– Знаю. – Он тычется носом в ее шею, шепчет «спокойной ночи». На часах почти два ночи, когда Оливия идет в студию. Бессонница не дает уснуть, да и не хочется. Как и все последние дни, она не находит себе покоя. Эмбер ушла несколько часов назад – с книжкой в сумке и улыбкой на лице. Подруга не спрашивала, что случилось у Блейза; она все поняла по горящим щекам и легкости в движении. Вернувшись, Оливия только что не летала по дому. Но эйфория испаряется по мере того, как она бродит по темным комнатам в ожидании сообщения от Блейза о его разговоре с Тайлером. Включив свет, Оливия садится на вращающийся стул и подтягивает оставленную Джошем стопку листов. Правильнее было бы подождать объяснений самого Джоша, но ответы нужны ей сейчас. Она перебирает листы. Джош с друзьями. Джош на коньках в парке. В торговом центре. И Лили – в той же раскраске и с теми же глазами, что и Далия. Она тоже здесь. Как и некто, неясная фигура с неопределенными чертами, кто-то, кто всегда в тени. Он в стороне. Он наблюдает. Он на каждой зарисовке. Страх, как наползающий туман, проникает в нее, страх за Лили и Джоша. Возможно ли, что этот некто, этот безликий ищет его? Чем дальше, тем мрачнее иллюстрации. Разбитые окна, лестничные пролеты, неподвижное, словно смятое, тело. Джош? Лили? Подчиняясь внезапному импульсу, Оливия смотрит в темное окно – не наблюдает ли кто-то и за ней. Мысли устремляются к худшему. Лили мертва. И судя по рисункам Джоша, конец ее был трагичен. Но не был неизбежен. Горечь вины проникает в кровь. Боль колет иглами. Нет, Лили жива. В противном случае она почувствовала бы что-то, ведь так? И Джош был бы другим, безутешным. Оливия складывает листы в стопку. Утром она попросит племянника объяснить смысл рисунков. Или это сделает Лили. Когда они найдут ее. Пусть сестра сама изложит свою историю. Оливия выходит из студии. Надо бы выпить и покурить. Она включает свет на кухне, роется в сумочке, открывает ящики, потом вспоминает, что выбросила сигареты, когда вернулась от Блейза. Несмелая попытка покончить с пагубной привычкой. Она достает мусорное ведро из-под мойки, перерывает замасленные полотенца и смятые пластиковые упаковки. Вот чем заканчиваются попытки отказаться от привычки. Пальцы нащупывают зажигалку, и в этот самый момент звонит телефон. Она захлопывает дверцу. – Не спишь? – Голос у Блейза невеселый, грубоватый. – Да, не смогла. – Я тоже. Поговорил с Таем. Упомянул, что у Карсонов какие-то проблемы, и ты пытаешься отыскать сестру. Надежда вспыхивает моментально. – И? – У него нет ее номера, – тут же гасит ее Блейз. – Говорит, что не общался с ней со школы. Спросил, что такое у вас случилось. Я ничего не сказал. – Он шумно вздыхает. – Не знаю, о чем я думал. Джош, конечно, не его сын. Иначе Тайлер ни за что бы его не бросил. Извини, что обнадежил. – Ничего. – Оливия сжимает переносицу, чувствуя близость слез. Рисунки Джоша окончательно ее расстроили. – В любом случае спасибо. – Не за что. Как самоощущение? Она моет и вытирает руки. – По прогнозу частичная облачность. – Она сказала, что любит его – так оно и есть. Блейз усмехается. – Думаю, пахнет бурей. Ты определенно выбила меня из колеи. А он ее. Хотя у нее вся неделя выдалась неспокойная. В полном расстройстве Оливия садится за стол, и через какое-то время взгляд натыкается на тетрадь для рисования Джоша. На открытой странице сцена на берегу с пирсом. Словно копия другой, той, что в альбоме, валявшемся на кофейном столике и привлекшем Джоша в первый день. – Поговорим завтра? – спрашивает она, всматриваясь в надпись под скопированной фотографией. Оушнсайд, Калифорния. Ее окатывает живительная волна надежды. – Спокойной ночи, Лив. – Спокойной ночи. – Она дает отбой и накрывает ладонью рот. Ей хочется кричать и трясти Джоша. Неужели он и впрямь сказал ей, откуда прибыл? Глава 27 Лукас Кабина лифта заполнена говорящими головами, люди стоят плечом к плечу. Теснота. И запах соответствующий. Смесь несвежего пота с дешевым одеколоном и вонью похуже той, которую распространяет футболка после серьезной тренировки в спортзале. Впрочем, запашок все же не такой ядреный, как тот, что носил на себе его сосед по камере после обеда из консервированных бобов и кукурузы. Этот можно вытерпеть. На панели над дверью мигают, меняясь, номера этажей. Надо быть осторожным. Лукас видит камеру в правом верхнем углу. Другая скрыта в кнопочной панели. Обе фиксируют только край его лица. Через каждые несколько этажей дверь открывается, и люди выходят из кабины. Каждый раз Лукас сжимает кулаки, и артерия на шее пульсирует, словно при эмболии. Люди протискиваются мимо, а он сжимает ноги, потому что терпеть не может замкнутые пространства и тесноту, и мысленно подгоняет лифт. Натянув пониже козырек, Лукас стоит спиной к двум оставшимся мужчинам. Отцу и тому парню, с которым он треплется. Речь идет о росте дистрибуции. Трепаться он умеет. Он бы и за столом бубнил в трубку, если бы Шарлотта позволила. Дуайт мог отговориться от чего угодно, вывернуться из любой ситуации. Лукас не удивился бы, если бы он открутился и от убийства Сент-Джона, и от утопления Уэса Дженсена. Кнопка нужного этажа мигает, и Лукас, сунув кулаки в карманы худи, делает шаг вперед из кабины и идет по коридору к телефону в фойе, словно чтобы позвонить. Краем глаза он наблюдает за Дуайтом, который договаривается с приятелем встретиться чуть позже в баре внизу. Дуайт хлопает коллегу по спине, и они расходятся. Положив на место трубку, Лукас идет за отцом, топча рабочими ботинками липкую ковровую дорожку. Ярость разгорается с каждым шагом. Дуайт помахивает холщовой сумкой – такие раздают обычно на конференциях – и посвистывает, как тот долбанутый тип из «Луни Тьюнс», которому ни до чего нет дела в этом мире, где все наперекосяк. Посвистывает, как будто мать Лукаса не считает, что это он убил ножом соседа и вышел сухим из воды. Лукас нисколько в этом не сомневается. Он видел, на что способен этот человек, в ту ночь, когда Лили убежала из дома. Он наставлял оружие на свою дочь. Вот только почему этого не видит Шарлотта. Почему не уходит от него. Чем держит ее Дуайт? Одно ясно, тогда он не защитил Лили от отца. Но сейчас он это сделает. Если Дуайт создаст проблемы для нее и Джоша, он, Лукас, положит этому конец. Дуайт останавливается у двери, сует ключ-карту в слот и входит в номер ровно в тот момент, когда из комнаты напротив выходит женщина. Вот же совпадение, черт бы их побрал. Женщина улыбается Лукасу. Он отворачивает лицо и идет дальше, мимо номера Дуайта, к лестничному колодцу. Металлическая дверь хлопает за спиной. Что надо, у него есть – номер комнаты Дуайта. Он придет позже. Пусть старик повеселится напоследок, потому что после разговора с Лукасом показаться дома ему уже не захочется. Глава 28 День 6-й Телефон вибрирует на прикроватной тумбочке, вытаскивая Оливию с холодного, продуваемого ветром побережья ее кошмара. В ушах шумит прибой. Она стирает прилипшие ко лбу волосы и тянется к телефону. – Алло? – хрипит она в трубку. В голове тяжелый туман. Сон отступил, но не ушел, затаился в уголках, как упрямый ребенок, не желающий выходить из комнаты. – Получил твое сообщение. – Лукас? – Оливия смотрит на часы – так и есть, снова проспала, не услышала будильник, а уже начало десятого, – садится и свешивает ноги. Вообще-то она планировала выехать пораньше. – Ты где? – Раздражение просачивается в голос – брат сначала подвел ее с походом в магазин, а потом не ответил ни на один звонок. – Работаю, – с задержкой отвечает Лукас. Голос ровный, без каких-либо модуляций. Устал? Недоволен собой? Или звонок ей обязанность и неудобство, а вообще ему на все наплевать? Скорее всего, последнее. – Ты в порядке? – Да. Буду в порядке. – Оливия улавливает какую-то неуверенность. – Значит, Оушнсайд? Прошлой ночью не спалось и Джошу. Отправившись на кухню, он застал там Оливию, и она спросила, жил ли он в Оушнсайде. Джош рассеянно кивнул. Но в то, что Лили вернулась домой, он не верит. Оливия поинтересовалась, почему он так считает, и Джош попытался объяснить, но запутался, разволновался и понес какую-то невнятицу. Она поняла одно: другого варианта у них не было. Им пришлось уйти из дома. Тем не менее Оливия попросила нарисовать, что же случилось, чтобы иметь чуть более ясную картину. Джош повел ее в студию, где показал пять сложенных в стопку рисунков. Серия иллюстраций изображала одинокую женщину на пустынном шоссе и приближающуюся машину. На последнем листе Джош показал задние огни машины. Женщины на шоссе уже не было. – Это твоя мама? – в ужасе спросила Оливия. Он кивнул. – Машина сбила ее? – Если так, то Лили могла получить серьезные травмы. – Не знаю. – Ты видел, что случилось? Он покачал головой и дотронулся до уха. – Слышал. – Ты слышал, что случилось? Он кивнул. – Боже мой. – Она схватила его за руку. – Где твоя мама? – Ушла, – выдавил Джош с трудом. – Ее увезли на машине? – Мысль показалась ей еще более ужасной. – Не знаю. – Ты искал ее? Он снова кивнул.