Глава 17 После того как он загрузил для меня на флэшку нужный файл, Бобби Рэй спросил, не хочу ли я остаться на пиво. Я вежливо отказалась, сославшись на то, что мне нужно как следует прибраться в доме после разгрома, учиненного в нем подручными шерифа. Что мне по-настоящему хотелось сделать, так это выяснить, кто стоит за Сантехнической службой A1 и что побудило этого человека отравить все мое существование. Бобби Рэй продолжал настаивать, но мои отговорки, что все это, мол, грязные происки правительства, в конце концов возымели успех. Он проводил меня, всячески заверяя: если мне снова понадобятся его услуги, все, что мне нужно сделать, это попросить. Теперь я чувствовала себя глупо, потому что Бобби Рэй тоже стал для меня своего рода угрозой. Да, он был чокнутый, домашнее хозяйство вел как попало, баловался порнушкой, а также, похоже, обладал неслабым огнестрельным арсеналом: вряд ли кому захочется, чтобы такой человек назойливо предлагал вам свои услуги. Но он был вполне дружелюбным, и, как оказалось, даже готовым прийти на выручку соседям. Так что эта его потребкорзина, похоже, была не таким уж бессмысленным символом. Возвращаясь домой, я вспомнила, что там все еще заперто. Прежде чем вернулся Бен, миновало еще несколько часов. Но это время дало мне прекрасную возможность попытаться представить себе первое препятствие, которое должно было встать на пути — мистера сантехника A1 после того, как он подъехал к нашему дому. Насколько сложно было пробраться туда? Дом был построен в 1950-х годах, в то время, когда двери и окна не были такими неприступными, как принято сейчас. Да и сигнализацию мы не устанавливали. Но ведь передняя дверь все же была заперта. Открыть ее мог только человек, у которого под рукой были подходящие инструменты. Однако мы закрывали ее еще и на засов. Как-то мне не очень верилось, что сантехник из A1 мог взломать ее, не оставив серьезных повреждений. Затем я подошла к окну слева от входной двери и прямо оторопела. Оно не было заперто. Как такое могло произойти? Неужели мы действительно были так небрежны? Или таинственный сантехник вскрыл его, а потом оставил так, на случай, если ему захочется вернуться? Я не знала, как ответить на эти вопросы. Открыла окно и забралась в дом, что означало: кто угодно мог проделать то же самое, если у него не совсем кривые руки. Потом закрыла окно и заперла его за собой. Из любопытства и страха решила взглянуть на остальные окна. Все они были заперты. Очевидно, открытым было только одно. Как только я покончила с уборкой, то села на диван со своим стареньким ноутбуком и набрала в Гугле: «Сантехнические работы долины Шенандоа». Первым в списке оказался водопроводчик из Огайо, но его контора называлась иначе. В Калифорнии нашлась служба под названием — «Сантехника A1», но кто его знает, работала она сейчас или нет. Затем я ввела в строку поиска: «A1 Сантехнические работы, Стонтон, Вирджиния». Передо мной возникло множество страниц, предлагающих мне любые сантехнические услуги, но большинство из них были просто перекрестными ссылками либо ими управляли боты, неуклюже имитирующие, что за всем этим стоят реальные люди. Затем я попыталась порыться в Списке Энджи[14]. Потом — на Йелпе. Потом порыскала в доменном реестре. Затем — на сайте Госкомиссии. Я использовала различные комбинации слов, даже разные варианты их написания. Но ни в одном из случаев конкретной информации я не получила. Получалось, что среди всех сведений, хранящихся во всемирной паутине, не было ничего, что касалось бы предприятия, называющегося — Сантехнические работы долины Шенандоа А1. Эта гипотетическая контора нигде не вела никаких дел, а уж в штате Вирджиния — однозначно. Это было явное мошенничество, а сама компания, похоже, существовала только на стикере, приклеенном к борту того фургона. Чтобы окончательно утвердиться в своих подозрениях, я набрала начинающийся на 800 телефонный номер, который был указан на том же стикере. И попала на службу секса по телефону. Так я поняла, что дело тут явно нечисто. Или, выражаясь словами Тедди, кто-то определенно пытался меня подставить. Это настолько засело в моем мозгу, что невольно наводило на мысль, что я страдаю от какой-то параноидальной фантазии. А во время учебы в UVA на кафедре психологии я узнала, что люди с комплексом преследования обычно страдают либо шизофренией, либо крайней степенью нарциссизма. Это было, конечно, странно, но запись же — вот она, перед моими глазами. Размышления об увиденном пробудили у меня желание еще раз просмотреть запись. Я воткнула флешку Бобби Рэя в свой ноут и сохранила файл на рабочем столе. Потом кликнула по иконке, и вот уже тот фургон вновь катит вверх по нашей подъездной дороге. Через шестнадцать минут — я в основном проматывала это время — он вернулся по той же дороге назад. Вперед и назад. Вперед и назад. Я вновь и вновь просматривала эти фрагменты, как в режиме реального времени, так и в замедленном воспроизведении. Потом поставила на паузу, чтобы как следует изучить подробности кадра. Доморощенная система наблюдения Бобби Рэя обладала не особо высоким разрешением. Когда я увеличила масштаб, все, что предстало передо мной — это огромные размытые пиксели, которые никак не походили на конкретные изображения, будь то линии или рисунки. Снятое угловой камерой мне тоже не помогло. Бобби Рэй расположил ее так, что в поле обзора оказывалась его лужайка, а подъездная дорога к нашему дому была еле видна. Мне не удалось рассмотреть ни верх, ни перед, ни зад этого чертова фургона. Не увидела я и номерного знака. А единственное изображение водителя выглядело как мимолетный взгляд со стороны. В крайнем случае можно было сказать, что это угловатый белый мужчина со стрижкой ежиком. Но у него была одна отличительная черта: шрам на голове. Вряд ли можно было с уверенностью сказать, откуда он начинался, но в месте, где он пересекал его скальп, вместо отказывавшихся расти там волос была тонкая, яркая белая линия. Кто это был? И почему он так настойчиво хотел разрушить мою жизнь? И как мне его найти? Конечно, человека с таким шрамом трудно забыть. Но что, если он нездешний и уже успел вернуться туда, откуда явился? Я гоняла запись взад и вперед, пока не нашла самый качественный кадр, который только смогла, затем сделала скриншот и отправила его Тедди по электронной почте. Вдруг этот так называемый сантехник был связан с торговцами наркотиками — а ведь это должно быть так, раз он смог раздобыть полкилограмма кокаина, верно? Кто знает? Если вдруг окажется, что этот человек находится в розыске, может быть, мистер Ханисикл — или как там его зовут — смог бы по-настоящему начать защищать меня. — Ты знаешь этого человека? — написала я Тедди. — Думаю, этот тип влез в мой дом и подбросил наркоту. Я просмотрела запись еще несколько раз, пока не решила, что насмотрелась уже достаточно, чтобы ничего не пропустить. Надо было как-то взбодриться. К тому же после трех долгих дней, проведенных в поту и грязи, мне совершенно необходимо было принять душ. Как и многим другим людям, в душе мне лучше думалось. Что-то такое есть в ритуале мытья: бьющие о кожу струйки, влажные клубы пара, да и то, что ты просто очищаешься, — все это помогает абстрагироваться от царящей снаружи суеты и сосредоточиться на внутренних ощущениях, пытающихся пробиться сквозь шум. Именно в этой успокаивающей обстановке я снова задала себе вопрос: зачем? Почему этот гнусный водопроводчик со шрамом на голове встал у меня на пути? Что во мне такого важного, что он так старался очернить меня? Эти раздумья ставили меня в тупик. Я не представляла ни для кого угрозы. То, что меня обвинили в хранении наркотиков и посадили в тюрьму, никому не принесло выгоды. Так кто же столь настойчиво хотел испортить мне жизнь? Что с меня можно было взять? Вода лилась на меня из душа. Мыльная пена уносила с собой грязь. Пар делал свое дело, стирая с моего лица морщины, которые там недавно появились. А потом прозвучал ответ, громом раздавшийся в моем сознании. Алекс. Значит, тот, кто пытался меня подставить, хотел, чтобы я потеряла право на ребенка. И в этом, пусть и временно, он преуспел. Но, похоже, собирался продолжать гнуть свою линию, пока не добьется, чего хотел. Все потихоньку начинало приобретать смысл. Алекс для меня был единственной настоящей ценностью. Но, как здоровый белый ребенок мужского пола, он явно представлял огромную ценность для кого-то еще. Сколько за него могли заплатить? Двадцать тысяч долларов? Сорок? Сотню? А может, и вовсе собирались выставить на аукцион? Какой бы ни была эта гипотетическая сумма, я была уверена: у того, кто затеял всю эту мерзость, было достаточно средств, чтобы подкупить работников социальной сферы. Хотя, может быть, этот кто-то нашел и другие рычаги, которые помогли ему манипулировать системой. А то, как сложились обстоятельства, понемногу помогло мне понять, почему все произошло именно так, а не иначе. Я считала себя главной мишенью в этой афере, а Алекс был случайной жертвой. Но что, если все было наоборот? Что, если изъятие Алекса и было главной целью все это время? А может, я тут вообще сбоку припека? Глава 18 Я едва помнила, как забралась в тот вечер под одеяло. И даже не пошевелилась, когда Бен вернулся домой и залез в кровать. Спала я глубоко и спокойно, что само по себе было новостью. Между беременностью и кормлением по ночам я не могла крепко заснуть, разве что во втором триместре. В утреннем свете я выглядела по-прежнему неопрятной. Но мысли начали возникать в моем мозгу еще до момента полного пробуждения, когда я еще находилась в полусне. Первым чувством, возникшим у меня, когда мой центральный процессор раскрутился как следует, была паника. Похоже, я спала слишком крепко и не слышала криков Алекса. А он уже наверняка здорово проголодался. Я выпрямилась. Реальность снова нахлынула на меня, словно ударив острым ножом в сердце. На пару минут я снова улеглась. Но мне уже не спалось. Я взглянула на свернувшегося рядом Бена, все еще дремлющего. Чтобы хоть как-то почувствовать себя ближе к Алексу, я вылезла из кровати и тихо пробралась в детскую. Там все было так же, как и двумя днями ранее, когда я в спешке пыталась хоть как-то привести все в порядок. В потолке по-прежнему зияла дыра. И мне еще предстояло поставить на место крышку кондиционера. Я взяла мистера Снуггса с пеленального столика, просто чтобы что-то держать в руках. Затем подошла туда, где должен был сейчас находиться Алекс, и уставилась на натянутую, словно барабан, простыню — делалось такое для того, чтобы ребенок не смог задохнуться, случайно ухватив торчащий конец ртом. На пеленке белели частички детской присыпки. Я раньше не замечала их, а Бен, видимо, из либеральных соображений, не тыкал меня в них носом. Маленькое одеяло было разложено и готово укутать в себя ребенка, но ребенка не было. В этот самый момент я должна была наклониться, подхватить Алекса, расстегнуть его, чтобы он мог двигать своими ручонками, а потом посадить на его специальный стульчик. По утрам он был таким мягким, теплым, уютным. И как же мне было холодно, когда его не было рядом. В моей памяти всплыли строчки знаменитого рассказа из шести слов, обычно приписываемого Хемингуэю: «Продается детская обувь. Никогда не надевалась». Мне же это представлялось так: «Утро. Грудь болит, а кроватка пуста». Я воспользовалась ручным молокоотсосом, присев на ковер, устилавший середину комнаты. После кормления я часто шлепала Алекса по животику, чтобы он срыгнул. А еще тут был коврик с вделанным в него пластиковым зеркалом. Он любил смотреть на себя и пускать слюни, изо всех сил пытаясь поднять головку, которая, казалось, составляла чуть не половину всего тела. А я его подбадривала. И что же мне делать? Появление на свет Алекса не только позволило мне обрести цель в жизни, но наполнило смыслом каждую секунду прожитых мной дней и ночей. Если я не работала и не спала, то обязательно была с ним. Черт, как я проводила время до того, как появился Алекс? Я тупо уставилась на стену, словно там был написан ответ. Но ответа не было. Пока я сидела, отрешенно погрузившись в раздумья, в дверях возник Бен. Первое, что я увидела, были его темные, худые ноги, торчащие из его боксерских трусов. Потом я подняла взгляд к его лицу, которое за стеклами очков выглядело опухшим. — Доброе утро, — сказал он. — Привет, — ответила я. — Что делаешь? — Понятия не имею, — честно ответила я. Собственный голос даже для меня звучал глухо. — Составить тебе компанию?