— Угу, конечно. Мне не хотелось становиться для него проблемой — да и могла ли я позволить себе стать ей после того, как он спас меня от шести недель отвратительного сна и не менее отвратительной еды, но раньше он никогда не просил скрывать что-либо от его жены. Они были из тех пар, которые имели общую страницу на Фейсбуке и знали пароли электронной почты друг друга. Насколько я знала, у них не было секретов. — Просто я продал кое-какие акции, которые оставили мне дедушка и бабушка, и… — Боже мой, Маркус, ты не можешь… — Не принимай так близко к сердцу. На самом деле все гораздо прозаичнее. Мне кажется, что эти акции скоро упадут. А находиться в склепе под названием здание суда как-то безопаснее, чем на рынке. Потом я скажу Келли, что решил их продать. Все будет хорошо. Это почти что самый настоящий беспроцентный займ. — Хорошо, — осторожно сказала я. Может, я и поступала эгоистично, но у меня сейчас было гораздо больше других поводов для беспокойства, чем переживать из-за невинной лжи Маркуса. Затем я добавила: — Спасибо. — Пойдем, — сказал он. Мы вышли из здания в окутанный туманом день: Погода идеально мне подходила в метафорическом плане, ведь мое будущее было столь же туманным. Считая, что мне необходимо развлечься общением, Маркус трещал всю дорогу обратно на Деспер-Холлоу-роуд. Когда мы приехали, машины Бена на подъездной дорожке не было. Оставался ли он в магазине матрасов? Или он уже в Филадельфии? Маркус остановился. — Давай закажем чего-нибудь поесть или типа того? — спросил он. — Келли сегодня работает допоздна, так что мне пофиг, где быть. — Спасибо, не надо. Мне, — тут я взглянула на место, где Бен обычно парковал свою машину, — есть о чем позаботиться. — Хорошо, — сказал он. Я схватила с пола грязный клубок нижнего белья и посмотрела ему в глаза. — Еще раз спасибо за все. — Не напоминай, — сказал он, затем слегка ухмыльнулся. — Серьезно, не вспоминай больше об этом. — Хорошо, хорошо, поняла, — сказала я. Мы обнялись в последний раз, и я ушла, помахав ему на прощание, прежде чем подняться по ступенькам к входной двери. Прошло не больше трех секунд, когда я поняла: что-то здесь неладно. Но обстояло все не так, как несколько дней назад, когда весь дом был перевернут вверх дном. Сейчас было что-то другое. В доме образовались какие-то пробелы. Чего-то не хватало, хотя я и не могла с ходу сказать, чего именно. Мебель вроде бы стояла там, где и должна. И телевизор на том же месте. А музыкальный центр… Вот оно что. Музыкальный центр. Там, где раньше стояли виниловые пластинки Бена, зияла пустота. Глава 25 На пару мгновений я замерла. Наш музыкальный центр стоял в нише из ДСП, отделанной поверх черным ламинатом — дизайнерский ход от ИКЕЯ — и она уже начала проседать. Записи Бена неплохо отвлекали от житейской обыденности своими всплесками полифонического восторга, а конверты пластинок создавали на полке яркую мозаику из вертикальных линий. Теперь на этом месте была просто черная дыра, словно от выбитого зуба. Я быстро осмотрела остальную часть дома. Первое, что я заметила в кухне — пропал Витамикс[20]. Эту суперсильную соковыжималку мы подарили друг другу на прошлое рождество, поклявшись сделать свое питание здоровее, поскольку у нас появился ребенок. И, даже будучи поддержанной и после ремонта, стоила она все равно прилично. «Не может быть! — с негодованием подумала я. — Мало того, что ты собрался бросить меня, так еще и забираешь то немногое, что осталось?» Затем я пошла наверх. Разумеется, в его половине нашего общего шкафа вещей стало гораздо меньше. Хотя, как ни странно, его лучшая одежда — все эти профессорские штучки — по-прежнему оставалась там. Отсутствовали только повседневные вещи. Комод также привлек мое внимание. Исчезла большая часть носков и нижнего белья. Как и его старые джинсы, про которые я всегда шутила, что они — единственное, что осталось от его хип-хопового прошлого, плюс большинство футболок. Остались только те, которые он носил, когда косил газон или рисовал. Он словно готовился к длительной поездке. Но что это могла быть за поездка, я не представляла. Если он убегал, чтобы присоединиться к профессору Кремеру в Темпле, то почему не взял свои пиджаки, брюки? Бежал он или нет? Еще одной странностью, заставившей меня подумать, что он по-прежнему где-то рядом, было то, что он не потрудился оставить записку. А если бы бежал, то наверняка черкнул бы несколько последних слов женщине, с которой провел пять в общем-то неплохих лет — вежливость не была ему чужда. Но он не написал мне, потому что, скорее всего, никуда он не делся. Не зная, что меня выпустили под залог, он, скорее всего, доработал свою смену в магазине матрасов, а потом отправился по комиссионкам, распродавая все, что у нас было: свои записи, Витамикс, — пытаясь собрать деньги для того, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Хип-хоп-джинсы, похоже, имели для него личную, а не коллекционную ценность, о которой такой белой девчонке, как я, было знать не надо. Может быть, Бен прямо сейчас на работе, отчаянно пытается продать еще один-два матраса, считая каждый цент, приближающий его к необходимой сумме залога. А может, он потратил все на бензин и все-таки слинял. В любом случае мне нужно было узнать это точно. Магазин был всего в нескольких минутах ходьбы. Вскоре я въехала на узкую парковку, которая выходила на торговый центр, где и размещался салон матрасов. Я прошла через стеклянные двери в большой выставочный зал, затем приблизилась к худому молодому человеку, на несколько лет моложе меня, сидевшему в одиночестве за столом. Он встал, когда увидел меня. — Добро пожаловать в салон матрасов, — сказал он. — Вы хотите просто осмотреться или я могу… — Привет. Вообще-то я ищу Бена Баррика. — Его сейчас нет. Но я был бы рад помочь вам. Вы ищете пожестче, или… — Я не покупатель, — сказала я. — Я его жена. Продавец неумело попытался скрыть удивление. Похоже, он не ожидал услышать такое от белой женщины. — Эм-м… — затянул он. — Он где-то там? — спросила я, уже двигаясь в глубь зала, словно знала, куда иду. — Он… в общем, его нет, — сказал он. — Он на перерыве или как? Парень просто смотрел на меня. Его кадык ходил вверх-вниз. — А он… разве он не сказал вам? — Не сказал мне что? — Он покинул нас в субботу утром. Просто пришел, сказал, что закончил свои дела, и ушел насовсем. Уже не помню, ответила ли я ему что-нибудь. Зато точно знаю, что уходила из магазина, едва ли не шатаясь. Стофутовая волна эмоций, захлестнувшая меня — смущение, стыд, ярость — мешала даже таким привычным вещам, как ходьба и дыхание. Я подошла к машине и едва сумела отыскать ключ зажигания. Мне просто нужно было выбраться с парковки, подальше от этого тощего недоросля и его озадаченного взгляда. Значит, Бен действительно исчез. Как я ни старалась убедить себя в том, что я — уверенная в себе взрослая женщина, которой удалось пережить весьма паршивое детство, внутри меня всегда пряталась маленькая девочка, брошенная двумя людьми, которые должны были любить ее больше всего на свете. Эта маленькая девочка всегда ожидала чего-то подобного. Эта маленькая девочка знала, что в любви и людях, которые утверждают, что любят, нет ничего постоянного. Любовь продолжалась лишь до тех пор, пока оставалась удобной. Это касалось и моей семьи, и всех приемных родителей, появлявшихся и исчезавших. Теперь к ним присоединился и Бен. Мой будущий экс-муж, похоже не озаботился даже тем, чтобы переспать с мыслью бросить меня. На принятие решения ему потребовалась не больше часа. Когда он вышел из тюрьмы в субботу? В десять утра? В десять тридцать? А потом либо сразу отправился в тот матрасник, чтобы заявить о своем уходе, либо заглянул туда по пути из города, после того как в спешке собрал свое барахло. Удивительно, что я не увидела горелых следов от шин, когда он газовал, чтобы выехать с подъездной дорожки. Хотя выбор этот наверняка был сделан им не в спешке. Скорее всего, он принял решение удрать после того, как в нашем доме побывали люди шерифа. А может быть, еще раньше — в тот момент, когда он впервые увидел белого ребенка, к рождению которого не имел никакого отношения.