– Что, взять на руки? – М-ме! – запротестовала она. Общаться с ней телепатически он по-прежнему не мог, из-за монтальватской защиты, поэтому пришлось воззвать к остальным, рискуя сбить их с полезной мысли: – Ребята, спросите кто-нибудь, чего она хочет? Оба повернулись к кошке, Идали – с нетерпеливым раздражением, Раскель – с любопытством. Но уже через секунду лица их приняли одинаково заинтересованное выражение, и, вместо того чтобы объяснить Каролю, в чем дело, оба принялись кивать, как китайские болванчики, головами. Потом Идали машинальным жестом достал из воздуха листок бумаги и карандаш и принялся чертить что-то, примостив бумагу у себя на колене. Раскель придвинулся к нему, заглянул в чертеж, ткнул пальцем в какую-то загогулину. Идали кивнул в очередной раз и пририсовал к ней кружок. Из пометок, которые он делал рядом со всеми этими загогулинами, кружками и прочими геометрическими фигурами, Кароль понял только, что это, скорей всего, схема взаимодействия энергетических полей. Из области высшей магии, лично для него не доступной. Поэтому следить за дальнейшими действиями брата он перестал и занялся уже наполовину залитым костром, пытаясь его реанимировать. Тихо радуясь про себя благостной картине – полного магического взаимопонимания и единения Идали и Раскеля… Братец-то каков – бумагу с карандашом добыл и не заметил, как это сделал! А кони, которых он создал мановением руки, а дороги, которые прокладывал!.. Силен на самом деле по-прежнему. И главное – чтобы наконец и сам это понял! Да и мальчишка молодец. Глядишь, на пару что-нибудь и придумают. Хорошо, однако, что при этой «несладкой» парочке имеется он. В качестве массовика-затейника, аниматора и няньки. Вот, задачку изловчился подбросить, от ненужных мыслей отвлек. А не то… В их ситуации от лишних мыслей точно шаг до беды. Мальчишка запросто может ляпнуть или вытворить что-то эдакое, отчего Идали сразу догадается, что никакой он не стажер и интерес питает вовсе не к универсусу, а к его любимой жене… Страшно и подумать, что будет! Страшно?… Нет – понял вдруг с удивлением Кароль. Почему-то он и в самом деле не боится старшего брата. И следом, с еще большим удивлением, он понял, что, пожалуй, не соврал, сказав Идали, что никогда его не боялся. Странно. Много лет сам был уверен в обратном… Был ли? А может, и всегда знал, что старший его пальцем не тронет? Потому что… любит, несмотря на «пустоголовость»?.. Мысли заскакали блохами, вперемешку с воспоминаниями. Ведь Идали, по сути, был совершенно одинок, всю жизнь, пока не встретил свою Клементину. И кого ему еще и любить-то было, кроме двух младшеньких? А они его отталкивали, каждый по-своему. Один из-за «железок» света белого не видел, второй – по легкомыслию – о родственных чувствах даже не задумывался… Оба не пытались и шагу ему навстречу сделать. И будь Идали тоже к ним равнодушен, зачем он брал бы на себя заботу о них? Позволил бы в свое время уехать с родителями, остался бы гордым одиноким орлом, свободным от всяких обязательств!.. Но нет… значит, они были ему все-таки нужны? Откуда же тогда взялось это отчуждение между ними? И почему они никогда не были настоящими братьями? Не беспокоились друг о друге, не помогали… не вставали плечом к плечу против общих бед? Нет, Идали-то помогал. Не раз, во всяком случае, вытаскивал из неприятностей младшего. Показывал нянюшке его фотографии – вспомнил Кароль со стыдом. Рассказывал о нем. Значит, думал о брате… в отличие от него самого. А сам он ни разу в жизни не подошел к старшему, не спросил у него «как дела» хотя бы! И до сих пор не знает, что заставило Идали подписать когда-то договор с демоном – несмотря на няню-хранительницу… То, что в их семье никогда не было любви? И никто попросту не научил братьев быть братьями? Но если не было любви, зачем отец с матерью поженились и родили аж троих детей, и прожили вместе аж до двадцатилетия старшего? Может… она все-таки была? Какая-то… кривая, уродливая, плохо различимая, но была? Может, он и впрямь судит не подумавши? А может, даже и нормальная была?… Просто однажды случилось что-то, отчего родители разлюбили друг друга и остались вместе, как это делают многие, только ради детей. В которых поневоле, не отдавая себе в этом отчета, постепенно начали видеть обузу и помеху веселой жизни молодой… Он ведь на самом деле и об отце с матерью ничего толком не знает. Отца почти не видел в детстве – тот все пропадал где-то, в своих компаниях, – а мамочку… любил, да, пока не появились другие, более насущные в подростковом возрасте интересы. Тогда, конечно, не до мамочки стало… но ведь его и раньше не слишком волновало, о чем она думает, что чувствует?… А родители поженились-то совсем молодыми, лет в двадцать. Сущими детьми были – как он понимает сейчас, с высоты своих нынешних тридцати восьми, – дурачками, ничего о жизни не знавшими. Вполне могли наделать и ошибок и глупостей. За любовь принять обычный гормональный разгул… И ему ли судить их вообще, самому в том возрасте творившему бог весть что?… Мысли эти были, прямо скажем, не особенно приятными. Но странным образом они как будто смывали с души годами копившуюся накипь. Все те неприязненные чувства, с какими он обычно вспоминал о родителях. И которые таили под собой, как оказалось на поверку, всего лишь застарелую обиду. Не понимали его, видите ли, и не хотели… А сам он? Много ли тогда понимал? Да и теперь тоже – на что человеку, спрашивается, голова, разум пресловутый, если он и в тридцать восемь лет ничего не понимает? Считает, что если уж его произвели на белый свет, так будьте любезны, забудьте о себе и всю оставшуюся жизнь на дитятко положите?… А ведь каждый из родителей – тоже человек. Со своими персональными мечтами, надеждами и чаяниями. Которые так же значимы для него, как для тебя – твои… Стыдоба, сокрушенно подумал Кароль. Но хорошо, что еще не поздно. И если он вдруг выберется из этой передряги живым, то повидает обоих. Обязательно. Сядет, поговорит. Попытается наконец понять хоть что-то… – Так! Перебив его размышления этим восклицанием, Идали резво поднялся на ноги. – Пробуем! Под ногами захлюпало. Вода уже была везде, не оставив в гроте сухого места. Костер, несмотря на все усилия Кароля, испускал последние струйки дыма. Обнаружив это, Идали поморщился. – Тьфу! – сказал. – И как тут начертить магический круг? – На помосте? – с невинным видом предложил Кароль. – Помост… – задумчиво повторил Идали. Он сунул чертеж в карман, проделал несколько пассов. Над водой заискрились было неопределенные контуры чего-то прямоугольного и тут же угасли. Идали закусил губу, повторил попытку. С тем же результатом. Не увенчался успехом и третий раз, и лицо брата посерело. – Не могу. Черт, даже такой малости не могу… – Неправда, – убежденно сказал Кароль. – Можешь. Давай еще разок! Однако при четвертой попытке не появилось даже и контуров. Идали с безнадежным видом уставился на свои руки. – Попробуй не думать о помосте, – посоветовал Кароль. – Я тут… понаблюдал за тобой, и сдается мне, чем меньше ты думаешь о том, что делаешь, тем лучше у тебя получается. – Как это? – Ну, смотри – с плащ-палатками у тебя тоже не заладилось. Потому что ты думал о них, пока возился. А когда тебе начертить что-то понадобилось, ты об этом думал, а не о том, где взять бумагу с карандашом. И сотворил их так легко, словно снял с полки под рукой…