«Готовься, отрыв!»[316] – крикнул пилот планера Waco, швырнув нейлоновый буксирный канат. Планер закладывал виражи, снижая скорость, но все равно ударился о землю на скорости в шестьдесят миль в час и, расшвыривая грязь, пропахал полосу в поле. «Пошли!» – раздался крик, когда он наконец замер, и все толпой кинулись с борта. Посадка на мягкое, распаханное поле была для десантников подарком судьбы, но планерам, не сумевшим сесть в борозду, грозила катастрофой, и они переворачивались вверх тормашками. «Санитары, – писал доктор из 101-й вдд, – пытались вытащить сломанные и окровавленные тела из обгоревших обломков»[317]. Хуже всего было, когда два планера 506-го полка столкнулись в воздухе, убив нескольких солдат на борту и рухнув на зону высадки градом разбитой фанеры. «Джип подлетел, и все кинулись прочь»[318], – вспоминал солдат. «Среди сотен планеров, застывших в неуклюжих позах, – писал один офицер 82-й вдд, – один зажало в ветряной мельнице, и хвост у него торчал под углом градусов в шестьдесят пять»[319]. Британская 1-я воздушно-десантная дивизия, летевшая по северному маршруту, прошла над фруктовыми садами и польдерами Бетюве, между Ваалом и Недер-Рейном. На подлете к зоне десантирования все были уже на грани. «Явная неискренность улыбок, – писал полковник Фрост, – и яростные затяжки в последнюю минуту напомнили мне, что весь этот полет и выброска далеко за линией фронта врага стали немалым испытанием для нервов»[320]. Начав с задних рядов, группа выстроилась вдоль прохода, и каждый положил левую руку на плечо стоящего впереди. C-47, в котором летели капитан Эрик Маккей и 1-я парашютно-десантная рота Королевских инженеров, подбили на подходе, когда снаряд, почти наверняка 20-миллиметровый, потушил красные и зеленые огни над дверью, и Маккею пришлось следить из открытой двери, когда прыгнут парашютисты на другом самолете, и просто последовать их примеру. Вероятность выживания планера была невелика, если его поражало нечто сильнее пулеметной очереди. Недалеко от зоны высадки экипаж буксира «Стирлинг» ощутил внезапный толчок. Зенитка оторвала хвост планера Horsa, который они тянули на буксире, разломала крыло и порвала буксирный трос. Позже пилот самолета, летевшего рядом, рассказал им, как из разрушенного планера падали тела. Один планерист описал, как они подлетали к Недер-Рейну: «Мы находились почти над зоной высадки, и внизу все выглядело как на снимках со вчерашнего инструктажа. По правому борту я видел главную цель – мост через Рейн»[321]. Впереди царил хаос: груда планеров пыталась приземлиться на пустоши к северо-западу от Вольфхезе. Воздушным движением никто не управлял. Второй пилот, если он был, следил за другими планерами, первый думал лишь о посадке. Еще одной проблемой были коровы. Сержант Рой Хэтч чуть не взбесился от отчаяния, пока одна обезумевшая буренка, вместо того чтобы отскочить в сторону, бросилась прочь от планера и неслась прямо перед ним. Даже если планер удавалось посадить, это еще не обещало безопасности солдатам. Всегда был риск, что с ним столкнется, выйдя из-под контроля, другой планер. Снаружи было безопасней, чем внутри, а двери часто заклинивало, и солдаты рубили их или проламывали себе путь с борта фюзеляжа. Генерал Хоррокс поднялся по железной лестнице и занял позицию на крыше фабрики у «моста Джо». Как только группы «транспортников» и планеров 101-й вдд прошли над ними, он передал приказ связисту: назначить «Час “Х”» на 14.35. 350 орудий Королевской артиллерии, стоявшие позади, открыли огонь ровно в 14.00, и под прикрытием бомбардировки боевая группа Ирландских гвардейцев перешла на окончательные позиции исходного рубежа. До «Часа “Х”» оставались минуты. Артиллеристы продолжали обстреливать передовые немецкие позиции. Затем раздался приказ: «Мехводам – ехать!»[322], и ведущий танк под командованием лейтенанта Кита Хиткотта двинулся в путь. В первые минуты все шло хорошо, но, когда проходили пограничный пост в Нидерландах, враги начали подбивать один танк за другим, и вскоре пылали девять машин. Ванделёр вызвал Королевские ВВС. «Я первый раз видел “Тайфуны” в действии, – писал он позже, – и, Господи, я был поражен смелостью пилотов. Они шли строем, “головой к хвосту”, прямо сквозь наш заградогонь. Один разлетелся на куски прямо надо мной. Грохот стоял дикий. Стреляли орудия, вверху пронзительно гудели самолеты, ругались солдаты. Приходилось орать в микрофон, чтобы меня услышали»[323]. Посреди всего этого хаоса штаб дивизии спросил по рации, как проходит битва. «Мой заместитель, Деннис Фицджеральд, только и поднял микрофон, сказав: “Слушайте!”» В какофонии взрывов и криков один офицер весьма обрадовался тому, что сам в своих наушниках слышал одни лишь «помехи»[324]. Сразу за разведывательным автомобилем Ванделёра шли две машины Королевских ВВС. В них ехали передовые артиллерийские наблюдатели: майор авиации Макс Сазерленд и капитан авиации Дональд Лав. Лав увидел, как с обеих сторон поля боя, обезумев от страха, носились кругами коровы. На пограничном посту, «в одной из этих полосатеньких будочек»[325], он заметил «отрубленную голову немца в паре метров от обезглавленного тела». К своему ужасу, Лав осознал, что у некоторых пилотов «Тайфунов» нет карты с верной координатной сеткой, и, когда Сазерленд давал им цели, те мало что могли сделать: им приходилось использовать горящие танки как «ориентир, показывающий позиции передовых войск». «Тайфуны» были уже так близко, что Сазерленд хотел обозначить позиции своих желтыми дымовыми гранатами, но это было опасно: немецкие артиллеристы тут же нацеливали по ним орудия. Ванделёр сперва решил, что «Тайфуны» обстреляли его Ирландских гвардейцев по ошибке, но понял, что это не так. Танкисты думали, что по башням их танков стреляют патрули врага, а оказалось, что снаряды по ним с небес выпустили «Тайфуны». Лейтенант Джон Куинан оставил пылающий «Шерман» и встал рядом с солдатом, которого снайпер убил выстрелом в сердце. «Падая, он очень ясно произнес: “О Господи!” – вспоминал Куинан. – Я часто думал: неплохо бы богословам порассуждать, до смерти он это сказал или после»[326]. Как только подожгли «Шерманы» второй роты, майор Эдвард Тайлер спустил танки с дороги на польдер – к счастью, сухой – и повернул направо. Младший сержант Коэн, известный своей зоркостью, заметил замаскированную «самоходку» и выбил ее из 17-фунтового орудия своего «Светлячка». Командир экипажа сдался, Коэн приказал им забраться на заднюю часть его танка и продолжил наступление, но тут пленный похлопал его по плечу и указал еще на одно штурмовое орудие, которого сержант не заметил. Уничтожили и эту «самоходку». «И необычный тандем из бывшего командира вражеской САУ и сержанта Ирландской гвардии отправился разбираться с третьей»[327]. Немец хорошо говорил по-английски и был в восторге от того, как «Светлячок» стрелял прямой наводкой. Свое странное поведение он объяснил тем, что он, профессиональный солдат, просто не мог видеть, как некто, в данном случае Коэн, избирает неверную тактику. Пехота из 3-го батальона привела пленных. Гвардейцы были очень суровы со снайперами и гнали тех по дороге, коля штыками. Один – возможно, в панике – пытался вырваться и убежать. «Честно, он умер уже тогда, когда ему пришла эта мысль. Казалось, по нему стреляли все. Пробежал ярдов пятнадцать, может, двадцать, и его разнесли на куски»[328]. Когда пленные немцы, заложив руки за головы, проходили мимо вереницы машин, «я краем глаза уловил движение, – писал Ванделёр. – Один из ублюдков выхватил гранату, которую прятал, и швырнул ее в одну из наших “самоходок”… Я видел, как наш сержант лежал на дороге с оторванной ногой»[329]. Немца застрелили в тот же миг. Он был из парашютного полка фон Хофмана в боевой группе «Вальтер». Люди Хофмана воевали «грязно», и Ирландские гвардейцы, само собой, сочли, что должны убить их как можно больше. Спонтанная разведка, которую несколькими днями ранее провел лейтенант Бьюкенен-Джардин, показала, что немцы заставили местных вырыть противотанковый ров у Валкенсварда, и потому Ванделёр выставил у головы колонны танковый бульдозер. Задумка оказалась удачной: было жизненно важно очистить дорогу от девяти взорванных танков, лишь только потом те, кто находился сзади, могли ехать дальше. После неприятного потрясения от засады, уничтожившей так много их танков, Ванделёра тревожила мысль о том, что ждет впереди. Глава 9 Что скажут немцы? Воскресенье, 17 сентября В то солнечное воскресное утро ранней осени бойцы 16-го батальона боевой подготовки и резерва, служившие под началом Крафта, – те из них, что не заступили на дежурство, – встали поздно после вчерашней попойки. «Издалека, – писал СС-штурмманн Бангард, – было слышно, как грохочет трамвай, идущий из Остербека в Арнем»[330]. Сам Крафт занимался бумажной волокитой на командном пункте у железнодорожной станции Остербек-Хог. Когда на Арнем налетели «Москиты», а B-17 бомбили Вольфхезе, он ничего не понимал. Эти места едва ли были главными военными целями. Чуть позже, когда истребители-бомбардировщики напали на местные зенитные батареи, он приказал своим расчетам 20-мм зенитных орудий вступить в бой. «О, какой замечательный звук, словно бой барабана, – восторгался Крафт, услышав их в действии. – Согревает сердце»[331]. Под Вюгте генерал-оберст Штудент разбирался со своими документами. «Я сидел за столом, и меня вдруг встревожил грохот, – писал он, – который становился все громче и громче. Я вышел на балкон. Куда ни посмотри, я видел самолеты – “транспортники”, планеры, – летевшие в рассредоточенном боевом порядке на очень малой высоте»[332]. Штудент, ветеран-парашютист, вдруг понял, что с ностальгией вспоминает о собственных воздушных атаках, таких как в Нидерландах в 1940 году и на Крите в 1941-м. «Это впечатляющее зрелище, так внезапно представшее передо мной, поразило до глубины души. В тот миг я думал не о том, какая опасность грозит нашим позициям. Я с тоской вспоминал наши прежние операции». Когда его новый начальник штаба оберст Рейнгард тоже выбежал на балкон, Штудент воскликнул: «Если бы в моем распоряжении были такие могучие силы!» Они поднялись на плоскую крышу. Внизу водители и штабисты палили по низко летевшим самолетам из винтовок. Генерал-фельдмаршал Модель ненадолго остановился у отеля «Тафельберг», наблюдая за «Летающими крепостями» B-17. Он предположил, что они направляются в Германию. Позже, во время обеда, оберста Генерального штаба Ганса Георга фон Темпельхофа вызвали к телефону и попросили посмотреть в окно. Темпельхоф увидел десантников и планеры и подозвал Моделя и Кребса, вставших рядом с ним. Оба носили монокли, которые, видимо, выпали, когда их брови взлетели от удивления. Кребс сказал: «Это будет решающая битва»[333]. «Не будьте столь драматичны, – упрекнул его Модель. – Это и так ясно. Темпельхоф, приступайте к работе!» Оперативный офицер[334] бросился к телефону обзванивать все воинские формирования в районе, в первую очередь 2-й танковый корпус СС. Позвонив всем кому мог, он связался со штабом генерал-фельдмаршала фон Рундштедта – и был весьма удивлен их невозмутимой реакцией, которую назвал «почти бессердечно нормальной». О том, как немцы покидали отель «Тафельберг», рассказывают разное. Некоторые говорят, что в панике. По словам обергруппенфюрера Биттриха, который при этом не присутствовал, «[Модель] бросился в спальню, запихал свои вещи в чемодан и спешно сбежал вниз по лестнице, прямо на улице чемодан открылся, и все туалетные принадлежности раскидало по дороге. С помощью подчиненных он собрал их и был таков»[335]. Другой рассказал, что Кребс забыл фуражку, пистолетный ремень и весь набор оперативных карт, на которых значились немецкие позиции по всему фронту от Нидерландов до Швейцарии. Согласно другим, более убедительным версиям, немцы хоть и торопились, но отправились организованно. Не обошлось, конечно, и без неудобства. Штабист, забывший сигары в своем номере «Тафельберга», приходил в ярость при мысли, что ими насладится вражеский офицер. Иные, как лейтенант Йедельхаузер, уехали в одной униформе и жалели об утраченном белье. Но все были едины в одном. Модель и его штабисты полагали, что воздушный десант был частью плана по захвату главы группы армий «B», и предположили, что об их присутствии в Остербеке сообщили предатели-голландцы. Автоколонна Моделя на всей скорости двинулась в направлении Арнема. Немцы ненадолго остановились в штабе городского коменданта генерал-майора Куссина, Модель приказал ему выяснить обстановку. Конвой с эскортом из полевых жандармов на мотоциклах направился сначала в тыловой штаб Моделя в Терборге, а затем в штаб Биттриха в замке Слангенбург в Дутинхеме, всего в нескольких километрах. В Остербеке, в отеле «Схонорд», после стремительного отбытия штаба группы армий «В» творилось невообразимое. Немецкие офицеры носились как безумные, забрасывая барахло в легковушки и грузовики, а «серые мышки» – немки-помощницы, – прозванные так за форму, спешили обратно в свои квартирки на Утрехтсвег – забрать вещи и бежать. «Тыловики в панике кинулись прочь из Арнема, – писал доктор Герхардт. – Легковушки с офицерами, казначеями, помощницами, забитые чемоданами и другим багажом, грузовики с военными, велосипедисты, солдаты, идущие группами или в одиночку, – все стремились как можно быстрее покинуть город, которому грозила опасность»[336]. Мирные голландцы стояли в дверях своих домов и у калиток, все хотели понять, что происходит. Света не было, и радио молчало. Паника, видимо, охватила и штаб 3-й истребительной дивизии люфтваффе в Делене. Опасаясь, что их захватят десантники, начальник оперативного отдела распорядился уничтожить журнал боевых действий за последние полгода. Из штаба отправили сообщение: «Командный пункт атакован истребителями-бомбардировщиками»[337]. Они утверждали, что не могут покинуть бункеры, ибо десант высадился «на западе, на юго-западе, на юге и на северо-западе от командного пункта дивизии». Из 1-го истребительного корпуса пришел приказ взорвать бункер и отступить в Дуйсбург, на север Рура. Однако вопреки приказу наспех собранные силы наземной команды шли в противоположном направлении, на юг – преградить путь британским десантникам, идущим по Амстердамсвег. Что касается батальона Крафта, то к полудню все, казалось, снова успокоилось. «Было воскресенье, и потому покормили нас хорошо, – вспоминал позднее Бангард. – Каждому дали прекрасную отбивную и большую тарелку пудинга на десерт»[338]. По словам Бангарда, в 13.40 «раздался крик: “Десант!”» Сперва подумали, что это ошибка. Сам Крафт слышал «леденящий душу крик»[339]: «Планеры!» На западе, над полосой деревьев, он различил “ транспортник”-буксир. «У меня от такого живот прихватило, – рассказывал он потом с чисто немецкой откровенностью в столь пикантных моментах. – Я расстегнул пояс и отошел за кусты». Ему явно стало лучше, он «натянул штаны»[340], вернулся на командный пункт и отдал приказ: «Батальон, к маршу!»[341] Солдаты Крафта, выполняя его указания, рассовывали дополнительные боеприпасы и гранаты по карманам и патронным сумкам. «Паковались спешно, точно в лихорадке, – вспоминал Бангард, – каску на голову, оружие в руки, и raus![342]»[343] Теперь Крафт понял, что цель операции противника – автомобильный мост в Арнеме. Для налета на штаб Моделя этих сил было слишком много, так что единственной стратегической целью в районе оставался мост. «Именно мне выпало их остановить»[344], – написал он в своем отчете. Он решил выстроить оборону на двух главных дорогах, ведущих в Арнем с запада, и на железнодорожных путях, «но у меня не хватало людей, чтобы продлить ее до Рейна», отметил Крафт. В его батальоне насчитывалось 13 офицеров, 73 сержанта и 349 солдат, всего 435 человек. Насколько он знал, поблизости было очень мало других военных формирований, разве что «группа армий “В”, на чью помощь, вероятно, рассчитывать не приходилось». Действительно, было бы странно видеть в бою офицеров в генштабовских брюках с широкими бордовыми полосами, в касках и с автоматами. «Солдаты мои были еще зелеными сопляками, но у меня были хорошие сержанты и офицеры, – писал Крафт. – Впрочем, один лейтенант дезертировал и позже попал под трибунал». Еще он хвалился: «У нас были проблемы с голландскими террористами… С ними разобрались как следует!» – хотя звучало не столь убедительно: сообщений о гражданских голландцах с оружием в то время еще не поступало. Крафт уверял, что отправил мотоцикл и коляску со связным к группе тяжелых пулеметов и 2-й роте, стоявшим у гостиницы «Вольфхезе», с распоряжением: «Атакуйте немедленно. Шлите точные сведения о позициях противника»[345]. Но в британских отчетах мы не находим свидетельств подобной контратаки. Крафт также утверждал, что приказал минометной батарее открыть огонь. У этой батареи была реактивная система залпового огня Raketenwerfer, дико ревущая: чтобы произвести впечатление, будто огневая мощь батальона гораздо больше, чем в действительности. Фактически бои начались через час, а то и позже, когда передовые британские войска, идущие на Арнем, встретились с первой линией обороны, развернутой Крафтом к западу от Бильдербергских лесов. Позднее Крафт в своей напыщенной манере утверждал, что он рассуждал следующим образом: да, по всем канонам слабое войско не должно нападать на сильное, но «сейчас, в борьбе за существование немецкого народа, бывают случаи, когда лишь воинский дух храбрецов приведет к успеху»[346]. Его бойцы, безусловно, сражались эффективно, но только не в атаке, вопреки его словам, а в обороне. Вскоре после трех часов дня в гостинице «Вольфхезе» появился городской комендант Арнема генерал-майор Куссин, он сообщил, что звонил генералу авиации Кристиансену. Подкрепление прибывало вечером. Крафт предупредил: не возвращайтесь по Утрехтсвег, но Куссин, которого сопровождали два офицера и водитель, был уверен, что с ними все будет в порядке. Несколько минут – и все они были мертвы, ибо наехали точно на взвод британских десантников. В 13.40, к концу обеда, в разведбате дивизии «Гогенштауфен» штандартенфюрер Харцер получил срочный вызов с командного пункта. Из сообщения, только что переданного по сети связи люфтваффе, обергруппенфюреру Биттриху стало известно о первых выбросках десанта и посадке планеров. Он отправил Харцеру послание: «Десантники у Арнема. Срочная тревога. Ждите приказаний»[347]. Харцер мог только орать на Гребнера и приказать своим солдатам работать. Ему нужно было знать, сколько времени уйдет на сборку тягачей и переустановку орудий. Но что толку сетовать на неудачу? Если бы не маленькая хитрость Гребнера, сделавшая технику «временно нетрудоспособной», им бы вообще не удалось удержать машины. Посоветовавшись с главным механиком, Гребнер пообещал, что машины смогут выдвинуться через три часа. Харцер попытался быстро выяснить, какими силами он располагает. Часть формирований уже отправили в Германию, в Зиген; их пришлось отзывать обратно. В танковом полку дивизии «Гогенштауфен» не осталось ни одного исправного танка, поэтому экипажи использовали как пехоту. А что хуже всего, ему пришлось отрядить два танко-гренадерских батальона на юг от Эйндховена, в боевую группу «Вальтер», а превосходный батальон Ойлинга передать братской дивизии «Фрундсберг», и теперь многое зависело от других подразделений: саперов, артиллеристов и зенитчиков. В Брюммене, к северо-востоку от Арнема, по дороге в Зютфен, гауптштурмфюрер Ганс Мёллер из саперного батальона дивизии СС «Гогенштауфен» радовался солнышку вместе с адъютантом, унтерштурмфюрером Группом. Вдруг его внимание привлекли крошечные белые пятнышки в небе. «Облака? – предположил он, но тут же себя поправил: – Нет, взрывы зениток! Нет, их слишком много!»[348] Он заметил, что голландцы поблизости тоже встали и смотрят. «Бог мой, Групп, парашюты!» И они кинулись бить тревогу. В отличие от британской армии, немецкие офицеры не дожидались приказов сверху, поэтому по собственной инициативе начал действовать не только батальон Крафта. Навстречу врагу устремились и пехотный батальон Мёллера, и артполк дивизии «Гогенштауфен», стоявший в нескольких километрах ближе к Дирену. Мёллер немедленно выслал разведвзвод под началом обершарфюрера Виннерля, остальные последовали за ними в течение двух часов, а потом двинулись и другие подразделения, следуя старой прусской военной максиме: «Где стреляют, там и бой». Вечером командиру артполка оберштурмбаннфюреру СС Шпиндлеру предстояло повести в бой разрозненные подразделения дивизии «Гогенштауфен», обозначенные как боевая группа «Шпиндлер». Вскоре были мобилизованы все способные стрелять тыловые части в Нидерландах и в соседнем 6-м военном округе рейха. В их состав входили полицейские батальоны и даже подростки из Имперской службы труда, которых голландцы из-за коричневой формы почитали за гитлерюгенд. Один ефрейтор отметил в дневнике, когда пришел приказ: «Сказали, у Арнема и Неймегена высадили десант. Нас высылают. Выдают оружие, патроны и сухой паек. Детали неизвестны»[349]. Герберт Штельценмюллер, курсант кригсмарине, наслаждался воскресной прогулкой по старинному городку Клеве у границы с Германией – и вдруг завыли сирены, по улицам заметались машины полевой жандармерии и пронесся приказ: всем военным – в бараки! Курсантам раздали голландские и бельгийские винтовки, захваченные в 1940 году и доставленные в Неймеген. Штельценмюллер и его сослуживцы видели офицера Имперской службы труда – он схватил двух голландских подростков с оранжевыми повязками на рукавах. «Офицер достал пистолет и хладнокровно застрелил обоих безоружных голландских мальчиков. Они замертво упали на дорогу»[350]. Бригадефюрер СС Хармель из дивизии «Фрундсберг» добрался до Берлина лишь к середине того воскресного утра. Лишь тогда он обнаружил, что оперативный штаб СС только что переехал в Бад-Заров, к востоку от столицы – подальше от бомбежки. До Бад-Зарова Хармель добрался в полдень – и ждал, пока его примет обергруппенфюрер СС Ганс Юттнер. Седой, бледный, с гладкой кожей, в очках без оправы, Юттнер больше походил не на главу войск СС, а на преуспевающего дантиста. Конечно, переезд и отчаянные обстоятельства отступления из Франции привели штаб в некое замешательство. Во время их встречи адъютант принес принятое по телетайпу сообщение и положил перед Юттнером, тот прочитал его вслух. Послание было от Биттриха. «Хармель, возвращайтесь немедленно. Воздушный десант в районе Арнема». Наскоро простившись, Хармель бросился к машине и приказал водителю мчаться так, словно за ними гонится сам дьявол. Ехать предстояло как минимум девять часов: бомбили Рур, а ночью приходилось гасить фары. Хармель отчаянно спешил к своим солдатам. Он знал, что «рассчитывать они могут только на быстроту действий». Обергруппенфюрер СС Ганс Раутер получил весть о десанте, когда находился в Гааге, и первым делом позвонил в концлагерь Амерсфорт – штурмбаннфюреру Хелле из голландского охранного батальона «Норд-вест». А Хелле тем временем уютно устроился с яванской любовницей и дал адъютанту, оберштурмфюреру Науману, самые строгие указания: не беспокоить. Им уже звонил городской комендант, сообщивший, что великое множество парашютистов сбросили на востоке, но Науман ничего не передал. И лишь когда телефон зазвонил снова и Науман понял, что на линии сам обергруппенфюрер Раутер, то «подскочил как ошпаренный». Раутер сказал, что батальон должен быть готов к немедленному маршу, а штурмбаннфюрер Хелле пусть немедленно доложит обо всем генералу фон Теттау. На этот раз Науман все же потревожил командира. Штаб генерал-лейтенанта Ганса фон Теттау находился к западу от Арнема, в деревушке Греббеберг, недалеко от Вагенингена. Кристиансен расквартировал там большую часть безоружных солдат, бежавших из Нормандии по северному берегу Недер-Рейна и утративших боевой дух. Он не хотел заразить этим пораженчеством своих бойцов в Нидерландах и держал беглецов отдельно, а командование Теттау отвечало за сбор отставших, пересекших Недер-Рейн, и за их возвращение в строй. Но Теттау с его усталым, изможденным лицом вряд ли мог вдохновить солдат на подвиги. Он, как и многие высокопоставленные офицеры, сперва предположил, что британцы высадились на Деленском аэродроме. «Наши командиры просто жалки, – заметил в дневнике обер-лейтенант Фуллриде. – Теттау и его штаб производят впечатление клуба старых джентльменов»[351]. Затем Раутер позвонил заместителю генерала Кристиансена генерал-лейтенанту фон Вюлишу и рассказал о приказах, которые отдал батальону Хелле в концлагере Амерсфорт. Раутер утверждал, что Вюлиш, опасаясь «дня топора», ответил: «Да, но разве таким образом вы не ослабите позиции?»[352] «Прямо сейчас наша линия фронта – Арнем, – ответил Раутер. – Каждый доступный солдат должен сражаться там. Я так хочу. Если за фронтом начнется восстание, его будут усмирять санитары, клерки и телефонистки. Мои резервы уже на марше». Идея «резервов на марше» была оптимистичной: вероятно, Хелле к тому времени еще и штанов не надел. «Тогда удачи», – холодно ответил Вюлиш и повесил трубку. По словам Раутера, он позвонил в Берлин, рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру – предупредить о вторжении. «Что намерены делать?» – спросил Гиммлер. «Я немедленно выступаю в Арнем! Я уже бросил в бой все резервы. Надеюсь, Сопротивление меня не побеспокоит в этот решающий момент!» «Сил вам, Раутер», – ответил Гиммлер. Раутер тут же ушел. «Террористы» на него не напали. «Солдатское счастье мне улыбнулось», – уверял он. Глава 10 Британский десант Воскресенье, 17 сентября Первой из 1-й британской вдд приземлилась команда наведения авиации 21-й отдельной парашютной роты. В 12.40, точно по плану, англичане десантировались из двенадцати бомбардировщиков «Стирлинг». Невезучий капрал, ударившись о землю, выронил печально известный небезопасный «Стэн», и тот разрядился, убив его на месте. Взводы заняли зоны десантирования S и Z, зону высадки X и установили радиомаяки «Эврика». Подъехал немец на мотоцикле и спросил, не видел ли кто-нибудь здесь томми[353]. Как заметил кто-то из наводчиков, то была его «фатальная ошибка». В 13.00 пошел на посадку первый из 300 планеров, сбросив буксир километра за полтора раньше. Воздушно-десантная бригада высадилась чуть к северу от железнодорожной ветки, в зоне S. Вскоре медики уже лечили пострадавших из разбившихся планеров. 16 планеров бригады не появились, половина из них – с солдатами 7-го батальона Королевских шотландских пограничников. Трубач дал сигнал построиться поротно – заиграл «Синие шапки»[354]. Провели быструю перекличку: даже без пропавших планеров шотландцев оставалось 40 офицеров и 700 бойцов. Им предстояло защищать зоны десантирования и высадки вместе с частью 2-го батальона Южно-Стаффордширского полка и 1-го батальона Пограничного полка. За следующие сорок минут в зоне Z приземлились войска дивизии на планерах Horsa и несколько больших «Гамилькаров». Последние доставили 75-мм гаубицы легкого артполка; противотанковые орудия; джипы; бронетранспортеры с пулеметами «Брэн»; эскадрон Королевских инженеров; полевые машины скорой помощи и разведроты. Один «Гамилькар» «сел неудачно», как записал позднее в своем дневнике полковник медслужбы Грэм Уоррэк: «Он очень быстро приземлился на картофельное поле, нагреб под нос земли, резко остановился и опрокинулся кверху брюхом. Один пилот погиб. Второго только ранило, но придавило грузом»[355]. Среди неприбывших планеров один, на борту которого находился БТР с «Брэном», по-видимому, был сбит отрядом из «батальона мавров» полка СС «Гётц Беренс фон Раутенфельд»[356]. Охраняя перекресток на пути Бреда – Тилбург, немцы подбили планер из стрелкового оружия. Их командир, лейтенант Мартин, записал в дневнике, что на самолете было написано мелом: «Так ли уж необходимо лететь?»[357] Это свидетельство британского юмора – насмешка над лозунгом правительства, призывавшего ограничить поездки внутри страны, – похоже, весьма озадачило юного офицера.