Я вошла в кладовую, располагавшуюся в соседней комнате, и начала копаться в поисках гарнитуры. Вернувшись, я практически рефлекторно нахмурилась. Уоррен Плотц только что вошел. На нем были солнцезащитные очки-консервы за 250 долларов, в которых, по его собственному убеждению, он выглядел настоящим Джастином Тимберлейком, но я по-прежнему думала, что выглядит он в них полным придурком. — Что ты здесь делаешь? — требовательным тоном спросил он. — Хм, работаю. А что? — Разве ты не должна быть в тюрьме или типа того? Я почувствовала, как вспыхнуло мое лицо. Аманда широко раскрыла глаза и еще крепче вцепилась в свою сумочку. — Не должна, — сказала я. — Меня освободили под залог. — Ну, ты нам здесь больше не нужна. — О чем это ты? — Тебя уволили. Земля дрогнула у меня под ногами. — Что? — воскликнула я. — Уволили, вот что. Ты здесь больше не работаешь. Тебя заменит вот эта девушка. Давай, собирай манатки. А последний чек я отправлю тебе по почте. Стараясь сохранять спокойствие, я положила коробку с гарнитурой на стол рядом с телефоном. Враждовать с Уорреном мы начали после одного случая, произошедшего, когда я едва отработала в этом офисе пару недель. Он весьма неуклюже попытался подкатить ко мне, а я резко отшила его. Может, даже слишком резко. С тех пор он искал возможность отомстить. Прищурившись, я взглянула на него. — Я работаю в компании «Даймонд Тракинг» уже четыре года. У тебя нет абсолютно никаких оснований увольнять меня. — А вот и есть. Ты вчера не явилась на работу. — Да тебя постоянно нет на рабочем месте! — взорвалась я. — И в отличие от тебя, кстати, я звонила и предупреждала, что не появлюсь, так что я никого не подвела. — Сейчас это неважно. Вчера ко мне домой явились ребята из офиса шерифа и много про тебя расспрашивали. Кончилось тем, что мне пришлось поехать с ними в контору. Мне все рассказали про тебя. Говорили, что ты, мол, получала наркоту от одного из наших водил. Дальше они наверняка станут здесь все разнюхивать и со всеми беседовать. А мне оно не надо. — Те. Наркотики. Были. Не. Мои, — отчеканила я. — Ну конечно, не твои. Слышь, у нас тут семейный бизнес. У нас крутая репутация, и мы стараемся ее поддерживать. Не могу допустить, чтобы те, кто ходит в церковь, думали, что мы нанимаем на работу наркоторговцев. — А не мог бы ты заткнуться? Ради всего святого, Уоррен, ты знаешь меня четыре года. Неужели ты всерьез считаешь, что я могла торговать наркотиками? — Я всерьез считаю, что представители шерифа нашли у тебя дома целую кучу кокса, а еще эти ребята говорят, что ты им барыжила. Для меня этого вполне достаточно. — Это же абсурд, — сказала я. — Это… Сейчас это просто обвинение. Пока моя вина не доказана, я невиновна. И, кроме того, ты не можешь уволить меня. Я работаю не на тебя. Я работаю на твоего отца. На губах Уоррена заиграла злобная усмешка. — Да ну? Думаешь, я не говорил с ним насчет всего этого? Давай, давай. Позвони ему, если хочешь. Он тебе скажет то же, что и я. Я оцепенела. Я считала, что могу при любых раскладах справиться с Уорреном Плотцем, как бы противен мне он ни был. Но его отец был совершенно другим человеком. Он был неизменно добр со мной, можно сказать, присматривал и заботился обо мне — правда, иногда мне казалось, что заботился он больше, чем о простой служащей. Заставить его предположить обо мне худшее, подумать, что я могла сделать то, в чем меня обвиняли, разочароваться в себе и во мне — все это выглядело просто сокрушительно. — О… — задохнулась я. — Вот так-то. Так что собирай манатки, — сказал Уоррен, явно насмехаясь надо мной, зная, что он уже победил. В таких обстоятельствах закон о трудоустройстве штата Вирджиния выглядел издевательской шуткой. Частный работодатель в принципе мог уволить любого по любой причине, а то и вовсе без таковой. Бороться с этим было бессмысленно. И слишком много сил я уже потеряла в борьбе на других фронтах. Мне нужно было куда-то деться. В любой момент я могла заплакать. Не хватало еще, чтобы мои слезы усилили торжество Уоррена. Я зашла в женский туалет, где хранила мои молокоотсосы, и схватила оба. Затем вернулась в кабинет и огляделась, чтобы понять, не забыла ли я чего-нибудь. Нет, не забыла. Я потратила четыре года своей жизни на работу в «Даймонд Тракинг» и прощалась с ней без всякого сожаления. Не зная, что еще делать, я поехала домой. Я надеялась, что Бен еще будет там, когда я приеду. Как бы ни была сурова я с ним этим утром, сейчас мне не терпелось упасть в его объятия. Но он уже ушел. Дома никого не было — совсем никого. Я не могла оставаться там. Этот дом был предназначен для семьи, а не для угрюмой, бездетной, безработной женщины. Перестав спорить с собой на тему, стоит ли беспокоить Бена на работе, я вернулась в машину и отправилась на север, в сторону Харрисонбурга, туда, где находился университет Джеймса Мэдисона и, соответственно, Бен. Может быть, я вела себя эгоистично, но не забывайте: я находилась на грани нервного срыва. И отчаянно нуждалась в муже. Во время пути я старалась не думать, к чему приведет то, что только что случилось со мной. Но все напрасно. Я чувствовала себя маленьким голландцем, который пытался удержать море, заткнув пальцем дыру в дамбе[16]. Проблема была в том, что дыр в моей ситуации было больше, чем у меня пальцев. И потоп стремительно приближался. Как я буду жить без заработка? 18 долларов в час, может быть, и не делали меня принцессой, особенно если сравнивать этот доход с тем, которого добилось большинство моих сокурсников по UVA, но именно они и делали меня главной кормилицей семьи. Мне нужно было найти другую работу. Причем быстро. В регионе были и другие автотранспортные компании, но в каждой из них обязательно поинтересовались бы причинами моего ухода с прежнего места. Также я знала, что в сфере грузоперевозок у «Даймонд Тракинг» были неоспоримые преимущества. Люди уходили из других контор, чтобы попасть туда, а не наоборот. И не было никакой возможности скрыть то, что меня уволили. Кого я пытаюсь обмануть? Скрыть информацию о себе просто невозможно. Даже если бы вся долина Шенандоа ничего обо мне не знала, достаточно было ввести в «Гугл» мое имя, и вуаля: полным-полно сообщений из СМИ, где я фигурировала не иначе как — Коко-мама. Кто бы нанял меня, зная о нависшем над моей головой обвинением в уголовном преступлении? Даже запасной вариант — вернее, то, что раньше было запасным вариантом — уже не годился: Маркус оставил работу в «Старбаксе» два года назад и теперь служил в какой-то компании по управлению доходами. Словом, катастрофа как она есть. Более или менее приличной денежной заначки у нас не было. Большую часть имевшихся денег мы потратили на первоначальный взнос за дом, а остальное — на мелкие ремонтные работы, которые могли себе позволить. На моем текущем счете сейчас лежало около 900 долларов. На сберегательном счете — 50 долларов, минимальная сумма, необходимая для того, чтобы счет оставался открытым. У Бена могло оставаться немного больше. Мы все еще вели счета по отдельности. Все, что привело к появлению Алекса: изнасилование, моя беременность, наша скоропалительная свадьба, покупка дома, рождение ребенка, — не способствовало укреплению нашего финансового положения. С другой стороны, у него могло быть и меньше. И, разумеется, никаких ценных бумаг, которые можно было бы продать в трудной ситуации, у нас отродясь не водилось. Никаких внятных материальных ценностей, если не считать коллекцию виниловых пластинок Бена, тоже не было. Скорее всего, денег оставалось только на то, чтобы купить продуктов на пару недель. Или заплатить очередной взнос по ипотеке. Не было никого, к кому мы могли бы обратиться за помощью. Отец Бена служил уборщиком в средней школе. Его мать работала в продуктовом магазине. У них тоже не было сбережений, так что просить у них в долг было бессмысленно. Они сами считали дни до получения социального пособия, чтобы хоть как-то протянуть. А мои родители? Ха. Я даже не могла представить, в какой яме они сейчас пребывают. Если только вообще живы. Проще простого было представить, как один из них убивает другого либо себя. Так что во всех смыслах мы были предоставлены сами себе. Одно можно было сказать наверняка: никакой финансовой лазейки, позволявшей нанять частного адвоката, у нас не оставалось. Еще повезет, если мы сумеем сохранить дом. Медицинскую страховку нашей семьи я тоже только что потеряла. По идее от «Даймонд Тракинг» мне полагался план, COBRA[17], но я сомневалась, что теперь нас станут по нему обслуживать. А самой большой проблемой было вот что: как мне убедить судью вернуть Алекса, если я теперь не могла удовлетворить даже его основные потребности? До меня вдруг дошло, как чувствуют себя люди, живущие в странах третьего мира, где вечно идет война, а земля усеяна минами. Всякий раз, когда я планировала какой-то новый шаг, под моими ногами, казалось, происходил взрыв. К тому времени, когда я добралась до кампуса, я уже отчаялась найти Бена. И как же я была рада, что сейчас у него не было занятий. Это значило, что мы сможем хоть немного поговорить. Я могла бы позвонить и спросить, где он находится, но у меня все еще не было телефона. Может быть, в конце концов, Бен был прав, когда так настойчиво говорил об этом утром. Меня уже сильно достало то, что в плане коммуникаций я нахожусь в мрачном средневековье. Неважно. Придется искать его по старинке. Я припарковалась и направилась в библиотеку, где ему предстояло вести кружок. Все бы хорошо, но его там не было. Крошечная комната была темной и запертой. На всякий случай я все же постучала. Никаких признаков Бена. Единственным другим местом, где он мог быть, была кафедра истории. У него и других кандидатов в доктора наук были рабочие места в комнате без окон, которую они называли «кладовкой для веников». Исторический факультет находился на втором этаже Джексон-холла, через дорогу от библиотеки. Я шла так быстро, как только могла, минуя замечтавшихся студентов, каждый из которых, казалось, блаженствовал в своем маленьком студенческом коконе. Я поднялась по лестнице, пройдя через небольшую приемную кафедры, затем по длинному коридору кабинетов, где работала профессура, один из которых, как я надеялась, когда-нибудь будет принадлежать моему мужу. Когда я добралась до «кладовки для веников», меня снова постигло разочарование. Бена не было и там. Маленькие столы, как и всегда, были забиты книгами и бумагами, но за ними не было никого. Я направилась в приемную, где сидела пожилая женщина и смотрела на экран своего компьютера. «Должно быть, — подумала я, — это секретарь кафедры». — Извините, — сказала я, и она подняла глаза от экрана. — Я пытаюсь найти Бена Баррика. Вы видели его? Она наклонила голову. — Бен Баррик? Должно быть, она недавно здесь работает. — Он аспирант. У него есть рабочее место в холле. — Я знаю, о ком вы говорите, — сказала она. — Но его здесь нет. Бен больше не участвует в программе. Я покачала головой, отказываясь верить словам, которые слышала.