— Хобарт, я совсем закусила удила. Тебе в общем-то не обязательно жениться на мне. Можно поехать ко мне домой и рассказать отцу всё как было. Ты парень честный, отец тебе поверит. — Хильда, ты так быстро вросла в мою жизнь. Я умру, если придётся вырвать тебя оттуда. — Она смахнула слезу и улыбнулась. — Хобарт, я люблю тебя. Они поехали дальше. У судьи было приятное лицо, волосы у него только начали седеть. — Здравствуйте, Хильда и…? — Он вопросительно посмотрел на Хобарта. — Хобарт Элберн, человек из глинобитных домов. — Ах да, я много слышал о вас. — Мы пришли к вам, судья, чтобы пожениться. Судья осмотрел их с головы до ног, и в глазах у него промелькнула весёлая искорка. — Не очень-то ваше облачение подходит для такой церемонии, не правда ли? Я всё-таки скучаю по подвенечному платью, а что касается жениха, то не следовало бы иметь ну хотя бы цветок герани в петлице? — Судья, я давно поклялась, что не выйду замуж, если для этого мне придётся одевать подвенечное платье. В законе ничего не говорится о том, как мы должны быть одеты. Мы принимаем друг друга такими, какие есть. — Очень милое чувство, — сказал судья. — И давно ли вы помолвлены? Как-то сплетни об этом до меня не доходили. — Долго, — ответил Хобарт. — По часам, около трёх часов, но вы знаете, иногда час бывает вечностью. — Верно. Хильда, родители знают об этом? — Пока нет. — И как это им понравится? — Отец заревёт, а мать завоет. Обычный дуэт. Им нравится такая музыка. Но они оба будут рады избавиться от меня. — Не очень-то дочерние у тебя чувства, не так ли? — Да нет. Я просто смотрю правде в глаза. — А что, если я не стану вас регистрировать? Лицо Хильды вспыхнуло гневом. — Судья, вы поженили много пар, которые далеко не так сплочены, как мы с Хобартом. Что ж, мы простые люди. Если высоколобый закон отказывается признавать нас мужем и женой, то мы прибегнем к обычному праву. — Ну, ну, не кипятись, девушка. Мы же ведь живём в цивилизованном обществе. Хобарт Элберн, вы так же искренне решились, как и Хильда? — Да. — Ну что ж, хорошо. — Он позвонил, и вошёл какой-то служащий. — Я сейчас поженю эту пару. Принеси мне бланки записей. И поищи пару молодых юристов в свидетели. — Он повернулся к Хильде. — Видишь ли, молодые юристы любят быть свидетелями на свадьбах. Это даёт им возможность лучше понять мотивы развода. — Бедняжки, — сказала Хильда. — Да они просто ждут, когда Миссури высохнет до дна, чтобы потом собирать рыбу прямо в грязи. Процедура оказалась достаточно краткой. Хобарт и Хильда стали мужем и женой. Судья поцеловал Хильду, но отстранил свидетеля, который хотел поступить так же. — Они ещё слишком молоды, — сказал он. Оставалось ещё достаточно времени, чтобы вернуться домой засветло. — А вот теперь-то мы и отведаем той индейской похлёбки, которую ты мне так и не дал. Боже мой! Как давно это было! Никогда ещё в этом графстве не было такой весёлой свадьбы. В местной газете было расписано всё: что было на невесте — новая модель платья необычного покроя, что было на женихе- шикарное, но совершенно невидимое кольцо, воображаемая карьера жениха и оригинальная архитектура его дома. В устных рассказах были попытки представить жениха в юбке, но действительность была и так достаточно пикантна. Было заключено немало пари насчёт того, как долго продлится этот брак. Никто, однако, не ставил денег на то, что это будет больше года. Но эти двое всё-таки каким-то образом оставались вместе, и интерес публики постепенно угас. Он несколько вспыхнул, когда сообщили о том, что родился сын, а затем через год — дочь. Их назвали Майклом и Иолой. Мальчики любят обычные имена, считали родители, имена, которые можно преобразовать в прозвище. Хобарту в детстве хотелось, чтобы его звали Гербертом — Герб или Берт. Хильде нравилось своё имя, но и ей хотелось бы, чтобы оно было Хальда. Хобарт полагал, что появление ребёнка незначительно изменит ход его жизни. Но с первого же взгляда на маленького Майкла он понял, что ошибся. Вскоре дитя начнёт ползать и пачкать свои розовые пальчики о глинобитные стены. Пальчики и, конечно, рот и щёки. Можно, конечно, закрыть стены панелями, но была ещё проблема тумана, который проникал через соломенную крышу при сильном дожде. Можно было устроить водонепроницаемый потолок, но тогда вся система регулирования температуры шла насмарку. Тогда и основная цель глинобитного дома с соломенной крышей теряла смысл. Лучше уж обычный каркасный дом. Для него было отличное место, позади глинобитных строений. Отрог холма заканчивался почти горизонтальной площадкой, достаточно большой, чтобы разместить там каркасный дом и посадить дюжину кустов цветущего кустарника. До площадки доносился шум водопада, оттуда был прекрасный вид на холм и долину. Хильде понравилась мысль о каркасном доме на бугре. — Но ведь нам понадобится для этого уйма денег. — Продадим лошадей. У нас их и так слишком много по размерам пастбища. Дело было весной, и молодые люди в округе приобретали всё необходимое для ковбойской жизни. Фермеры на хороших землях не могли позволить себе использовать плодородную землю под пастбище, но нужен был и скот, которого откармливали кукурузой. Поэтому сложилась практика гнать скот в западную Небраску, огромное, свободное для всех пастбище, и перегонять его назад осенью для зимовки и откорма. По весне все паромы на Миссури были заняты перевозкой скота из Айовы, и пойменные фермы Небраски давали большое количество его. Скот гнали стадами в четыреста-пятьсот голов под охраной ковбоев, которые должны были удерживать их в определённой полосе вдоль дорог. Был большой спрос на верховых лошадей. Хобарт мог позволить себе продать с полдюжины лошадей. Как только он объявил о распродаже, ковбои начали съезжаться к нему в долину. Вскоре у него стало достаточно, как ему казалось, денег, чтобы купить целый склад пиломатериалов. Он стал сам себе и архитектором, и плотником, и каменщиком, и маляром. Ему хотелось построить высокий и величественный дом, но он не очень-то полагался на свои любительские способности строителя. Поэтому он остановился на одноэтажном доме, длинном и широком, с просторным подвалом, двумя флигелями и широким крыльцом, выходящем на долину. Хильда была счастлива, переехав в новый дом с детьми — теперь их было двое — но ей было жалко дома с соломенной крышей и терракотовыми полами. Хобарт согласился переместить эти полы и сделал ещё одну пристройку к дому на них с бетонными, вместо глинобитных, стенами и черепицей вместо соломы, но в остальном это была такая же комната, прекрасное убежище для семьи в жаркую погоду. А испытав радости плотничества, он не смог остановиться, пока не построил обширный хлев, в котором умещалась вся скотина и живность. Все глинобитные строения он сравнял с землёй. Но в памяти общественности Хобарт так и остался человеком глинобитных хижин. Общество было уверено, что дети вырастут недисциплинированными. И общество оказалось право. У Хобарта была теория — которая нравилась и Хильде — о том, что родители с выдумкой могут подменить дисциплину пониманием. Казалось, что Майкл и Иола просто расцвели при этой системе. Они научились плавать, как индейские дети, совсем маленькими, и резвились в бассейне как молодые дельфины. Они не довольствовались красивыми маленькими качелями на низкой ветке дерева, а потребовали себе качели на длинной верёвке, подвешенные на горизонтальной ветке большого самшитового дерева на самом краю обрыва. Там они качались далеко за краем обрыва и над водопадом, приобретая природный иммунитет индейцев к головокружению. А зимой они терпеливо топали на вершину мелкотравного пастбища и скатывались оттуда целые четверть мили в сорокафутовый сугроб на опушке ивовой рощи. Школа просто приводила их в восторг, потому что им казалось, что все их там любят. И они так крепко уверовали в это, что всем, даже школьной учительнице с иссушенным сердцем пришлось полюбить их. Казалось, что время благосклонно остановилось для Хильды и Хобарта, которые слишком много времени тратили на изучение латыни и греческого, и даже отважно набросились на санскрит, где они были на равных, и Хильда даже обгоняла Хобарта. Но у детей время мчалось быстро. Почти в мгновение ока они были уже в старших классах. Однажды Майкл попросил родителей зайти в библиотеку. — В городе будет большое торжество, — сообщил он. — случаю открытия нового здания средней школы. Там будут присутствовать все ученики школы и их родители. Директор выступит с речью. Выступит также начальство из графства и даже член палаты представителей из нашего округа. А после ужина будут танцы. — Да, большое торжество, — сказал Хобарт. — Но, Майкл, ты ведь не думаешь, что мы с Хильдой пойдём туда? — Послушай, отец, Иола позарез хочет попасть на танцы. Но ей не позволят этого без сопровождения. Ну а ты, конечно же, отвезёшь нас всех туда. Тебе придётся зайти и поприветствовать нашего директора, начальство и конгрессмена. Тебе не надо будет оставаться на весь вечер, но это было бы очень любезно с твоей стороны. — Но ты ведь знаешь, Майкл, у меня нет никакого костюма, кроме вот этого комбинезона и свитера. А мать твоя не носит платья с одиннадцати лет. Иола не захочет, чтобы её сопровождали в штанах. — Да, знаю, папа. Но в Омахе есть прекрасные магазины, где мама может купить себе платье. Ну хотя бы только на этот случай. Ведь вы же не станете расстраивать Иолу? А я-то уж точно знаю, какой костюм наденешь ты. — Вот как? А я вот не знаю. — Мы с классом ездили в Омаху, где в пьесе «Рип Ван Винкль» играл Джо Джефферсон. После спектакля нас пригласили в уборную к г-ну Джефферсону. На нём было обычное платье. Уж г-н Джефферсон, наверное, понимает толк в одежде. — Хильда, а как ты смотришь на всё это? — Здесь командует Иола. Я ни разу не ослушалась её с тех пор, как ей от роду исполнился час. И теперь нельзя этого делать. — Ну хорошо, Майкл. Завтра все вчетвером поедем в Омаху. Ты сделаешь из меня Джо Джефферсона, а Иола сделает из матери Сару Бернар. — Спасибо, папа. Большой зал нового школьного здания был переполнен. Выступающие, должно быть, собрались в кабинете директора. Майкл настоял на том, чтобы Хобарт пошёл с ним туда засвидетельствовать своё почтение. Хильда не захотела, и Иола благосклонно разрешила ей это. — Считаю за честь познакомиться с вами, сэр, — сказал руководитель графства. — Я только что читал обзор о вашей книге в «Нейшн». — Как? Книга ещё не вышла. Она должна появиться через месяц. — Обозреватели получают сигнальные экземпляры, — сказал руководитель, гордясь своими познаниями порядков в издательском мире. — В «Нейшн» говорится, что это исключительно важная научная работа года. Там пишут, что всем историкам, профессорам-языковедам и литераторам придётся считаться с ней. Конгрессмен внимательно слушал. Когда ему представили Хобарта, он спросил: «Скажите, как называется ваша книга? Это мне понадобится для выступления. Я всегда считал, что придёт время, когда востоку придётся признать, что он не обладает монополией в высоких материях культуры.» Когда семья Элбернов отправилась домой, было уже поздно. Хобарт с Хильдой сидели на заднем сиденье и в темноте держали друг друга за руки. Дети сидели на скамье возницы и без умолку болтали: кто там был, откуда приехал, кто кому родственник, кто что говорил. Их разговор постоянно возвращался к родителям, к тому, как прекрасно выглядела Хильда. Все трое выступавших особо отметили Хобарта и его книгу, они просто покорили всех на этом вечере. Дома дети быстро разошлись по своим комнатам. Хобарт с Хильдой сели отдохнуть в креслах гостиной.