Почтальон Ян Дондервинкель, в форме, с аптечкой, пришел в зону S, чтобы помочь, и, подивившись, глядя, как солдаты сдирают с планера хвост и выгружают джип, подошел к бойцу, лежащему на земле с раздробленными ногами. «Вы почтальон?» – спросил тот. «Да», – ответил Дондервинкель. «А для меня письмеца нет?» – «Нет, – ответил голландец. – Но, может быть, у вас для меня найдется сигаретка?»[358] Раненый засмеялся и вручил ему пачку «Player’s». Дондервинкель перенес его в Вольфхезе, в ближайшее убежище, где 131-й парашютно-десантный медотряд уже устроил полевой лазарет. Больные из приюта для психически больных, бродившие по лесу, все еще были в шоке от взрыва, разнесшего склад боеприпасов. Вернуться они соглашались лишь после очень долгих убеждений. Кто-то пустил слух, что разведрота майора Фредди Гофа потеряла на переправе почти все свои тридцать два боевых джипа, хотя на самом деле не прибыли только четыре. Правда, еще шесть оказались в ловушке на потерпевших крушение планерах, и их можно было выгрузить, только сняв хвостовую часть. «Планер наш сел жестко, – записал в своем дневнике молодой лейтенант из разведки. – Под конец хвост задрал. Четыре с половиной часа разгружали»[359]. Первоначально считали, что именно разведрота и захватит мост стремительным штурмом. Задержку усугубила настойчивость Гофа: он ненавидел планеры и хотел десантироваться только с парашютом[360]. Солдаты в общем-то его понимали, сами были такие, они тоже жаждали десантироваться – вот и прибыли без джипов со спаренными «Виккерсами». Гоф злился: по сравнению с операцией «Комета», где его роту десантировали у Элста, к югу от Недер-Рейна, между Арнемом и Неймегеном, им изменили задачу. В итоге первый отряд роты выдвинулся только в 15.40, через два часа после того, как приземлились все планеры. В 13.50 группами начали прибывать «Дакоты». Их было 145, и сбросили они примерно 2700 солдат, в основном из 1-й парашютной бригады Джеральда Латбери. Лейтенант Патрик Барнетт[361], командир взвода охраны при штабе бригады, прыгнул первым, а когда приземлился, не мог понять, куда подевалась группа. Только позже он выяснил, что его ординарец в последний момент перетрусил и просто сел в проеме, не дав никому прыгнуть, и пилоту пришлось заходить на второй круг. К тому времени появились местные фермеры с женами: они помогли резать стропы, пусть даже лишь желая утащить ценные шелковые купола – на трусы да платьица[362]. Десять минут – и приземлились все десантники; удивительно, но почти без переломов. Капрал Терри Брэйс, санинструктор, сразу по приземлении начал причесываться. Сержант, увидев это, крикнул: «Брэйс, хорош красоту наводить, тебе вот-вот голову отстрелят!»[363] Приземлившись, бойцы 2-го парашютно-десантного батальона услышали знакомый звук охотничьего рога: подполковник Джон Фрост не терял времени даром. В 15.00 его батальонная группа выдвинулась на юг, к Хилсуму, и затем повернула на восток через Дорвертский лес, вдоль ближайшего к реке пути под кодовым названием «Лев». Их главной целью был автомобильный мост через Рейн – стальной, 600-метровый, с пандусами. Скорость в тот день значила все, подтверждением чему стал марш-бросок отряда военной полиции[364]. Эта группа из одиннадцати человек прошла прямо в Арнем и, не встретив сопротивления, направилась к цели – к штабу полиции. Солдаты зашли внутрь и обосновались там, но через сорок восемь часов здание взорвали эсэсовцы. Тем временем 3-й батальон, которому также было приказано направиться в Арнем, выбрал центральный маршрут вдоль Утрехтсвег под кодовым названием «Тигр». Решив, что все хорошо, Латбери приказал 1-му батальону, его резерву, идти в Арнем северным маршрутом, по Амстердамсвег – дороге под кодовым названием «Леопард». Затем он услышал вводящее в заблуждение донесение о разведроте и послал Фросту сигнал: действовать как можно быстрее. Радиосвязь пока вроде не подводила, но вскоре леса и здания начали мешать. Комплект № 22 был недостаточно мощным, о чем предупреждали офицеры-связисты. Кроме того, против радиосети дивизиона немцы использовали станцию глушения. К сожалению, четких инструкций по переключению частот заранее не дали, и только в 17.30 в 1-ю парашютную бригаду отправился на мотоцикле вестовой с сообщением о новой частоте. Он вернулся через несколько часов. Бригады он не нашел. У крупной американской группы авиаподдержки, которую возглавлял лейтенант Пол Джонсон из 101-й вдд[365], со связью дело обстояло чуть получше. Они летели на планере с англичанами, благополучно приземлились, за пять минут выгрузили джипы и отправились на сборный пункт. Но другой американский планер зарылся носом в мягкое поле, и бойцов в нем «слегка потрясло». Как только группа Джонсона добралась до временного командного пункта дивизии на окраине зоны высадки, они настроили радиоприемник, но оказалось, он ничего не передавал. У другой группы была та же проблема. «За день мы не раз связывались со станцией, не отвечавшей на наши позывные: вместо этого нас спрашивали о силе сигнала и просили отправить им серию V». Они уверились, что шалят немцы. Связь пытались наладить всю ночь, но безуспешно. В 15.30, как только выдвинулся 1-й батальон, тронулись и джипы 1-й парашютной роты Королевских инженеров. Для поднятия боевого духа кто-то при отправке настроился на волну, где передавали Tiger Rag[366]. Когда джипы, взяв на буксир гаубицы артполка легкокалиберных орудий, отправились в путь, капрал Джонс инстинктивно поехал по левой стороне дороги, что сразу выдало в нем британца. За это он огреб от старшины батареи целый букет проклятий[367]. Казалось, все хорошо. Десантники поражались тому, сколь удачно – по сравнению с ночным хаосом на Сицилии и десантом 6-й воздушно-десантной дивизии в Нормандии – прошла дневная высадка. «Потери оказались меньше ожидаемых: противника почти не было ни во время полета, ни при посадке», – отметил полковник Грэм Уоррэк, замначальника медслужбы[368]. Первое впечатление – поведение повстречавшихся им на пути немецких солдат. Одного из них застали с подругой-голландкой, выглядевшей гораздо более смущенной, нежели ее добровольно сдавшийся возлюбленный-ландсер. Однако довольно быстро ситуация изменилась. Первые настоящие стычки с подразделениями Крафта начались, когда отряд из разведроты лейтенанта Бакнелла[369] пересек железнодорожные пути в Вольфхезе и двинулся к Арнему вдоль высокой железнодорожной насыпи. Они не прошли и километра, и тут 2-я рота Крафта, засевшая в укрытиях, окатила джипы ливнем пуль. Бакнелл и еще шестеро погибли, четверых раненых взяли в плен. Гоф, ехавший следом, услышал стрельбу; распознав треск «Виккерсов», он понял, что его джипы вступили в бой, и повернул назад – предупредить 1-й парашютно-десантный батальон и подполковника Дэвида Доби, что путь заблокирован. Доби решил отойти на север и следовать в Арнем по Амстердамсвег. Примерно в это же время генерал Уркварт, раздраженный отсутствием сведений о наступлении, отправился на командный пункт 1-й воздушно-десантной бригады Хикса на железнодорожном переезде в Вольфхезе – узнать то, что уже и сам знал. В то время главной заботой Хикса было отсутствие командира полка пограничников, чей планер так и не появился[370]. Однако он удивился, увидев первую пленную – молоденькую немку-связистку из люфтваффе. Бедняжка была в ужасе и отказалась от чашки чая и шоколада, без сомнения боясь, что в них добавят ужасный яд. Именно тогда Уркварт услышал неточный отчет о том, что не прибыла разведрота джипов. Он отправил сообщение Гофу, до которого на самом деле было рукой подать, и приказал доложить обо всем как можно скорее. Уркварт хотел изменить задачи разведроты: вместо того чтобы быть ударной силой при штурме моста, произвести разведку трех основных маршрутов движения батальонов. Гоф отбыл в командный пункт дивизии, на окраину зоны высадки, а Уркварт тем временем начал поиски Латбери и штаба 1-й парашютной бригады. Так Гоф пустился в «погоню за химерой»[371], а Уркварт совершил огромную ошибку, которая стала непоправимой из-за потери связи со штабом в условиях жестоких радиопомех. Теперь почти все пошло не так. 1-й батальон, продвигаясь на север через лес к Амстердамсвег, просто врезался в подразделение люфтваффе из Делена и понес потери. Вражеский Alarmenheit[372] вскоре усилился частью броневиков дивизии «Гогенштауфен» из разведбата Гребнера и перекрыл маршрут «Леопард». К вечеру Доби услышал сообщение по радио, одно из немногих, дошедших в тот день до адресата: 2-й батальон Фроста шел к мосту, – и Доби, решив отказаться от задачи по блокированию северного Арнема, развернул батальон и направился на юг, помочь Фросту. 3-й батальон, чей передовой взвод разбил генерал-майора Куссина, следовал по Утрехтсвег, центральному маршруту. Неподалеку от Остербека на них, прямо на дороге, напала немецкая «самоходка», уничтожившая джип и 6-фунтовую противотанковую пушку. Под сильным стрелковым огнем она в конце концов отступила. Подполковник Джон Фитч, обеспокоенный тем, что дорога впереди может быть заблокирована, отправил роту «С» под командованием майора Питера Льюиса на поиски другого маршрута. Льюис привел солдат к железнодорожной линии, и они пошли к Арнему, вступая по пути в небольшие перестрелки. Им удалось достичь автомобильного моста до полуночи – впечатляющее достижение. Вероятно, именно одна из их стычек с частью батальона Крафта убедила штурмбаннфюрера СС в том, что ему грозит опасность быть отрезанным от линий снабжения. Он решил отказаться от дальнейших попыток сохранить позиции и с наступлением ночи отвел солдат обратно на северо-восток, где они встретились с частью боевой группы «Шпиндлер», уже начавшей возводить собственную Sperrlinie[373]. Шпиндлер, до того о Крафте и не ведавший, получил от Биттриха приказ включить батальон в состав своих войск. Генерал-майор Уркварт, глубоко обеспокоенный медлительностью наступления, все еще искал бригадира Латбери. Удалось найти Тони Хибберта, майора бригады Латбери. «Подъехал генерал, – записал позднее Хибберт. – Я увидел, что он злится. Сказал, мы движемся “чертовски медленно”». Уркварт снова уехал – искать Латбери, а Хибберт предупредил Фроста об опасениях генерала[374]. Остальные бойцы 3-го батальона Фитча, добравшись до Остербека с его дорогами из красного кирпича, испытывали неловкость при виде радостных щедрых горожан. «Люди кричали, указывали на улицы, – писал Ян Воскёйл[375], – смеялись, хлопали в ладоши. Мальчишки даже подпрыгивали». Их круглые парашютные шлемы отличались от обычных английских «тарелок», поэтому Ян Эйкельхоф[376] спросил, не американцы ли они. «Ни капли, черт побери, – ответили ему обиженно. – Мы британцы». Красавицы-голландки целовали солдат, потных от жары и марша. «Радостно приветствуя британцев, голландцы повторяли жест Черчилля “V”»[377]. Мирные жители, женщины и старики, предлагали солдатам фрукты и напитки, включая джин. Офицеры орали: никому не останавливаться, спиртное не пить! Юнцы, покидая укрытия, молили взять их с собой, на войну. Впрочем, некоторым голландцам казалось, что англичане продвигаются слишком осторожно, даже нерешительно. «Английские солдаты все прибывали, – писала в своем дневнике одна женщина. – Мы махали им белыми платками и оранжевыми лентами: мол, идите, тут безопасно!»[378] Но затем все услышали рев приближающихся немецких мотоциклов. «Словно в замедленной съемке, англичане снимают оружие с плеча». Голландцы разбежались по домам, а самые нервные прятались в подвалах. Тем временем Фредди Гоф вернулся на командный пункт дивизии – встретиться с Урквартом. Чарльз Маккензи, начальник штаба, сказал ему, что генерал сейчас у Латбери: он наконец-то отыскал штаб 1-й парашютной бригады в Остербеке, Но Тони Хибберт понятия не имел, где Уркварт и Латбери. «Они где-то вместе, но оба ушли»[379], – пожал плечами он. На самом деле все было гораздо хуже. Не успел Уркварт решить, что ему ничего не грозит, немецкий минометный снаряд взорвал его джип и тяжело ранил связиста. Рядовой Симс, минометчик из 2-го батальона, оценил точность немецких «собратьев по оружию»: «Поставьте в полумиле солдатский котелок, ублюдки попадут в него с третьей бомбы»[380]. На южном маршруте перед 2-м батальоном Фроста шла рота “A”, которой командовал Дигби Тэтхэм-Уортер – экстравагантный, не ведавший страха майор. Все они были в хорошей форме: Фрост обучил своих десантников проходить в день по 30 миль со снаряжением весом в четверть центнера. Рота “С” под началом майора Виктора Довера – на глазах у Кейт тер Хорст и ее пятерых малолетних детей, – миновав дом пастора и церковь в Остербеке, сразу же свернула направо, чтобы захватить железнодорожный мост. Бойцы быстро шли через польдер, мимо убитых коров. Довер приказал лейтенанту Питеру Бэрри идти со взводом на мост и взять с собой саперов – разобраться с зарядами. Они уже были близко, как вдруг увидели, что с южной стороны на мост вбежал немецкий солдат. «Он добрался до середины, опустился на колени и что-то там делал. Одному взводу я дал команду залечь и открыть огонь. Пулеметчику с “Брэном” крикнул, что дальность – 500 ярдов. Другому взводу приказал мчаться к мосту и перейти его. Они уже поднялись на мост, внизу была вода, как вдруг буквально перед их глазами взорвался центральный пролет»[381]. Остальные подразделения батальона Фроста двинулись к Арнему. За ними следовали часть штаба бригады Латбери, капитан Маккей и его саперы, 16-я (воздушно-десантная) полевая медчасть, «Клод» – одна из частей команды Джедборо, Якоб Грюневауд в форме голландского капитана и американский лейтенант Харви Тодд. Им предстояло идти в Арнем с передовыми частями 1-й парашютной бригады, там связаться с бывшим бургомистром и экс-начальником полиции и поручить им управление городом до прибытия военной администрации с 30-м корпусом. Как только они приземлились, Грюневауд направился прямиком в Остербек – за помощью и транспортом для вывоза запасов из зоны высадки – и вернулся с тремя повозками и немецким грузовиком «Опель Блиц». Двух немецких солдат, стоявших у грузовика, он застрелил. «Они, может, и сдались бы, – сказал он Тодду, – но здесь на пленных нет времени»[382]. Один из взводных в роте Тэтхэм-Уортера представлял их продвижение почти «как триумфальное шествие»[383] – до тех пор, пока их не встретил немецкий четырехосный броневик Sd. Kfz. 234, открывший огонь из пулемета и 20-мм пушки. Чем ближе войска Фроста подходили к Арнему, тем ожесточеннее сопротивлялись немцы. Тэтхэм-Уортер вел бойцов окружным путем, через садовые заборы и минуя одну стену за другой, лишь бы обойти немецкие пулеметные позиции. Теперь атаку трубил уже не охотничий рог Фроста, а горн Тэтхэм-Уортера. В бою он не доверял радиосвязи и обучил солдат старинным сигналам легкой пехоты. Самое отчаянное сопротивление началось вскоре после того, как они миновали железнодорожную ветку из Неймегена. Слева от них стоял лесистый утес Ден-Бринк. Эту господствующую высоту занимал передовой отряд боевой группы «Шпиндлер». Фрост приказал роте “B” майора Дугласа Кроули провести зачистку, а рота “A” двинулась дальше. Все это отняло время и стоило нескольких жертв, в том числе сержанта, тяжело раненного в обе ноги. Капрал Терри Брэйс, санинструктор, запалил сигарету и дал сержанту затянуться, чтобы успокоить его. Тот потерял много крови. «Со мной все будет хорошо?»[384] – спросил он, схватив Брэйса за руки. «Ясное дело», – сказал Брэйс. «Помогите… Сделайте хоть что-то… Пожалуйста! – умолял он. – У меня дома двое детей. Пожалуйста!» «Не волнуйся, – заверил его Брэйс. – С тобой все будет хорошо». Но он знал: сержант при смерти. Они пережили ужасный момент, когда взволнованная девчушка, увидев британских солдат, выбежала на улицу с криком: «Шоколад!»[385] Двое десантников закричали, чтобы она вернулась, но девочка попала под перекрестный огонь. Кто-то выскочил, взял ее тело и перенес через дорогу. Голландцы, несмотря на обстрел, забирали раненых к себе в дома и заботились о них. На Y-образном перекрестке, недалеко от больницы Святой Елизаветы, главная колонна двинулась по развилке прямо к мосту. Врачи и санитары 16-й (воздушно-десантной) полевой медчасти шли ко входу в больницу – там «жертвы чуть ли не ждали на пороге»[386]. Внутри британцы обнаружили, что голландские врачи предусмотрительно разместили британских раненых в одном крыле больницы, а немцев – в другом. Офицеров и солдат медполка, тащивших большую часть оборудования на себе, ждал самый теплый прием. Когда пришли первые вести о десанте, «десятки медсестер и докторов вышли на улицу и, взявшись за руки, водили хоровод, будто находясь в бреду от радости»[387]. Сорок немецких монахинь-католичек, тоже работавших в больнице, разнервничались из-за неожиданного поворота событий. Все голландцы из медперсонала собрались у пианино и пели «Песню Вильгельма», многие не могли сдержать слез. Затем спели «Боже, храни короля». «Пока они пели, показался британский солдат. Он вел немецкого офицера, уперев тому в спину винтовку. Оказалось, немец был хирургом. Все время, пока пели гимн, он стоял по стойке “смирно”»[388]. Немецкий врач не хотел работать в госпитале, но его заставили. Теперь здесь были голландские, британские и немецкие врачи, немецкие монахини, голландские медсестры, британские санитары, добровольцы из местного подполья и помощники из Красного Креста. Сестра ван Дейк гордо сказала плененному врачу: «Отныне мы свободны!»[389] Тот покачал головой: «Не спешите. Это только начало». Один раненый немец спросил ее, знает ли та, куда его отправят. «Скорей всего, в Англию», – уверенно ответила она. «Слава Тебе Господи!» – отозвался тот. Невролог Луис ван Эрп спросил одного из британских офицеров, что будет дальше. «Ну, пара дней лютых боев, а потом прибудет Монти»[390]. В ту ночь человек тридцать австрийцев из люфтваффе – теперь поневоле пехотинцы – пришли в госпиталь и подняли шум, требуя лечить их легкие раны. Все они были вооружены, так что персоналу пришлось оружие у них отобрать и запереть в надежном месте. Австрийцы были только рады: они ясно дали понять, что сражаться за немцев не желают. Генерал-фельдмаршал Модель и его штабисты добрались до командного пункта Биттриха к 15.00. «Я ищу новый штаб, – объявил Модель. – Они почти достали меня»[391]. Биттриху, вероятно, пришлось сдержать улыбку, щадя тщеславие своего начальника, считавшего себя главной целью. Сам Биттрих сперва предполагал, что союзники планируют отрезать 15-ю армию генерала фон Цангена. Теперь суть операции была совершенно понятна. Генерал-оберст Штудент изрядно поволновался в тот вечер, когда вернулся патруль с приказами союзников, найденными на разбившемся под Вюгте планере Waco, но, как только немецкое командование связало штурм мостов с атакой 30-го корпуса, намерения союзников стали очевидными. Однако реальная ценность этих документов состояла в том, что в них содержались подробности последующих вылетов – и немцы смогли навести зенитки на зоны высадки. Биттрих уже отдал распоряжения 2-му танковому корпусу СС. «Дивизии – провести разведку в направлении Арнема и Неймегена, – приказал он штандартенфюреру Харцеру из 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен»[392]. – Действовать без промедления! Захват Арнемского моста и контроль над ним имеет решающее значение!» Биттрих планировал передать ответственность за контроль Неймегена 10-й дивизии СС «Фрундсберг», но допустил ошибку: он упомянул город в присутствии Харцера, и тот разрешил своему разведбату под командованием Виктора Гребнера уйти слишком далеко от основной цели. Модель выражал идеи гораздо яснее. Он хотел, чтобы дивизия «Гогенштауфен» под началом Харцера помешала англичанам захватить Арнем, а дивизия «Фрундсберг» Хармеля – перешла Недер-Рейн и не дала 2-й британской армии соединиться с десантниками. Польдеры Бетюве, с единственной главной дорогой через Элст, подходили для этого идеально. Модель отвергал любые предложения взорвать мосты в Арнеме и Неймегене. Их нужно было удержать для масштабной контратаки. Биттрих согласился, что Арнемский мост сохранить необходимо, но такой же приказ в отношении моста через Ваал в Неймегене его встревожил. Группа армий «B» Моделя потеряла связь со штаб-квартирой Рундштедта, однако все же могла передавать сообщения через частоты люфтваффе на Западном фронте – и получила лавину приказов и инструкций с кодовым словом «Гнейзенау», что повлекло за собой немедленную мобилизацию всех назначенных боевых групп. Корпус Фельдта с 406-й дивизией охраны тылов получил приказ атаковать 82-ю воздушно-десантную дивизию к юго-востоку от Неймегена из Клеве и Гоха; стоявший в Кёльне 2-й парашютный корпус под началом генерала парашютных войск Ойгена Майндля – приказ выдвигаться в Клеве и «взять каждого солдата, способного держать оружие»[393]. Перед ними была поставлена задача отбросить 82-ю вдд и присоединиться к войскам, защищающим Неймеген, хотя ни Майндль, ни Модель пока еще не знали, что это за войска. Генерал-фельдмаршал потребовал от штаба Рундштедта «как можно быстрее обеспечить подкрепление тяжелыми мобильными противотанковыми орудиями. Нехватка противотанкового оружия малой дальности [ «панцерфаустов»] и топлива тормозит все контрмеры»[394]. Еще он требовал от 107-й танковой бригады и бригады штурмовых орудий, идущих в Ахен из Дании, провести ложные маневры; кроме того, хотел получить тяжелый танковый батальон «Королевских тигров», батареи 88-мм зениток и почти все подразделения, какие только можно было отправить, лишь бы предотвратить прорыв союзников. Модель клял люфтваффе на чем свет стоит: «Почти полное отсутствие воздушной и сухопутной контратаки имеет решающее значение! Наши истребители должны быть в небе и днем и ночью! Это совершенно необходимо!»[395] По-видимому, эти жалобы он и выкрикивал, когда звонил генерал-лейтенанту Бюловиусу из 2-го истребительного корпуса. Бюловиус пытался уверять, будто его пилоты сбили девяносто «Мустангов»: то была напрасная и несуразная ложь. Генералу авиации Вернеру Крайпе, начальнику штаба люфтваффе в штабе фюрера в Восточной Пруссии, ситуация не сулила ничего хорошего. Во второй половине дня поступили первые сообщения о «высадках десанта по всей Голландии»[396] – так он записал в дневнике. «Волчье логово» накрыло безумие телефонных звонков и «инструкций по контрмерам». В панике из ОКВ[397] даже сообщили в штаб Рундштедта, что американская воздушно-десантная дивизия «приземлилась в Варшаве»[398]. Крайпе отметил «весьма немалое волнение», когда его вызвали на встречу с фюрером и Йодлем. Гитлер был в ярости из-за того, что люфтваффе не атаковали воздушную армаду. Он сказал, что воздушные войска «неэффективны, трусливы и не смогли его поддержать». Крайпе уже привык к таким вспышкам. Он попросил фюрера привести примеры. «Я отказываюсь с вами говорить, – ответил Гитлер. – Завтра я хочу видеть рейхсмаршала [Геринга]. Надеюсь, хоть это вы можете устроить». Гитлер сильно страдал, узнав, что Модель едва сумел уйти от британских десантников. Он решил, что оборону «Волчьего логова» следует усилить многократно, лишь бы Красная армия не устроила ничего подобного против него. До помутнения рассудка он боялся, что Советы захватят его и доставят в Москву как трофей: «Я здесь, все мои высшие командиры – тоже. Тут заседает рейхсмаршал; ОКВ; рейхсфюрер СС; рейхсминистр иностранных дел. Яснее ясного, это самый ценный улов. Я бы не колеблясь рискнул двумя парашютными дивизиями, если бы одним ударом мог взять в плен все немецкое командование». Глава 11 Американский десант Воскресенье, 17 сентября Генерал Рейнгард, командующий 88-м армейским корпусом, возвращался после полудня в свой штаб в Мургестеле, к востоку от Тилбурга, когда увидел воздушную армаду. До этого ему уже пять раз пришлось выскакивать из служебной машины, когда истребители обстреливали ее на бреющем полете, и бросаться в канаву. «Чтобы не быть слишком явной целью для вражеских Jabos [истребителей-бомбардировщиков], – вспоминал он позднее, – я поехал дальше в коляске одного из мотоциклов эскорта»[399]. Когда генерал наконец добрался до виллы «Зонневенде», от штабистов он узнал о приземлении десанта в Соне, а также о ложном сообщении о другой высадке – в Уденхауте, к северу от Тилбурга. Рейнгард спешно собрал примерно тысячу бойцов и отправил одну группу в Сон, другую – в Уденхаут и две роты из 245-й пехотной дивизии – в Бест. Его единственным резервом был «полицейский батальон в Тилбурге, где были одни старики»[400]. В Эйндховене Knokploegen, военное крыло подполья, захватило телефонную станцию. Оказалось, при отступлении немцы не повредили систему, так что можно было даже позвонить в Амстердам и Гаагу. «Питер Зёйд» – такой псевдоним, nom de guerre, выбрал себе Йоханнес Боргаутс – позвонил жене в Остербек и заплакал, услышав ее голос: они не говорили все те годы, пока он воевал в подполье. В Неймегене рев авиационных двигателей и масса черных силуэтов, идущих с юго-запада, вызвали сильное волнение. Люди кричали: «Томми идут!» Некоторые забирались на крышу, чтобы рассмотреть все получше. Не увидев никаких десантников они, видимо, были разочарованы. Один из них вдруг заметил на крыше соседнего дома немецкого пулеметчика в каске. У того был MG-42 – «Шпандау»[401], как его прозвали союзники, – и пулеметные ленты, обернутые крест-накрест вокруг тела, «как у мексиканского бандита»[402]. Многие немецкие войска начали покидать Неймеген. Большая часть шла в контратаку против десантников, иные уходили через границу. Оставшиеся нервничали, устраивали пулеметные позиции, возводили на улицах заграждения из колючей проволоки, а завидев мирных голландцев, кричали: «Убирайся! Застрелят!» Начали подходить подкрепления. Группа надменных молодых парашютистов прибыла на грузовике защищать Хуннер-парк и большую кольцевую развязку – площадь короля Лодевейка, ведущую к главному мосту. Один из них уверял горожан, что «парашютисты уже выбили американцев, они не медлят»[403]. Владельцы лавок споро заколачивали окна. Впрочем, в свете будущих боев толку от этого было мало. Главы местного подполья отдавали приказы из ресторана Bonte Os на Моленстрат. Они разделили город на четыре части, а OD – Служба порядка – обеспечивала безопасность, хотя у них было только семь винтовок на всех. У боевых групп «Нацдружины» с оружием дело обстояло гораздо лучше. Дальше по Моленстрат гестаповцы впопыхах закидывали чемоданы в стоящий у штаба серый военный грузовик. Местные наблюдали из-за занавесок, уверенные, что в тех чемоданах – награбленное. У одного гестаповца бойцы OD нашли в карманах часы и украшения. Чиновники-коллаборационисты и все члены NSB ушли в тот же день – под предлогом «кое-что взять дома». Впрочем, несколько немецких полицейских уходить не собирались, как и ненавистный инспектор Ферстаппен – поистине величайший пособник нацистов, вскоре сдавшийся в полицейском участке на Грюнестрат. В сельской местности люди спешили в зоны выброски и приземления, предлагали помощь. Все хотели пожать руку освободителям. А после сигарет «Конси», где вместо табака были почти одни опилки, в дни оккупации предвкушение «Лаки Страйк» казалось заядлым голландским курильщикам райским наслаждением. Вкус их первой американской сигареты многим дал незабываемые впечатления, и они хвастались этим перед друзьями, еще не прошедшими «обряд». Для большинства американских десантников эта операция была совершенно непохожа на Нормандскую: там их десантировали по очень широкому периметру, здесь же они приземлялись столь кучно, что почти падали один на другого. Несколько из них даже зацепились за снаряжение друг друга или пострадали от контейнеров с оружием. Капеллан из 101-й вдд католик отец Сэмпсон едва не порвал парашют бойца, летевшего под ним. Свои послевоенные мемуары он назвал Look Out Below! – «Смотри под ноги!». Когда с земли стреляли, почти каждому десантнику в небе казалось, что немцы атакуют только его – и никого больше. Лейтенант Джеймс Койл во время спуска палил по далеким немцам из автоматического пистолета 45-го калибра. Он и не рассчитывал попасть, но хоть таким беспомощным себя не чувствовал. Ударившись о землю, десантники распутывали ремни. Один, запутавшись в стропах, пришел в ужас, увидев рядом человека с большим ножом, – оказалось, кто-то из местных жителей просто пришел помочь. Одного гордо надевшего армейский мундир и каску времен 1940 года голландца, приехавшего на велосипеде поприветствовать десантников, «едва не застрелили из-за странной формы»[404]. Однако тот оказался чрезвычайно полезным: он говорил и по-английски, и по-немецки. Подполковник Кэссиди приземлился на забор из колючей проволоки и выпутывался минут пять. Порой рвались противотанковые гранаты Гэммона – когда мешки под ногами отрывались и падали на землю. В первую очередь нужно было найти и открыть связки, сброшенные из брюха самолета. Сержант из 101-й вдд был тронут до глубины души, когда голландка, у которой муж всего два дня тому назад погиб при налете союзников на позиции вражеских зениток, помогала им искать грузы в полях у Сона[405]. Десантники вообще поражались помощи местных. «Голландцы даже собирали наши парашюты, – описывал капрал совершенно иную картину, нежели в Вольфхезе, – и клали для нас у дороги, а не улепетывали с ними, как французы»[406]. Впрочем, американские офицеры вновь тревожились из-за раздолбайства многих солдат. «Если кто приземлялся с частью тяжелого снаряжения, – говорил один боец в 506-м парашютно-десантном полку, – и не встречал никого с другими частями, он просто брал и выбрасывал его»[407]. В ту ночь во 2-м батальоне оказалось только два полностью собранных миномета. Американские десантники направились к первой цели, выстроившись в колонны по обе стороны дороги, быстрее, чем англичане на севере. Голландцы с удивлением смотрели, как они жуют жвачку на марше. Интерес вызывала и почти неформальная униформа. Офицеры-снабженцы пытались найти гражданские машины – перевозить снаряды и пайки из зон высадки, – но многие голландские фермеры, сразу догадавшись, что нужно, спешили помочь с большими телегами, запряженными парой лошадей. От распечатанных на мимеографе форм, дающих им право позже потребовать плату, голландцы отказались. Пока кипела работа, иные десантники успевали повеселить товарищей – навешивали боеприпасы на коров. Несколько планеров рухнули на вражескую территорию. Голландцы спрятали десантников в полых стогах сена, а потом дали им велосипеды и проводника – вернуться к своим[408]. Один планер попал под сильный огонь противника перед самым приземлением в двух километрах к юго-востоку от Бокстела, местные жители подбежали помочь и хотели унести стрелка – это был Джеймс Сиболт, – сломавшего ногу в катастрофе, но и их, и американцев накрыл обстрел. И все же спустя несколько минут «появилась красавица-голландка с тачкой»[409]. Сиболта уложили в тележку и повезли. Ему было так больно, что солдатам пришлось оставить его в сарае на попечении девушки. Американцу вкололи морфий и дали пистолет – не самое безопасное сочетание, – но уже на следующей неделе и все бойцы, и Сиболт вернулись на американскую передовую. 101-я воздушно-десантная дивизия десантировалась к северу от Эйндховена в четырех разных местах у Вегела и Сона. Американские десантники из 501-го парашютно-десантного полка, идущего в Вегел, спрашивали дорогу «к мосту два “A”»[410]. Доктор Лео Шрейверс был довольно озадачен, пока не понял, что это мост через реку Аа. 502-й полк высадился южнее, и им пришлось разделить войска: один батальон направился к Синт-Уденроде на реке Доммел и в Бест, лежавший к юго-западу, а первой целью 506-го полка под началом полковника Синка стал мост через Вильхельмина-канал в Соне. Генерал-оберст Штудент утверждал, что взял на себя личную ответственность за битву против 101-й вдд. «Я лучше любого другого знал, что воздушно-десантные войска слабее всего в первые несколько часов и потому с нашей стороны требовалось действовать быстро и решительно»[411]. У него не было резервов, но нашлись несколько тысяч новобранцев, присланных заменить личный состав парашютных подразделений в Хертогенбосе (или Ден-Бош). Один поспешно собранный маршевый батальон был послан против сил, идущих в Синт-Уденроде, а другой – против войск, что шли на Вегел. Штудент приказал 59-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Вальтера Поппе, первому из соединений 15-й армии, немедленно направляться в Бокстел, однако ее передовые части должны были идти к Сону, где мост удерживала часть учебного батальона дивизии «Герман Геринг», получившая боевое крещение несколько дней тому назад в Беверло. Когда 506-й полк высадился к северо-западу от Сона, десантники встревожились, увидев пять, а некоторые говорили, что и восемь вражеских танков[412]. Это были танки батальона обучения пополнений оберст-лейтенанта Фуллриде из дивизии «Герман Геринг», именно их сфотографировали разведчики генерал-майора Уркварта во время его вылазки. К счастью для десантников, подоспели «истребители-бомбардировщики, уничтожив два танка и прогнав остальные»[413]. 506-й полк приземлился на мягкое пахотное поле, и Синк решил, что его полк «в хорошей форме»[414]. Когда первые отряды добрались до леса, где находился сборный пункт, Синк направил часть 1-го батальона к мосту в Соне. Было бы слишком наивно надеяться на полную внезапность. «В пределах видимости первой цели, – сообщил лейтенант, – я увидел трех немецких офицеров в “Фольксвагене”. Их немедленно “нейтрализовали” из “томми-ганов”. Мы убили двоих и тяжело ранили третьего»[415]. Когда генерал-майор Тейлор, комдив 101-й вдд, двинулся на звуки стрельбы, он, по словам телохранителя, сказал только одно: «Вы вроде должны идти передо мной»[416].