Он выслушал меня почти без комментариев. Под конец я спросила: — Как вы думаете, мое мнение будет иметь значение? — Ну, у бабушки и дедушки нет никаких особых прав в процессах подобного рода, — сказал он. — Судья выслушает все наши аргументы. Исход ситуации, по всей видимости, будет зависеть от того, насколько хорошо то положение, в котором сейчас находится ваш мальчик. Судья поступит так, как будет лучше для вашего сына. — Хорошо, хорошо, спасибо. Я очень ценю… — Стойте, стойте. Не опережайте события. У меня есть кое-какие новости. — Какие же? — Да так, ничего особенного. Заседание по делу против социальных служб запланировано на десятое апреля. То есть днем позже совещания по уголовному делу. Но очень может быть, что на тот момент мы сможем кое-чем поделиться с судьей Стоуном. — Будем надеяться. И чем же? — Я показал ту фотографию парня со шрамом, которую вы послали мне по электронной почте, детективу из Стонтона, с которым я дружу. — О, отлично, — сказала я. Он действительно среагировал очень оперативно. — Детектив сразу узнал его. Имя Ричард Кодури что-нибудь вам говорит? Ничего оно мне не говорило. Будь он таинственным водопроводчиком, Слэшем или Ричардом Кодури, мне никогда не доводилось слышать об этом человеке. — Нет. Сожалею. — Не скажу, что меня это сильно удивило. Мой приятель-детектив использовал несколько более грубые выражения, но, в общем, мистер Кодури, что называется, настоящая находка для полиции. Его неоднократно привлекали за бродяжничество, нахождение в пьяном виде в общественном месте и даже за справление нужд при всем честном народе — вот так. — Что ж, прекрасно — ответила я. — Будем считать, что так и есть. Мой приятель говорит, что у него на того типа есть досье чуть не со времен детского сада. По большей части он впутывался в дела с наркотиками, но на его счету также есть взлом чужой квартиры и преднамеренное нападение. Сейчас он на испытательном сроке. В течение пяти лет он должен вести себя паинькой, чтобы ему снова не навесили по полной программе. Все это мы можем использовать во время предварительного слушания. К тому же у нас теперь есть и визуальные доказательства. — Что вы хотите этим сказать — визуальные доказательства? — спросила я. Он ответил не сразу. Потом сказал: — Ну, во-первых, должен предупредить вас, что наиболее разумно в таких обстоятельствах будет обойтись без участия суда присяжных. Понимаете, мы сознательно отказываемся от права на содействие присяжных и тем самым предоставляем судье единолично определять, виновны вы или нет. Правда, вокруг вашего дела было столько шумихи… Да и сам судья… Я ждала, что он продолжит, но телефон молчал. Не выдержав, я спросила: — И что же он? — Миссис Баррик, мне приходится объясняться со всей возможной осторожностью, чтобы не выглядеть домогающимся вас старикашкой. Но вы помните, как на днях я попросил вас надеть свое лучшее платье? — Да. — Понимаете ли, для суда внешний вид подсудимого зачастую имеет огромное значение. Поэтому я и попросил вас надеть лучшее платье. Вы красивая молодая женщина, миссис Баррик. И на некоего конкретного судью это произведет прекрасное впечатление. Я хочу, чтобы он постоянно переводил взгляд с вас, в вашем замечательном платье, на этого Кодури с его татуировками и здоровенным шрамом. Итак, у нас есть Кодури с его россказнями, и вы, которые эти россказни внятно опровергаете. Вполне возможно, что мы сумеем убедить судью, кто здесь говорит правду, а кто — лжет. Вот так, возможно, нам и удастся победить. Вы со мной? — Да, — сказала я. — Я с вами. Перед моими глазами маячил Кодури, или Слэш, или как его там потом назовут, шмыгающий носом и постоянно дергающийся. — Вот и хорошо. Скоро поговорим еще. — Подождите, мистер Ханиуэлл. — Да, миссис Баррик? — Можно я задам не совсем обычный вопрос? — Спрашивайте о чем угодно, миссис Баррик. — Раз внешность, по-вашему, имеет такое огромное значение, то почему вы сами так одеваетесь? В ответ он тихо усмехнулся. — Хорошего дня, миссис Баррик, — сказал он. Глава 39 Эми Кэй не могла вспомнить, когда в последний раз она с таким нетерпением дожидалась субботнего утра. Весь конец недели напоминал средневековую пытку, разве что инквизитор носил модные ботинки. Ей пришлось настоять на официальном расследовании по пропавшим наркотикам Муки Майерса, которое будет проводиться полицией штата под надзором Генеральной прокуратуры. Она подписала этот приказ, одновременно осознавая его фундаментальную необходимость и неизбежно возникающую при этом огромную потерю времени. Кемпе несколькими неделями ранее уже провел неофициальное расследование: тогда он и выяснил, что наркота исчезла. Лучший следователь округа Огаста предварительно побеседовал со всеми, прежде чем приступить непосредственно к сбору улик, и тщательно просмотрел записи с камер наблюдения. Его расспросы ничего не дали. Как и записи с камер, причем на жестком диске компьютера, к которому они были подключены, хранились данные только за последние тридцать дней. Затем он настойчиво попросил шерифа Пауэрса пробить все данные через департамент, даже если для этого придется кое на кого надавить: ведь любой представитель офиса шерифа мог оказаться под подозрением, если не под прямым обвинением. Сам Пауэрс считал: кто бы ни похитил наркотики (а этим кем-то вполне мог оказаться представитель закона), даже для собственного употребления, этот кто-то сильно рискует тем, что его номер нарисуется после результатов тестирования. Но даже столь агрессивные действия шерифа ни к чему не привели. Поэтому, помимо того, что она напрягла полицию штата, Эми настояла на проведении тщательного анализа политики и процедур, связанных с хранением улик. Впрочем, по сути, это было все равно, что запирать дверь конюшни после того, как лошадь уже украли. Но этим, так или иначе, надо было обязательно заняться. Хотя все это, в принципе, было чепухой. И вот, наконец, наступило утро субботы, когда она могла забыть обо всем. В прогнозе говорилось, что наступивший день поздней зимы будет скорее похож на середину весны: выглянет солнце, подует легкий бриз, а температура будет такой, какой не видали с семидесятых. Идеальный день для похода. Маршрут для себя и Бутча Эми определила по старой потрепанной карте под названием «Тропы округа Огаста», которую она купила за пять долларов в одном из бесчисленных антикварных магазинов Стонтона. Выпущена она была Корпусом гражданской охраны аж в 1936 году. Молодежь, протоптавшая все эти тропы и составившая саму карту, — те отчаянные парни, которых ФДР[25] обеспечил работой во времена Великой депрессии — теперь стала стариками, если вообще не поумирала. Выходит, то, что они успели сделать, пережило их самих. Но можно ли было по-прежнему пользоваться этими тропинками? Так что Эми решила устроить себе настоящее приключение. Подкрепившись завтраком из вафель, облитых натуральным кленовым сиропом, она вошла в свой кабинет и разложила перед собой карту. Теперь нужно было выбрать первую тропу, по которой отправятся они с Бутчем. Неожиданно ее внимание привлекли слова «гора Солон». Там насильник напал на Лилли Притчетт. Потом она увидела пещеру Вейерс. Именно здесь жила одна из первых жертв, о которой она узнала. Деспер Холлоу Роуд. Это заставило ее вспомнить Мелани Баррик. Прежде чем она отчетливо поняла, чего добивалась, Эми достала коробку с булавками. Она повесила карту на планшет возле своего стола и начала втыкать булавки в те места, где, по ее наблюдениям, совершались нападения. Иногда она сомневалась в точности адреса, поэтому ей приходилось поминутно сверяться с потрепанными архивами, которые хранила дома. Но, как следует в них покопавшись, она решила систематизировать свою работу. Она начала снова, вынув булавки и снова воткнув приблизительно в тех местах, где не была уверена в правильности координат. Она просмотрела каждый файл, делая пометки там, где то или иное место находилось на современной трассе, которой еще не было, когда составлялась висящая перед ней карта. Фишервиль — булавка. Стюартс Драфт — еще одна. Мидлбрук — снова булавка. Булавки были синими, зелеными, желтыми — в общем, любых цветов, все, что она вытряхнула из коробки. Внешняя аккуратность была ей ни к чему. И выяснилось, что ничего похожего на эту карту возрастом почти в восемьдесят лет, на которой даже не было, скажем, интерстейт[26] 81, она не представляла перед судом. Чем не повод возобновить ее расследование, хотя бы неофициально. Когда она закончила, то прошлась по комнате, а затем попыталась посмотреть на карту свежим взглядом. И связной картины не получалось. Споттсвуд на юге. Гора Сидней на севере. Разлом Буффало на западе. Шерандо на востоке. Как говорится, все румбы компаса в наличии. Но потом внимание Эми, когда она попристальнее вгляделась во всю эту географию, привлекло кое-что. Прямо посередине, там, где был расположен город Стонтон, зияла громадная дыра в форме сердца. Булавки окаймляли его края: например, была одна к северу от границы города, которая обозначала: здесь напали на Дафну Хаспер. А внутри — внутри не было ни единой булавки. Правда, Стонтон не подпадал под юрисдикцию Эми. Рулила она в графстве Огаста. А у Стонтона была своя собственная полиция и свой адвокат содружества. Но теперь, взглянув на расположение мест, где совершались акты насилия, Эми поразилась: до чего странно, что насильник никогда — по крайней мере так показывали ее наблюдения — не совершал нападений в черте города. А система в его действиях определенно была: многоэтажки, старые дома, в которые достаточно легко проникнуть, даже женский колледж. Она никогда не спрашивала своих коллег из Стонтона, приходилось ли им в последнее время расследовать дела о серийных насильниках. Дэнсби от такого просто взбесился бы. Были ли другие случаи, о которых она не знала? Может, найдутся и еще какие-то доказательства? А вдруг насильник просто не нашел никого на свой вкус в городской черте? Может, она зря так сосредотачивалась на местах нападений — то есть ее расследование так ничему ее и не научило? Эми взглянула на Бутча, спящего на полу. Потом посмотрела в окно. День был теплым и солнечным, как и обещал прогноз. Но она уже знала, что никуда не пойдет. Она достала телефон и набрала номер начальника полиции Стонтон-Сити Джима Уильямса. Он всегда нравился Эми: мужчина, сочетавший в себе непринужденность манер с искрометным юмором. К тому же он с готовностью признавал свои ошибки и постоянно поучал своих подчиненных, что лучше извиняться за неправоту, чем потом влипать в серьезные дела. Смирение в разумных количествах было отличительной чертой шефа полиции Стонтона. После того как они обменялись привычными шутками, Уильямс спросил: — Ну, и чем я могу посодействовать сегодня доблестному округу Огаста?