Глава 21 Вернувшись домой, Оливия первым делом распечатывает пару дюжин панельных шаблонов, которыми пользуется для собственных иллюстраций, собирает свежий запас чертежного свинца и зовет Джоша в студию. Вдохновленная забрезжившей новой надеждой и ощущением неотложности, она объясняет племяннику, что ему нужно проиллюстрировать все, что с ним случилось, что он пережил, как добрался сюда и, может быть, что случилось с Лили. Меньшее, что она рассчитывает узнать, это где и когда из его истории выпадает Лили. Сценарий у него в голове. Но картинка стоит тысячи слов. Если все сложится удачно, она узнает из его рисунков то, что он не смог выразить словами. Обернувшись, Оливия видит, что Джош не слушает, а стоит перед украшающими стену принтами Малиновой Волны. Огромные, в натуральную величину, ее супергерои выглядят весьма устрашающе – сплошные мышцы, блеск и энергия. Он указывает на Тициана и говорит: – Дядя?.. Племянник смотрит на нее и ждет. – Э… да. Лукас. Верно. – Она обеспокоена и поражена его интуицией. Как быстро он разобрался. Немногие из ее друзей замечали физическое сходство между Малиновой Волной и младшим поколением Карсонов. Лукас от комментариев пока еще воздерживается, но его эти рисунки нервируют. Она видела, как он смотрит на принты, словно вглядывается в зеркало, и знает, что он не верит в себя, не верит в свой потенциал, не верит, что способен стать таким, каким показала его сестра. В Тициане Оливия продемонстрировала самые позитивные черты юного Лукаса: его бескомпромиссную защиту младших и слабых. Его остроумие. Озорство. То, что он потерял после того, как потерял себя. Как бы хотелось ей знать, что случилось с ним в колонии для несовершеннолетних. Как жаль, что она не попыталась сблизиться с братом и сестрой, вместо того, чтобы жалеть себя, потому что они не проявляли к ней интереса. Что касается родителей, то они предпочли не заметить, что ее персонажи списаны с их детей. Ее герои высвечивают их семейные изъяны. Оливия, Лукас и Лили никогда не были так близки и спаяны, как Малиновая Волна. Смогут ли они преодолеть разобщенность? Возможно ли такое? В понимании Оливии они разошлись после того, как прекратились летние каникулы в доме на озере. Никогда больше они не проводили вместе по несколько недель кряду, полагаясь только друг на друга. Но вот эти последние дни, на которые пришелся разрыв с Блейзом и приезд Джоша, вернули ее к тем давним временам и к отношениям с Лили и Лукасом в более общем плане. Поразмыслив, она пришла к выводу, что именно те каникулы у озера и развели их по-настоящему. Они разошлись, заняв противоположные стороны: Лукас со своими выходками, она со своей несдержанностью. Оливия горько усмехается. Рассудить так мог бы и отец. От этой мысли, после всего, что она узнала о нем, ей становится не по себе. Лили понемногу перешла на сторону Лукаса, потому что в ее представлении брат не мог сделать ничего плохого. Она так и не поняла, что проделки Лукаса лишают Оливию того единственного, чего она ждала большую часть года. Неудивительно, что, как и отец, Оливия вспыхивала каждый раз, когда брат или сестра выводили ее из себя. Она впадала в уныние и отчаяние из-за того, что никак не могла повлиять на окончательное решение и чувствовала себя преданной. Оливия кивает, подтверждая догадку Джоша. – Его зовут Тициан. Джош подмечает еще одно сходство. – Ты? – Да. Руби. Он смотрит на младшую из троицы Малиновых. Оливия выхватывает ручку из стакана на столе и торопливо щелкает. Что у него в голове? О чем он думает? Видит ли сходство? – Она похожа… – На твою маму. Да. Он морщится. – Немного. – У меня не было ее последней фотографии. Ее зовут – Далия. – Вот такой Оливия и видела Лили уже взрослой. Мудрой, красивой, доброй. Без колебаний осуществляющей правосудие. – Твою маму звали Лили. Майская Лилия. Она родилась в мае, и ее назвали в честь цветка этого месяца. Джош с интересом смотрит на нее, ловит и впитывает каждое слово. – Она ведь мало рассказывала о своем детстве, да? Он качает головой. – Не любила… – Джош сжимает плотно губы. – Не любила рассказывать о детстве или не любила само детство? Он упирается взглядом в пол. – Джош? Уголки губ ползут вниз, словно ему стыдно за мать, за ее чувства к родной семье. – И то, и то. Оливия опускает голову. Снимает волосок с блузки. Она могла сделать что-то, изменить отношение родных к Лили. Могла и не сделала. – Как ее зовут сейчас? – Сан… нет. Джим. – Он хмурится. Морщится. Сопит от напряжения. – Ничего. Все в порядке. Ты вспомнишь. – Знаю… не могу… – Не можешь произнести. – Придется попробовать какой-то другой способ. Джош снова поворачивается к стене. Разводит руки, словно охватывая все три принта. – Что? Должно быть, спрашивает, кто эти персонажи, догадывается Оливия. – Малиновая Волна. Супергерои из моих комиксов. Джош таращится на нее, разинув рот. – Твои? Нет… не может… – А вот и может. – Она невольно улыбается. Он так реагирует, как какой-нибудь мальчишка на «Комиконе». А почему бы не записаться на самый большой конвент, посвященный комиксам? Она купила бы билеты для Джоша и его друзей. И даже пригласила бы Лили и Лукаса, если бы они заинтересовались. Джош идет через студию к книжной полке и пробегает взглядом по корешкам. Потом оглядывается и смотрит на нее. – Где?.. Не может прочитать названия. Какая, должно быть, досада. Она кладет ручку и снимает с полки две книги. – Первая и вторая. Сейчас я работаю над третьей. – Она показывает обложки и протягивает ему книги. – Круть… – Он прижимает книги к груди и смотрит на нее восхищенными глазами. – Да. Можешь взять и оставить себе. – Я… пор… прочитаю… когда лучше… – Он улыбается, немного неуверенно, как будто чувствует себя неудобно из-за того, что не умеет читать. Она уже почти заключает его в объятья, но в последний момент удерживается, опасаясь смутить его еще больше. Она бы на его месте точно смутилась. Вместо этого Оливия тепло улыбается. Он снова смотрит на Далию, смотрит с тоской и любовью, и до нее вдруг доходит кое-что еще. Какая же она эгоистка. Зациклилась на Лили и ни разу даже не подумала, каково пришлось Джошу. Она снова берет ручку, щелкает и указывает на бейсболку Джоша. – Я видела твой шрам. Он густо, начиная от шеи, краснеет. – Когда? – Позапрошлой ночью. Ты спал, и бейсболка свалилась. Он машинально вскидывает руку, проверяет, все ли на месте. – Это тогда тебя толкнули? Джош кивает, и она сглатывает горький комок желчи, поднявшийся к горлу быстрее, чем книжки, которые он держит, на вершину списка бестселлеров. И ведь возможно, что это сделал ее отец. Может быть, он навсегда сломал Джошу жизнь. – Голова болит? Головокружение бывает? – Она задает те вопросы, которые предложил задать Майк. Ее племянник качает головой. – Хорошо. – На душе становится чуть легче. – Скажешь, если почувствуешь себя плохо, ладно? Он кивает. – Мама… она… летела. – Он пыхтит и умолкает. Смотрит на нее, как всегда, когда хочет, чтобы его поняли и не просили говорить. Ему легче молчать, чем выглядеть глупо. – Извини, – вздыхает Оливия. На этот раз догадаться не получилось.