сердце отреагировало прежде, чем разум успел его обуздать. – С тобой я могу поговорить так, как не могу ни с кем иным, – продолжил он. Я накрыла его руку своей. Переплела наши пальцы. – Сайон… – взмолилась. – Откуда ты меня знаешь? Мгновение он изучал мой взгляд, затем выдохнул. Этот выдох шептал о капитуляции. – Я наблюдал за тобой в соборе Элджерона. Наблюдал, как ты создаешь и укладываешь плитки мозаики. Наблюдал за тем, как чертишь, как разговариваешь, как рисуешь. Наблюдал, как ловкими пальцами высекаешь из камня мой образ. Ты была такой вдохновленной, такой талантливой, такой красивой. И только поворот небес вынуждал отвести от тебя взгляд. Ты завораживала меня, и когда собор доделали, я скорбел. С каждым его предложением мой рот открывался все шире. Тело пустило корни в землю. Несмотря на жар, по спине, словно сороконожки, забегали мурашки. Я замотала головой, понимая все и в то же время ничего. Он был в соборе, каждый божий день, но я ни разу… Жар от его руки кое-что напомнил: тепло солнечных лучей на затылке, когда я наносила затирку. Когда собирала рисунок. Когда поднимала зубило. «Высекаешь из камня мой образ». – Но… – Я с трудом ворочала языком. Я высекала образ Бога-Солнце. Казалось, я вдруг упала с небес на Матушку-Землю. Жар, золото, свет и тянущиеся к нему растения. Его замешательство по пробуждении. Его прятки с Луной. Бесконечная ночь. Я знала, тем не менее отбрасывала эту мысль в сторону, считая слишком невероятной. – Ты – Он. – Я чуть не расплакалась. – Ты… это Он. Сайон кивнул, как кивает умирающий. Я помотала головой. – Но… Как? Почему ты здесь? – Взгляд нашел небо. – Как ты здесь оказался? – Луна не всегда была такой, какой люди привыкли ее видеть. – Он проследил за моим взглядом. – Тысячелетия назад она украла часть Моего света. И всегда жаждала большего. Мы ведем жестокие сражения с тех самых пор, как потеряли Сумрак. Сознание лихорадочно пыталось осмыслить услышанное. – Сумрак? Он покачал головой. – Это существо тебе неведомо. Он полубог, который простирался между нашими королевствами и выступал в качестве преграды. Его… впрочем, это долгая история. Я во многом сожалею о своей роли в ней. Моей армии удавалось сдерживать Луну… Тем не менее она стала сильнее и сообразительнее. Ее войска прорвались в Мое царство и украли немалую долю Моей силы. Я упал с небес сюда по чистой случайности. Я глядела на Сайона во все глаза. – А потом… когда я нашла тебя в реке… Четыре дня. Прошло четыре дня с тех пор, как потемнело небо. – Она не может управлять этой силой. И Вселенная никогда не позволит. Ей не стать Мной. – Именно я ношу эти цепи. Только я на это способен. Я ссутулилась, осмысливая невероятную историю. Силясь представить… Возникло острое желание рисовать, но что могла я изобразить? – Ты спрашивала, – продолжил Сайон спустя минуту молчания, – есть ли у Меня семья. – Он указал на звезды. – Это мои дети, хотя и не в привычном для смертных смысле. Закон… это запрещает. Даже сейчас цепи натянуты. Он сглотнул, и по тому, скольких усилий ему это стоило, я поняла, что у него в горле застрял ком. Нести на себе такой тяжкий груз ответственности и не справиться… Иметь детей, но никогда с ними не видеться… Быть человеком, но… «Я не хочу, чтобы ты видела меня таким, каким видят другие». И я не хотела. Я ему верила, но в голове не укладывалось, как мужчина передо мной мог быть Солнцем. Богом. Моим богом. И что именно поэтому он казался мне знакомым: ведь я видела его лик каждый день, когда он переплывал от горизонта к горизонту. Я нежилась под его лучами, однако он был слишком величественен, чтобы можно было узреть его черты, его душу… Я сжала его плечо. – Сайон… – Ай? – раздался зов матери издалека. – Айя! Я прикусила губу. Взяв меня за запястье, Сайон отнял мою руку от своего плеча. – Иди, я скоро приду. Сердце сжалось. Иначе не назовешь это болезненное ощущение в груди. – Сайон… – Ай! Он одарил меня мягкой, печальной улыбкой, от которой у меня чуть ребра не треснули. – Иди. Поджав губы, я коснулась поцелуем его лба. – Я правда тебя вижу, – прошептала. – Я вижу тебя, Сайон. Он замер. Поднявшись на ноги, я поспешила по дорожке к дому, позабыв о лампе и яйцах. Мама первой заметила воспрявший овес и сказала Кате с Зайзи. Они предположили, что, возможно, света Луны в самом деле достаточно. Но тогда почему трава для сена и кукуруза по-прежнему чахли? Я молчала, не желая предавать Сайона, и не рассказала родным о произошедшем, да и вряд ли сумела бы подобрать нужные слова. Случившееся казалось… священным. К нашему полю прикоснулся бог и воскресил его. Чтобы нам помочь. Чтобы помочь мне. Как женщина неглупая, я осознавала: он сделал это в первую очередь для меня. И от его поступка в груди распустились странные крупные лепестки – лепестки боли, надежды, тоски, замешательства, нужды, – и этот цветок не желал закрываться. Я понимала, что именно со мной происходит. Мне описывали это всю жизнь. Однако понимать сейчас – так глубоко, так близко… Меня охватил ужас. Сославшись на недомогание, я проскользнула в свою спальню и закрыла за собой дверь. Не став зажигать свечу, просто упала в постель. А потом лежала в вечной ночи, хотя, если верить часам, еще не наступил вечер. «Я наблюдал за тобой в соборе Элджерона». Наблюдал с неба. Наблюдал именно за мной, из сотен других смертных, работавших над местом поклонения. Из десятков тысяч, живших в городе. Из миллионов, если не миллиардов, населявших Матушку-Землю. «Ты была такой вдохновленной, такой талантливой…» Он сказал, что я стала лучше. «…Такой красивой». Ни отдыхом, ни глубоким дыханием не удавалось усмирить бешено колотящееся сердце. «Ты завораживала меня, и, когда собор доделали, я скорбел». Он заворожил меня в тот же миг, как я впервые его увидела при свете лампы. И все еще завораживал. Потому что он бог? Нет. Ведь тогда я не знала. Но узнала теперь. Я в некотором роде призналась в своих чувствах Зайзи, когда сказала, что могу упасть в Сайона и не коснуться дна. Эти чувства были невыносимы: мне не нравилось кого-то так сильно желать. Не нравилась то, что мной управляет нечто мне неподвластное. Я противилась им. Пыталась с ними договориться. И все же, лежа там, в темноте, я понимала, что хочу быть с Сайоном больше всего на свете. Несмотря на его откровения, несмотря на невероятную правду. «Его» следовало писать с большой буквы, но я не могла так о нем думать. Ибо останься Сайон таким, каков он сейчас, а не превратись вновь в Него, тогда, быть может… быть может, я сумела бы принять то ужасное, поразительное, всепоглощающее чувство, снедавшее меня изнутри.