Пауза растянулась в истончившуюся резину. Ему не хотелось признаваться. – Почти. – Что значит «почти?» – То и значит! – Так, давай сначала… – Давай сразу с конца… – Нет, сначала. Где ты ее увидел, с кем? Пока он морально готовился к тому, чтобы ответить, я рассмотрела квартиру, кажущуюся тесной из-за большого количества мебели, шкафов, лепнины на потолке. – С продавцом, – выдал, наконец, – через витрину «Серафима». Они флиртовали… – Как ты это понял? – Я слепой, что ли?! Тот факт, что мужчины часто оказываются слепы, когда дело доходит до ревности, я знала давно, но озвучивать не стала. – То есть ты ничего не слышал? – Мне и не нужно было. Осел. – Тогда что ты видел? Детально. Браун впервые взглянул на меня со злым восхищением. – Ты танк, Инга. Мул сраный… – Пусть так. – Жить мне это не мешало. – Я видел, как она улыбалась ему, краснела. Показывала рисунки, а он плел ей там что-то, улыбался, за руку взял… – И все? – И все! – Ну ты болван… – Наверное, в этой жизни только мне было позволено так «горе» говорить. – То есть, ты ничего не слышал? – Нет, я не заходил. Послушай, неужели этого недостаточно? Когда женщина улыбается и краснеет… Я лишь хмыкнула. – Вот скажи мне… Она ведь его подчиненная, так? Зависит от того, примет он ее работы или нет? Зависит? – Это здесь при чем? – При том! – Зависит, да. – Тогда даже если он с ней флиртовал, она попросту не могла его послать. – С чего бы это? – С того, что это мир женщин, добро пожаловать! Если бы ко мне пристал начальник, я бы тоже сколько-то терпела и улыбалась. Но не оттого, что люблю его, а от смущения, конфуза, в конце концов. Мы слабы… – Особенно ты. Я тоже была слабой, когда думала о том, что серебристая тряпка больше не проявляет символов, что меня бросили. – Я видел, как она заправила за ухо локон волос, как смущалась, – крутил в памяти недавнее кино Даг. – И? Ты ведь не слышал ни слова, не вошел, не поздоровался. – Я бы… Ну да, он бы сразу впечатал. В этом плане хорошо, что не вошел. – Ты не видел ее реакцию на тебя, вот что я имею в виду. Скорее всего, ты бы ее спас. Браун впервые выглядел если не переубежденным, то несколько растерянным. Он все еще не мог сопоставить тот факт, что там, где мужчина бы ударил врага в лицо, женщина должна была мило улыбаться. – Так что, закрывай свое заявление в легион и иди к ней. Считай, что я сэкономила вам двадцать лет глупой и ненужной разлуки. – Я хлопнула себя по коленке, заранее страшась того, что сейчас останусь одна, разверну серебристую ткань, а на ней снова ничего. И вечером. И утром. Поднялась с кресла, вышла в коридор, принялась обуваться. – А с войной не играй. – Слушай, может, ты это все сказала, чтобы меня подбодрить? – А для чего мне бодрить тебя? – Ну, типа я тебе друг… – Не настолько, чтобы я начала врать ради твоего душевного спокойствия, не льсти себе. Друг. А за деньги спасибо. На прощанье взглянула на него тепло. Браун был тем, к кому я могла прийти, пусть даже на пять минут, кто знал о моих проблемах, как я знала о его. Хотела добавить «бывай», но в спину настиг вопрос: – Твой… не объявлялся? Я покачала головой, не оборачиваясь – не хватало зависнуть в этой квартире еще на час из-за моего «горя». И махнула рукой «пока». ***** Жарко. По парку, полном тополей, летел пух. Я рвалась сюда, в этот мир, в этот город, словно одержимая. И так же, как одержимая, комкала в руках серебристую ткань – разворачивала, всматривалась, сворачивала опять. Словно гадалка в магическом шаре искала ответ, предсказание, указание, куда и как следовать дальше. Почему, достигнув места назначения, я все еще ощущала себя транзитным пассажиром? У меня был дом, но было некуда идти; я сидела на лавке и понимала, что люди вокруг знают, что их ждет вечером или утром, я же не знала ничего. Только ощущала тот факт, что, кажется, зря вернулась. Жизнь кипит, а я словно на пустом дождливом перроне – встречающий не пришел… «Сраный мул». Даг был прав. Мне никто раньше не подходил, никто не устраивал. Во мне было слишком много энергии, упрямства и силы, которую никто не мог укротить. И которая вдруг присмирела рядом с человеком из автомобиля. Притихла без команды и требования, ощутила себя хрупкой, захотела быть тише и ниже, почувствовать себя «защищенной». Я не знала его имени. Черты его лица в памяти расплывались. И таяла уверенность в том, что вторая встреча состоится. – Но ты же обещал мне кофе! – прошептала я в сердцах. Он не обещал. Он неслышно шепнул «возвращайся». Может быть. А может, и нет. Но мне нужна была вторая встреча. Я хотела еще раз ощутить себя так, как тогда в машине. – Ты же обещал… Даг, наверное, не верил, что упрямая Инга-мул умеет плакать. ***** Рид. Он, как и было приказано, свернул экран. Но почему-то продолжал чувствовать ее мыслями, кожей. Возможно, слишком долго был настроен на плащевик, теперь считывал далекие волны без дополнительных настроек. Умывался ее ледяным отчаянием, сотрясался от разочарования, слышал немой призыв, почти что крик… Им нужно поговорить. А еще он просто хотел ее увидеть. Ни за чем, но вопреки.