— Мистер Ханиуэлл, у вас есть что сказать в пользу своей подзащитной? Тот все это время стоял поблизости, как столб. Я пыталась хоть чем-то побудить своего никчемного адвоката сказать что-нибудь, что могло сделать происходящее хоть чуточку менее абсурдным. — Ну… — наконец произнес он, причем из-за его южного акцента это прозвучало как «ноу». Затем выдал: — Ваша честь, как вам известно, я еще не имел возможности лично переговорить со своей клиенткой, а потому не владею информацией о произведенном нападении с ее слов. Но она еще ни за что не была осуждена. Я просто прошу вас иметь это в виду. Каким же жалким он при этом выглядел, этот человечек. — Хорошо, мистер Ханиуэлл, я вас понял, — сказал судья, еще раз поправив на носу очки. — Должен сказать, я понимаю озабоченность Содружества подобными вопросами, но думаю, что прямой отказ от возможности освобождения под залог на данном этапе будет выглядеть чрезмерной мерой. Предлагаю действовать методически; посмотрим, какой вердикт вынесет Большое жюри. Тем временем я продумаю подходящую сумму. Для начала пусть будет двадцать тысяч долларов. Миссис Баррик, если вы решите обратиться к поручителю, вам придется заплатить десять процентов от этой суммы. Я вся осела в своем оранжевом комбинезоне. Две тысячи долларов значили для меня столько же, сколько два миллиона. Даже в мечтах я не могла увидеть столь крупную сумму на своем банковском счете, ведь мы совсем недавно купили дом. — Спасибо, судья, — сказал мистер Ханиуэлл с таким видом, словно только что оказал мне огромную услугу. Затем он посмотрел на меня. — Миссис Баррик, у вас есть кто-нибудь, кто может за вас поручиться? Кто-то из семьи? Может быть, ваш муж? — Я не… Я так не думаю. У нас действительно нет таких денег. — Жаль слышать подобное, — сказал он и вновь повернулся к судье. — Ваша честь, в сложившихся обстоятельствах мы отказываемся от предварительного слушания и обратимся прямо к суду. Не думаю, что мисс Баррик захочет оставаться в Мидл-Ривер дольше, чем это действительно необходимо. Судья снова посмотрел на что-то, лежащее на его столе. — Хорошо. Как насчет того, чтобы назначить дату заседания на восемнадцатое мая? 18 мая? Меня собирались держать в тюрьме до 18 мая? Мистер Ханиуэлл на мгновение исчез с экрана. Когда он вернулся, то сказал: — Хорошо, ваша честь. — Хорошо, тогда, я думаю, мы договорились, — сказал судья. — Миссис Баррик, вы предстанете перед заседанием окружного суда восемнадцатого мая. Вам нужно будет переговорить со своим адвокатом, чтобы подготовиться к судебному разбирательству. Он сможет проконсультировать вас по этому поводу. Есть ли лично у вас вопросы? Вопросов были тонны. Но ни один из них не мог спасти меня. — Нет, ваша честь, — ответила я. — Хорошо. Удачи вам, мэм. Мистер Ханиуэлл, есть ли у вас еще информация для вашей подзащитной? — Я навещу вас на следующей неделе, чтобы мы могли все обсудить, — сказал тот. — Скорее всего, меня также назначат защищать вас по обвинению в хранении наркотиков, так что у нас, похоже, очень даже будет о чем поговорить. — А вы можете… Вы можете помешать им предъявить обвинение в хранении наркотиков? — Не совсем так, миссис Баррик. Извините, но все выглядит немного иначе. — Но эти наркотики не мои, — в очередной раз сказала я. Все это он уже слышал раньше. Глава 15 Когда я более или менее освоилась с бытом тюрьмы, жизнь стала для меня обыденностью, реальность постепенно стала оседать на мне густым, деморализующим туманом. До 18 мая оставалось больше двух месяцев. К тому времени Алексу должно будет исполниться пять месяцев, и как же сильно он будет отличаться от того ребенка, которым помнила его я! Я видела, как это происходит с детьми моих друзей. Младенцы претерпевают неудержимые метаморфозы в течение четвертого и пятого месяцев жизни, отбрасывая последние кусочки присущей новорожденным непонятности и быстро превращаясь в маленьких, но совершенно настоящих людей. Через два месяца половина его прожитой жизни будет мной пропущена. При этом предполагалось, что я смогу разобраться с обвинениями в нападении, хранении наркотиков и в абсурдном желании продать моего ребенка: из тюремной камеры выполнить хоть что-то из подобного было более чем непросто. Мне едва удавалось сохранять самообладание, когда я находилась в обществе других заключенных. Чтобы хоть как-то отвлечься, я раздобыла книгу Норы Робертс[11] в мягкой обложке, и притулилась в углу, уткнув в нее свой нос так глубоко, словно передо мной была реинкарнация романа «Убить пересмешника». Наверное, целый час я просидела там, погруженная в свои страдания. Я даже не понимала, что происходит, когда ко мне подошел один из охранников. — Баррик? — сказал он. — Да. — Пошли со мной. — Что… куда? — спросила я, готовясь к самому худшему. Что меня бросят в карцер, что мне опять устроят внеочередной допрос, что меня отправят куда подальше на зону. — Тебя отпускают, — сказал он, открывая мне дверь и позволяя мне пройти вперед. — Давай. Вскоре я подписала форму, где говорилось, что я получила обратно все свое имущество, которое в данном случае состояло только из разорванного платья и туфель, что были на мне в день ареста. Я переоделась в ванной, нетерпеливо выбираясь из кошмарной оранжевой робы. Вскоре меня провели в приемную: по-видимому, я уже почти стала свободной женщиной, а там, среди прочих посетителей, меня ждал Тедди. Он встал и подошел ко мне, как обычно, широкоплечий и красивый. Я даже не знала, прийти ли мне в ярость или просто растеряться. — Что… что ты тут делаешь? — спросила я. — Где Бен? — У него занятия. Вот я и сказал, что смогу заменить его. Как бы я ни была благодарна ему, в тот момент мне до ужаса хотелось одного: трясти его до потери пульса. Ведь всего этого не было бы, если бы не он. — Да ладно, после всего того, что ты для меня сделала? Не хотелось бы мне терять свой шанс вытащить мою старшую сестренку из тюрьмы, — добавил он, и его губы тронула легкая и очень красивая улыбка. — Но откуда у тебя взялись две тысячи долларов? — Не беспокойся об этом, — сказал он, бросая взгляд на пожилую пару, которая тоже ждала вновь освобожденного преступника. — Поехали. Тут просто отстойно. — Нет, Тедди, я серьезно. Где ты взял эти деньги? — Накопил, — сказал он. — Подумаешь, большое дело. Давай. Он пересек зал ожидания и исчез в проеме двери. Я стояла на месте, уперев руки в бока. Я не хотела идти вместе с ним. Я слишком на него злилась. В углу висел таксофон. Я могла бы позвонить Бену, где бы он ни был, и подождать, пока он не приедет и не отвезет меня. Единственное, что заставляло меня двинуться за Тедди — это то, что я хотела получить ответы. Кроме того, ему нужно было понять, что мне придется сделать все возможное, чтобы вернуть Алекса, даже если это означало, что он сам отправится в тюрьму. Я догнала его на парковке, когда он находился еще в добрых трех четвертях пути от своего насквозь проржавевшего пикапа. — Эй, — сказала я, хлопая его по плечу, чтобы привлечь к себе внимание. — Я же не идиотка. И знаю, что ты опять взялся за старое. Ребята шерифа нашли у нас в доме полкилограмма кокса. Где, черт возьми, ты взял его? Ты работаешь на картель или что-то в подобном духе? Он обернулся. — Да ладно? Господи, я пришел сюда, чтобы помочь тебе, можно сказать, сделал тебе одолжение, а ты собираешься обвинить во всем меня? Ты что, не рада, что тебя освободили? — Рада? Алекса забрали работники службы социального обеспечения, а мне, возможно, придется отсидеть пять лет в тюрьме за то, что поцарапала копа — не говоря уже о том, что мне предъявлено обвинение в хранении наркотиков — и ты спрашиваешь, отчего я не радуюсь? — Ладно, неудачно выразился. Давай так: просто садись в машину. Я не изготовлял и не продавал наркоту, вообще ничего подобного. Я работал и сумел сэкономить, понятно? Просто удивительно, как быстро растет банковский счет, если его регулярно не обчищать. Я скрестила на груди руки и уставилась на него. Будучи подростком, Тедди сумел разбить немало девичьих сердец, одно за другим. Но если и было что-то, что мешало мне отвернуться от него — кроме родственных связей, конечно — так это то, что он почти никогда не врал мне. Даже когда он крал у меня, чтобы удовлетворить свои наркотические аппетиты, или когда его ломало, или когда он в очередной раз нарушал одно из своих многочисленных обещаний начать жизнь с чистого листа, он всегда был способен образумиться, трезвея и чувствуя себя неловко из-за своих недавних поступков. Такое поведение и помогло сохранить наши отношения в лихие времена. Однажды он сказал, что слишком уважает меня, чтобы лгать мне. — Ты утверждаешь, что ни разу не срывался? — требовательным тоном спросила я. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: — Клянусь, я чист на сто процентов. Я бы пописал в стаканчик для тестов прямо сейчас, если тебе так захотелось бы. — И это была не твоя наркота? Ты не продавал ее, не припрятывал для Венди, ничего такого? — Сестренка, я знаю, нам вместе пришлось хлебнуть немало дерьма. Но повторяю: я к этому не имею никакого отношения. — А с Венди ты снова встречаешься? — Нет! Клянусь! — ответил он. Я изучала его так, словно была ожившим детектором лжи. Но он просто стоял, глядя мне в глаза. — А Бен уже решил совсем спалить меня на этой теме? — продолжил он. — Я было подумал, что он вот-вот врежет мне. Но мне удалось убедить его, что это не моих рук дело. — Как? — спросила я. Тедди пожал плечами. — Может, потому что это правда? Не знаю. Но думаю об этом. Я никогда не связывался с коксом. Он, мать его, чертовски дорогой. Обычно я глотал колеса или торчал на героине. Ты же в курсе.