– Вы посылали ей сообщения? – Да, сегодня утром, после того как прочитала ваш имейл. Дженна не ответила. – Это не в ее манере? – В ожидании новостей Оливия прохаживается по кухне. В груди – клубок эмоций. – Не отвечать сразу? – Да. И насчет голосовой почты. Там всегда полно непрочитанных сообщений? – Для моих клиентов это обычное дело. Если время поджимает, они могут днями не открывать голосовую почту. Я бы и не беспокоилась, если бы вы не написали, что она пропала. – Она упоминала, что намерена уехать из города? Говорила, куда собирается? У вас не возникло впечатления, что ей угрожает опасность? – Нет. Мы с ней не разговаривали больше недели. Но если бы она и говорила мне что-то, я не раскрыла бы вам содержание наших разговоров. – В ее голосе прорезается жесткая профессиональная нотка. – Это может показаться странным, но у меня нет номера сотового моей сестры. Не знаю, что она рассказывала вам о нашей семье, но я не видела ее несколько лет. Со мной ее сын, и нам нужно найти ее. Мне можно узнать ее номер? – Дорогая, я хотела бы передать его вам. Но по условиям контракта мне запрещено делиться с кем-либо личной информацией, касающейся Дженны, включая ее контактную информацию, без ее разрешения. Оливия чувствует, как растет в ее груди пузырь отчаяния. – Даже в самом крайнем случае? – спрашивает она, хватаясь за обрывки надежды. – Даже в самом крайнем случае. – Ее сын – несовершеннолетний. Они разделились. По-моему, такого пункта в контракте быть не может. – Вообще-то может. Некоторые из моих клиентов, людей весьма известных, ценят приватность превыше всего, независимо от обстоятельств. – Гейл ненадолго умолкает. – Вот что я вам скажу. Я попытаюсь связаться с ней и, когда свяжусь, передам ваш номер. – Да, пожалуйста, – просит Оливия. – Скажите, что Джош со мной, и он в безопасности. – Скажу. Если я могу помочь чем-то еще, пожалуйста, дайте мне знать. – Вообще-то кое-что есть. Вы встречались с Дженной лично? – Не знаю, что это вам даст, но да. – Можете описать ее? – Дорогая, тот контракт… – О’кей, о’кей. Но здесь вопрос жизни или смерти, – торопится Оливия, боясь, что агент повесит трубку. – Рост пять футов и четыре дюйма, волосы золотисто-каштановые, родинка на правой скуле. – Вряд ли Гейл знает и россыпи родинок на правом плече. Гейл тяжело вздыхает. – Возражать не стану. Хотя… Волосы у нее скорее рыжие, чем золотисто-каштановые. Она покрасила их ради Джоша. Ее словно окатывает волна благодарности. Через пять минут Оливия слышит в трубке голос Тани Кербело. – Чем могу помочь, мисс Карсон? – Хочу заявить о пропавшей сестре. – Имя и фамилия, пожалуйста? – Дженна Мейсон. Глава 32 Оливия идет через веранду родительского дома. Ветер с залива пощипывает щеки, вода бурлит, и волны бьются о причал. Шумят эвкалипты, и шорох листьев напоминает дождь. Но в небе ни облачка. Шарлотта сидит одна, завернувшись в плотное цветастое одеяло, лежавшее когда-то на кровати Лили. Оливия уже забыла о нем, и видеть его на матери как-то странно. Проходя мимо столика, она берет стул, садится рядом с Шарлоттой и еще раз проверяет телефон. От Лукаса по-прежнему ничего. Дозвониться до Дуайта тоже не получается, а между тем связаться с обоими она пытается с самого утра. Ей нужны ответы. Что случилось с Лили? Где сестра? Что он сделал с ней? Но машины Дуайта на дорожке нет. Нет и пикапа Лукаса. Хотя оба уже должны быть дома. – Я все думала, когда же ты придешь. Голос у нее дрожит. Оливия смотрит на мать. Щеки раскраснелись от холода и ветра. Она натягивает одеяло на плечи. Оливия зябко ежится. Надо было бы надеть свитер потолще. Не подумала, что мать будет вот так вот сидеть на веранде. Ветер всегда загонял Шарлотту в дом. Но на звонок в переднюю дверь никто не ответил, и Оливия решила попробовать войти со двора – а вдруг что-то не так. – Где папа? Я думала, он уже дома. – Он не придет. Паника сдавливает грудную клетку, и Оливия с усилием втягивает воздух в легкие. – Решил задержаться? – Он сам сказал ей, что задержится на два дня. То есть должен был вернуться вчера. В чем дело? Неужели конференцию продлили еще на один день? Или он отправился к еще одному клиенту? Шарлотта мнет засаленную салфетку. Промокает уголок глаза. Оливия наклоняется и присматривается к матери повнимательнее. Кожа под глазами поблескивает. – Ты плачешь? Шарлотта фыркает. – Бога ради, обязательно указывать на очевидное? – Она торопливо вытирает лицо дрожащими пальцами. Оливия тянется к ее руке, но Шарлотта отдергивает руку. – Зачем ты здесь? Из-за Джоша? – Да, но… – Она останавливается и кладет руку матери на колено. – Папа с кем-то? – Неужели мать была права в своих подозрениях? Неужели Дуайт задержался из-за того, что у него роман? – Не хочу об этом говорить. – Шарлотта рвет салфетку. – Он с Лили? Губы трепещут, но мать качает головой. Оливия не отступает. – Я нашла дом Лили в Оушнсайде. Ее там нет. Поговорила с соседкой. Лили сменила имя на Дженну. Дженна Мейсон. Мне нравится. Шарлотта не реагирует. Даже не мигает. – У меня такое чувство, что ты все это уже знала? – шепчет Оливия. – Знала, что папа у нее бывает? Шарлотта рассматривает пальцы. Срывает кутикулу. – Не говори глупости. – Мам… Шарлотта сбрасывает с плеч одеяло и резко выпрямляется. – Открою бутылку вина. Ты будешь? – Она идет через веранду. Оливия медленно поднимается, не спуская с матери удивленных глаз. – Принеси стаканы, ладно? – Шарлотта уходит в дом. Оливия трет виски, уже улавливая ранние признаки наступающей головной боли, и следует за матерью, но идет не за стаканами, а в подвал. Она по горло сыта ее маневрами. Почему она не может поговорить о Лили? Боится? Угрожал ли ей Дуайт? Или она в самом деле ничего не знает? В высшей степени сомнительно. Шарлотта открывает дверь подвала, включает свет и осторожно спускается по узким ступенькам. Оливия ждет у двери. – Перестань, мам. – Каждая из бутылок стоит более четырехсот долларов. Должно быть, мать действительно расстроена. Вино подарил какой-то клиент, и Дуайт приберегает их к сороковому юбилею брака, до которого еще три года. – Нам и подешевле сгодится. – Оливия пришла не пить вино, но почему бы не подыграть? Может быть, оно развяжет Шарлотте язык. – Не обижай меня. – Шарлотта достает со стеллажа бутылку и читает этикетку. – Мне нужно это как-то отметить. Злобная нотка воскрешает в памяти Оливии давний эпизод: Лили под замком в темном подвале. Силуэт матери в дверном проеме. Насколько известно, случилось такое только раз, и, по-видимому, наказание оказалось эффективным. Должно быть, Лили сказала Шарлотте то, что она хотела знать. Мать и дальше будет изыскивать причины не рассказывать о том, почему Дуайт не оставляет Лили в покое, что произошло между ними и не стал ли Джош невольной жертвой стычки между ними. Жертвой как в физическом, так и в эмоциональном плане. Шарлотта сошлется на вино и, не исключено, даже изобразит обморок, чтобы уклониться от разговора по существу. Она упрямая. – Как насчет красного калифорнийского? – предлагает Оливия, отступая от двери. Последнее, что она видит, закрывая дверь, это встревоженное лицо матери. Что бы ни думал Лукас, говорит себе Оливия, она не злодейка и не такая, как мать. Она не папенькина дочка. Ей просто нужны ответы. Ее племяннику нужна мать.