Оливия нахмурилась. Она бы с удовольствием обдумала слова мистера Уитмена о чувствах Блейза к ней, но злость на Лукаса перевесила увлеченность Блейзом. Ее брат сидел в своей палатке, листая комикс. Оливия сорвала палатку и отбросила ее в сторону. – Ливи! – Она пнула его в ребра. – Уфф… – Он перекатился на бок и подтянул колени к животу. – За что? – Хочешь провести следующее лето дома? – Нет, – простонал он. – Вот и я тоже. Ты выкинул очередной фокус, и Уитмены больше не хотят видеть нас здесь. – Неправда. – Правда. Я сама слышала. – Прекрати. Это не шутки. Из своей палатки высунулась Лили. – Почему ты всегда его ругаешь? – Потому что он заслужил. – Ливи, извинись. – Никогда! – Оливия спустилась вниз. Лукас пожалеет, если испортит им следующее лето. Глава 12 День 3-й – Оливия. Она открывает глаза и щурится от утреннего света. Солнце льется в комнату, и его лучи жестче и острее того лезвия, что режет ее мозг на две половинки. Слишком много залила в себя виски, пока работала с панелями. На передний план вышла Далия. Оливия сбилась с курса, отошла от одобренного редактором сюжета и слишком долго блуждала в воспоминаниях о Лили и Лукасе. Потом, во сне, нагрянул кошмар, впервые появившийся, когда ей было пять лет. Она – маленькая девочка – одна на берегу. Черное, как грех, небо, грохочущие волны. Ветер, завывающий, как стая волков. Идеальная сцена для вечернего ужастика, пока он не обретает черты ее персонального триллера. Из воды поднимаются родители – со спутанными волосами и в промокшей одежде. Лунный свет падает на клинок в руке Дуайта. Иногда она видит качающееся у берега тело. Расстроенная, как будто опасается за жизнь дочери, Шарлотта. Ее цепкие пальцы сжимают руки Оливии, пригвождая к месту. Губы шевелятся, но слов не разобрать – их перекрывает ярость Матери-Природы. Но Оливия воспринимает их как некое предупреждение. Под утро она несколько раз просыпалась в поту и тут же снова погружалась в неспокойный сон. Измученная, она перекатывается на бок. Под щекой прохладная замша. За окном, которое она поленилась закрыть, щебечут птицы. Из кухни доносится запах горелого тоста. Почему он так рано? Джош. Она трет лицо, ругая себя вполголоса в ладони. Собиралась же первым делом сходить в полицейский участок. – Оливия. – Резкий окрик прогоняет остатки сна. Она поднимает голову и смотрит в лицо Лили, но постаревшее и увеличившееся. Шарлотта поджимает словно покусанные пчелами губы – недавно ей сделали инъекцию ботокса. – Мама, что ты здесь делаешь? – хрипит Оливия. Горло пересохло, как бассейн в закрывшемся мотеле. Взгляд цепляется за сигареты на столе. За ночь ушло полпачки, хотя обычно она ограничивалась двумя в сутки, но последние тридцать шесть часов изрядно потрепали ей нервы. – Мне нужно узнать твое мнение о моем платье до встречи с Нэнси. На всякий случай в машине есть еще одно. Ты что, спала на диване? – Она принюхивается. – И что это за запах? – Подгоревшие тосты? – предполагает Оливия. Шарлотта морщится. – Ты снова куришь. Знаешь, как это отразится на твоей коже? Подавив зевок, Оливия спускает ноги с дивана. – Как ты вошла? – Дверь она вроде бы запирала. – Мне открыл мальчик. Тот, что на кухне. – Звякает посуда, и Шарлотта поворачивает голову. – Кто он? – с любопытством спрашивает она. – Мне не ответил. – Он неразговорчив. – Оливия встает. Потягивается. Ночь на диване не прошла даром – ноет спина. Прежде чем она успевает объяснить насчет Джоша и Лили, Шарлотта отправляется на кухню и по пути оглядывается, проверяя, идет ли дочь за ней. – Ты действительно спала в одежде? Оливия хмыкает, подтягивает джинсы и решает, что лучше всего не обращать на мать никакого внимания. Она уже опаздывает, и у нее нет времени возиться с Шарлоттой, которая всегда с удовольствием дает советы по любому случаю, даже если ее об этом не просят. Шлепая по полу босыми ногами, Оливия идет на кухню, посмотреть, как Джош выдержит очередное испытание. Накануне ему было сказано быть готовым пораньше, и удивительно, что он не разбудил ее. Часы на микроволновке показывают 8:54. Она уже должна быть в полицейском участке. Джош сидит за столом, ест подгоревший тост. В кубик масла воткнут нож для чистки овощей из свадебного комплекта родителей, единственного подарка, доставшегося ей вместе с домом. Комплект она нашла на чердаке и сказала о нем Дуайту, который стер с коробки пыль и презентовал дочери. Оливия помнит, как переглянулись тогда родители, словно с комплектом было связано что-то приятное из той поры, когда они еще ладили. В конце концов, приборы подарили им к свадьбе. Также на столе лежат рассортированные по цвету карандаши и тетрадь для рисования. Увидев Оливию, Джош улыбается. – Доброе утро, – говорит она. – Привет. – Он бросает нервный взгляд на Шарлотту. Оливия мелет зерна кофе, включает электрический чайник и берет с полки чашку. – Извини, мы опаздываем. Тебе нужно было меня разбудить. – Пробовал. Шарлотта смотрит на него с удивлением, как будто он вдруг продемонстрировал наличие манер. – Ты разговариваешь. Оливия, почему ты не представишь меня своему юному другу? Стоя к матери спиной, она осторожно ставит чашку на стол и… молчит. Каждый раз, когда Оливия поднимала тему сестры – а случалось это за прошедшие годы нечасто, – Шарлотта обрывала разговор и ставила точку. Она просто-напросто отказывается обсуждать свою младшую дочь, объясняя это тем, что тема слишком болезненна для нее. Шарлотта убедила себя в том, что Лили бросила ее, поэтому Оливия и не стала звонить матери насчет Джоша. Но теперь она здесь, а значит, рано или поздно услышит о внуке от дочери или сына. Или Дуайта. Отец должен скоро позвонить. Она вздыхает и поворачивается. Шарлотта вопросительно вскидывает бровь. Оливия подходит к ней и кладет руку на плечо. – Мам, это Джош, сын Лили. Твой внук. Джош как-то странно смотрит на Оливию, потом откровенно таращится на Шарлотту и пытается что-то сказать. Шарлотта бледнеет, и в какой-то момент кажется, что она вот-вот упадет в обморок. Такое случается с ней, когда уровень беспокойства подскакивает, как ртуть в градуснике. Дрожащей рукой Шарлотта тянется к тонкой золотой цепочке с подвеской-жемчужинкой, подарку от Оливии на последний День матери. Тогда же Шарлотта заменила подарком дочери брильянт от Дуайта, полученный десять лет назад на их годовщину. Лукас говорит, что сейчас они разговаривают, только когда ругаются. – Ты в порядке? Закипает и выключается чайник. Шарлотта роняет руку. – Я опаздываю, – шепчет она и, сорвавшись с места, устремляется к выходу. – Проводи меня. Джош сидит, сгорбившись, на стуле, и крошит тост. Взгляд его перемещается с Шарлотты на стол, как будто он не хочет, чтобы она заметила, как он смотрит на нее. Может быть, надеялся, что Шарлотта поможет им найти Лили. Оливия трогает его за плечо. – Посмотрю, как она. Подождешь? – Он кивает, и она ободряюще улыбается. – Сейчас вернусь. Оливия находит мать в спальне. Шарлотта внимательно изучает свое отражение в высоком зеркале, поворачивая голову из стороны в сторону. – Ты как? Поверь, увидеть его здесь я ожидала меньше всего. Лицо у Шарлотты цвета воска, и на Оливию она даже не смотрит. – Платье. Что ты о нем думаешь? – Мам, Лили пропала. Шарлотта поправляет белый кожаный ремешок на талии и сдержанно откашливается. – Платье, Оливия. Пожалуйста. Я опаздываю. Она напугана. У нее дрожат руки, и Оливия знает, что это предвещает полномасштабную паническую атаку. Лучший способ помочь матери справиться с эмоциями – уступить, не навязывать опасную тему. Сложив руки на груди, она прислоняется к стене. – Кто дизайнер?