Оливия наталкивается икрами на кровать, Блейз легонько подталкивает ее, и она падает на покрывало. Он наваливается на нее и устраивается между бедер. Матрас проседает под их весом. Пропустив предварительные ласки, он входит осторожно и мягко, на долгом выдохе, как вернувшийся из дальнего странствия путешественник. – Слишком долго. Оливия требовательно поднимает бедра, моля перейти к действиям более решительным, но Блейз делает вид, что не понимает намек, и ритм его движений нарочито и мучительно медлителен. – Ты что делаешь? – не выдерживает она. Он поднимает бровь. – Ммм… Оливия хлопает его пониже спины. – Я знаю, что ты делаешь. Но почему так? – Она обхватывает его руками. Так. Невыносимо. Медленно. Он же нарочно ее мучает. – Ты имеешь в виду так? – Блейз приподнимается, исторгая из нее протяжный стон. – Ты хочешь знать, почему не бьешься головой о спинку кровати? Почему мы не пытаемся ее сломать? – Да, да. – Она смеется, подстраиваясь под его ритм. Он просовывает руку ей под голову и смотрит в глаза. – Я занимаюсь с тобой любовью. Она моргает. – Почему? Он негромко смеется. – Ты такая серьезная. Потому что люблю тебя? Его слова – бальзам для ее души. Он – единственный, кому она может доверять. Единственный, кому она может открыться. – Ты меня любишь. – Да. – Блейз целует ее в нос, и глаза его темнеют. Ритм ускоряется, и глухой стон вырывается из ее горла. Она откидывает голову, мычит, рвет ногтями простыни. Энергия нарастает, и проблемы отступают. Остаются только они двое, стремящиеся к одной цели. Моменту блаженства. Потом они лежат на спине, тяжело дыша и глядя в потолок. Его рука находит ее руку в мешанине простыней. – Это было… – Невероятно? Нет, по-моему… эпично. Потрясающе. Вынос мозга. Но и невероятно тоже сойдет. – Блейз чешет грудь, и Оливия смеется, потому что он прав. Невероятно – неадекватное слово для описания того, что было, какие чувства она испытала. Казалось, в какой-то момент невидимый барьер исчез, и они соединились в нечто большее, чем каждый из них в отдельности. Соединились не только физически, но и на высшем уровне. Она почувствовала себя любимой, обожаемой, ценимой. Она больше не была одна. – Ты любишь меня, – шепчет Оливия и краем глаза видит, как голова на подушке поворачивается в ее сторону. – Я и не переставал. – В тот вечер, на берегу, когда ты бросил в огонь мои туфли. Сказал, что «любил». В прошедшем времени. – То была осень их последнего школьного года, первый костер сезона. Накануне университетская команда одержала победу над соперником, и все хотели отметить этот успех. Оливия была с Итаном. Блейз привел Мейси и напился, а потом объявил, что любил Оливию. Возмущенная этим признанием, Мейси удалилась. Но когда Оливия сказала, чтобы Мейси отвела его домой, он подобрал ее лежавшие на песке белые спортивные туфли и швырнул их в огонь. – Я был зол. За туфли извини. Наверно, за мной должок. – Блейз хохочет, как проказливый мальчишка, и показывает ей три пальца. Он трижды признавался ей в любви. – А когда был третий? – Первый раз – в доме на озере. Она перекатывается на бок, лицом к нему. Он делает то же самое. – Это когда мы были на рыбалке? Последнее лето. Им было по тринадцать. Они ловили рыбу в конце причала. Блейз бросил ей на руку червяка и сказал, что любит ее. Она рассмеялась ему в лицо и столкнула в воду. А на следующий день Лукаса поймали на краже в магазине. Какими же юными они были. – Наше последнее лето, – бормочет Блейз. Его пальцы скользят по ее волосам, и грудь теснится от эмоций. Она скатывается с кровати. – Ты куда? – В голосе нотки беспокойства. Он поднимается. – Подышать. – Оливия натягивает джинсы и рубашку и босиком шлепает в большую комнату. Порывшись в сумочке, находит сигареты и зажигалку и выходит на крыльцо. Прикуривает, глубоко затягивается. Дом Блейза стоит на вершине пологого холма, и вид с него открывается на несколько миль. Холмистый ландшафт округа Сан-Луис-Обиспо усыпан звездочками домов. Вечер тих, ни машин, ни музыки, сосед моет посуду на кухне. Все звуки доносятся из пригорода. Взгляд скользит по горизонту. Где-то там Лили. Одна, в страхе за Джоша. Единственного члена ее семьи. Блейз тоже выходит на крыльцо и набрасывает ей на плечи свою байкерскую куртку. – Ты себя убиваешь. Она фыркает. Если раньше ее не прикончит стресс. – Мне здесь нравится. – Так спокойно. – Почему ты всегда остаешься спать в моем доме. – Потому что ты там. – Блейз прислоняется к перилам у нее за спиной, складывает руки на груди. – Почему ты уходишь? Потому что все, что она старалась не замечать, рвалось наружу. – Те летние каникулы были для меня самыми счастливыми. А потом их не стало. Я чувствовала себя так, словно потеряла родителей. Лили не хотела иметь со мной ничего общего, потому что Лукас вел себя как осел и я говорила ему об этом. Каждое лето он выкидывал какой-нибудь фортель, пока твоим родителям это не надоело. Я слышала, как они это обсуждали. Виноват он. Он лишил нас этих каникул. Я оттолкнула его. И Лили тоже. А потом увидела тебя с Мейси. – И ты оттолкнула меня. – Когда я увидела вас вместе, у меня было такое чувство, будто от тех каникул ничего не осталось. Их просто смыло. – Оливия поднимает голову, смотрит в почерневшее небо и глубоко затягивается. – Дуайт сказал мне, что отец ребенка Лили – Итан. Это неправда, но я долго так считала. Блейз качает головой. – Ну и ну. Вы поэтому разбежались? Она кивает. – А потом пропала Лили. Я закрылась от всех. – Вы с Итаном были весьма близки. Она берет его руку, поворачивает ладонью вверх и ведет пальцем по глубоким бороздкам. Кожа ближе к запястью огрубелая и сухая. Блейз – строитель, и ей давно следовало понять, что для нее он такое же крепкое и надежное основание, как и то, на котором стоят построенные им дома. – Так, как у нас с тобой, у меня с ним не было. Он обнимает ее сзади. – Останься сегодня. – Ты же знаешь, что не могу. Из-за Джоша. К тому же со мной ты не уснешь. Блейз открывает рот, и Оливия уже ждет очередной остроты, но он озабоченно сдвигает брови. – Снова кошмары? – Особенно один, тот, который принимает особое значение в свете того, что она узнала об отце. Оливия тушит сигарету в пепельнице, которую он держит для нее на крыльце, как чашку с водой для гулящей кошки. Она всегда возвращается. – После появления Джоша они случаются чаще. Из-за стресса, наверно. Я не высыпаюсь. – Тот же сон? – Всегда один и тот же. – Именно кошмар дал ей идею создания супергероев Малиновой Волны. Им предстояло сражаться за нее. – Я постоянно думаю, нет ли в нем по крайней мере доли правды. Что, если это действительно случилось? Раньше это ее не беспокоило. Дуайт постоянно, когда она обращалась к нему за утешением, убеждал ее в том, что это всего лишь сон. – Ты все еще думаешь, что он имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Джошем. Оливия кивает. Когда нужен совет, она, помимо Блейза и Эмбер, идет за советом к отцу. Сейчас ей не хочется даже звонить ему, не говоря уже о том, чтобы видеть. Страх за Джоша и Лили сковал ее. Она не может положиться на него, и теперь в ее груди лишь ноющая боль. – Я могу остаться с тобой, – тихо говорит он. – Нет, все будет в порядке. – Она кладет ладонь ему на грудь. Блейз тверд как камень. – Наверно, мне нужно было потерять тебя, чтобы понять, что я люблю тебя. – Ты не теряла меня. – Он целует ее в лоб, задерживает губы на прохладной коже. – Мне пора. Джош…