– Клянусь, дорогая. Я ничего не знаю. Лили нам не сказала. – Она закрывает лицо ладонями и тихонько плачет. Оливия встает. Да уж, им есть что обсудить. Например, где сейчас Лили и как быть с Дуайтом. Но сейчас Шарлотта не в том состоянии, чтобы рассуждать логично. Она помогает матери подняться. Шарлотта едва держится на ногах. – Тебе нужно отдохнуть. Я приготовлю чай и принесу в твою комнату. Сверху падает тень, и Оливия вскидывает голову. Проход закрывает широкоплечая фигура, и в первый момент ей кажется, что это Дуайт. Сейчас он закроет их здесь, и они просидят в подвале до тех пор, пока искать их не станут Лукас или Блейз. Но есть вариант еще хуже. Он пришел за ними. – Что здесь происходит? – Голос отдается от каменных стен. – Лукас! – вскрикивает Шарлотта и со стоном распластывается на полу. Глава 33 Лукас Пока Оливия устраивает Шарлотту в ее комнате, Лукас сидит в коридоре – спиной к стене, раскинув ноги, с открытой бутылкой вина. Бутылку он нашел на полу в подвале. Перед тем как открыть, посмотрел на этикетку – «Сира» из какой-то южной винодельни. Название незнакомое, но напоминает название иностранного спорткара. Наклонив бутылку, Лукас пытается вспомнить, что случилось позапрошлой ночью, когда он увидел наконец Дуайта. Он помнит, как сидел за рулем пикапа. «Гэнг оф Юфс» пели что-то о любви, да так громко, что стекла в окнах дрожали. Болела челюсть, болела спина. Они и сейчас еще болят. Во рту металлический привкус. Лукас смотрел вперед и не мог понять, как он там оказался. На узкой двухполосной дороге, с одной стороны которой – каменная стена, а с другой черная бездна. Мотор еще работал. Он выключил двигатель, и музыка стихла. Его окружала молчаливая ночь. Небо, черное, как грех. Из-за поворота выползла машина, и свет фар перечеркнул кабину, как луч прожектора возле ночного клуба. На руках что-то блеснуло. Что за хрень? – Лукас включил свет и поднял руки. Порезы, синяки, разбитые костяшки пальцев, засохшая, но еще липкая кровь. Желудок стянуло канатом. Чья кровь? Первый порыв – бежать. Он оглянулся – сзади никого. Уже легче. И никого вокруг. Он порылся в «бардачке», нашел таблетки от нервов. Оставалось три штуки. Больше предписанной дозы он никогда не принимал, значит, вырубился не из-за них. Как долго он был в отключке? Столько же, как тогда, после побега Лили? Тогда его вырубило почти на двенадцать часов, и с тех пор он ненавидел себя. Лукас глубоко вдохнул, и в глазах тут же затуманилось. Он шлепнул себя по щеке. Не спи. Что же случилось? Мысли разбегались. Он помнит, как Дуайт развлекался в баре, раз за разом заказывая «Блю лейбл» – неизменно на один палец. Набрался он прилично, и Лукас, наблюдая за ним, чувствовал, как закипает копившаяся годами злость. В конце концов Дуайт снял девушку вдвое младше себя и повел в номер. Винить блондинку Лукас бы не стал. Дуайт привлекательный мужчина. Богатый, харизматичный, в хорошей форме для своих шестидесяти с небольшим. Таким его видели со стороны, и он умел показать то, что хотел, и скрыть то, что таилось под поверхностью: самовлюбленный кретин на грани банкротства, которому плевать на всех, кроме себя самого. Лукас ждал снаружи. Дуайт никогда не оставлял женщин на ночь. Не хотел, чтобы его видели утром в не самом выгодном свете. Предпочитал начинать день с чистого листа. Блондинка наконец вышла из номера, и как только створки лифта сомкнулись за ней, Лукас постучал в дверь. Он четко помнит выражение удивления на лице Дуайта, обнаружившего на пороге сына, а не вышедшую только что шлюшку. Помнит, как вошел, как закрыл за собой дверь и задвинул засов. Первый удар застал врасплох обоих. И только после того как кулак наткнулся на подбородок, Лукас понял, что провел свинг. За Лили. Не надо было ее запугивать. А вот Лукасу надо было поехать за ней. И он бы поехал, если бы не отключился. Голова у Дуайта дернулась, и сам он отшатнулся. Лукас надвинулся и нанес второй удар. – За то, что маму обманывал. Дуайт рухнул в кресло, которое опрокинулось, и старик, кувыркнувшись, распластался на полу. Но уже в следующий момент он расхохотался. – Заткнись, – рыкнул Лукас. Дуайт поднял голову. – Это я ее обманывал? Она тебе так сказала? Да она с самого первого дня наставляла мне рога. – Он снова расхохотался и попытался подняться. – Хватит врать. – Лукас толкнул его в грудь и схватил за горло. – Больной ублюдок. – Шарлотта никогда не изменяла ему. Это Дуайт разбивал ей сердце своими изменами. – Ты что делаешь? – прохрипел Дуайт, задыхаясь и пытаясь оторвать руку Лукаса. – Помнишь, как меня избили на отсидке? Помнишь, как отказался выдвигать обвинение? Хотел, чтобы все забылось? Ну вот, теперь твоя очередь. – Не понимаю, о чем ты говоришь, – выдохнул Дуайт. – Придется тебе кое-что объяснить. Может, тогда запомнишь. А это от меня. Он бил с наслаждением, с ухмылкой. Мстил за годы ожиданий и разочарований, за годы унижений и просьб. – Не возвращайся домой. Никогда. Мама пришлет бумаги на развод – подпиши, – прошипел Лукас и плюнул Дуайту в лицо. Это было последнее, что он помнил, прежде чем очнуться в пикапе, стоящем на обочине дороги. Его била дрожь. Часы показывали полчетвертого ночи, а значит, он отключился всего лишь на пару часов. Перегнувшись через спинку сиденья, Лукас дотянулся до валявшегося сзади полотенца, смочил его водой из бутылки и вытер мокрое лицо. Пустая бутылка упала и покатилась по полу. Он стер кровь с пальцев и едва не выбросил полотенце в окно. Это же улика. В голове предупредительные звоночки. Он засунул полотенце в сумку и открыл дверцу. Ночь выдалась прохладная, а Лукас вспотел. Снял рубашку. Спина горела. Он охнул, повернулся влево‐вправо, смягчая боль в мышцах. Мимо промчалась машина. В свете фар на секунду открылась небольшая долина внизу. Металл и стекло отразили свет, мигнув, как джокер в колоде. А что, если… Потрясенный этой мыслью, Лукас перегнулся через ограждение и попытался рассмотреть, что там, внизу, но ничего не увидел. Он включил фонарик на телефоне, направил свет вниз и отшатнулся, едва не выронив телефон. Свежий пот скатился каплями в глаза. Страх затянулся узлом на горле. Там, на дне долины, лежала машина Дуайта. Как, черт возьми, она там оказалась? Разве он не оставил Дуайта в отеле? Ответа не было, но внутренний голос подсказывал – без него здесь не обошлось. Паника и отчаяние погнали его в кабину. Мотор… газ… В последний момент он успел убрать ногу с педали, чтобы не сжечь резину. Они снимут отпечатки покрышек. Свяжут одно с другим. Собрав волю в кулак, Лукас съехал с обочины и покатил дальше. И вот теперь Оливия закрывает дверь в комнату Шарлотты и опускается на пол рядом с ним. – Как она? – спрашивает Лукас. – Отдыхает. Я дала ей успокоительное. Ему бы тоже не помешала таблеточка. Или даже три. Он хочет забыть то, что видел. Забыть, что вина на нем. Оливия со вздохом вытягивает ноги. Голос усталый, безжизненный. Их ботинки встречаются на середине коридора. Она подталкивает его ботинок своим, как бы говоря «привет». На его подошвах грязь. Принес с работы? Или спустился по склону, чтобы заглянуть в машину Дуайта, а теперь не помнит, что нашел? Лицо горит от стыда. Ботинки надо было оставить у двери, но он услышал приглушенный плач Шарлотты. В какой-то момент он даже подумал, что это Дуайт вернулся домой, но потом вспомнил, что отец мертв, и, не исключено, его убил он. В груди страх собирается в тучу. – За тобой должок – объяснение, – говорит Оливия. – Что объяснять? – едва выдавливает он. А вдруг она знает, что он думает? – Почему не позвонил. – Я же сказал, что сообщу, если отец вернется домой. Он не вернулся. Она морщится, не принимая его объяснений. Что есть. Лукас подносит к губам бутылку. Славный напиток. Лучше бы пива, но вставать нет сил. Спина болит, как будто он поднял над головой каяк и швырнул его в воду. Или бросил тело через комнату в отеле.