Я замираю. — Как это: что думать? — возмущается Муська. — Разве она не наша подруга? — Что хотите делайте, но только Ленку нельзя оставлять одну! — заступается Валя. — Она сама не понимает, что наделала. Мне стало жарко. Капор сполз на макушку, портфель казался невыносимо тяжелым. — Мама беспокоится. Папы нет. Он сказал, что ей нужно обязательно помочь разобраться в ее ошибке, — продолжала Валя. — Нужно сделать так, чтобы она почувствовала, как трудно жить одной, без нас… Папа велел Ленке здорово подумать. — А она что? — спрашивает Гета. — Думает. У нее такое делается лицо, когда на нее никто не смотрит. Такое… Мне хочется ворваться в класс и обнять сестру… — Я тоже заметила. Все уроки на нее смотрела, — перебивает Муська. — Раньше у нее глаза были веселые, а теперь как будто пустые. Это уж, конечно, Муська придумала. Глаза как глаза. Я начинаю сердиться. — Хватит спорить, — останавливает Наташа. — Давайте решать. Все замолчали, смотрят на Гету. — Ленка меня троешницей обозвала, — начинает Гета, густо краснея и покусывая тонкие губы. Я невольно закрываю глаза: сейчас начнется самое страшное. — Но, знаете, — вдруг говорит Гета и улыбается, — Я почему-то не обиделась. Думается, что она сказала вгорячах. Не верится мне, что она нас не любит! Что хотите делайте, а я не поверю. Я сегодня всю ночь думала. — У меня в прошлом году книги потерялись, — прерывает Мариша, — Лена мне свои отдала. — А когда Гета болела, она все к ней в больницу бегала, беспокоилась… — Конфет носила мне, — в голосе Геты прозвучала теплая нотка. — Ее не пускали в дверь, а она — к окну. Стоит, мерзнет, а не уходит. В конце коридора послышались быстрые шаги. Это стучат каблучки Ксении Семеновны. Я поспешно прячусь за лестницу. Немного постояв и оправившись от испуга, вновь подхожу к двери. Девочки толпятся вокруг Ксении Семеновны. — Самый дорогой подарок для меня это ваша взаимная дружба и помощь друг другу, — говорит Ксения Семеновна. — Вы нашли правильное решение, девочки. Значит, пока я пряталась у лестницы, они уже что-то решили! — А как же ваза? — грустно спрашивает Мариша. — Мы вам ее покупали от души. — За вазу спасибо; мы поместим ее в пионерскую комнату и летом будем в нее ставить цветы. В классе поднимается галдеж. Стучат крышки парт. Ксения Семеновна встает со стула… Так я и ушла домой, не узнав, что постановили девочки на сборе. Ничего не сказала мне и Валя. Она, как и вчера, хмурилась, помалкивала. «Не говорят, — и не нужно», — решила я про себя. Все же любопытство мучило меня, и на другой день я нарочно пошла в школу пораньше. Но как я ни торопилась, девочки, оказывается, уже собрались в классе. Едва я села на свое место, как к учительскому столу вышла Наташа. Я почувствовала неприятный холодок… — Смирнова, — сказала Наташа, называя меня по фамилии, — за то, что ты вчера не осталась на сборе, мы вынесли тебе выговор. — Наташа замолчала на минуту и посмотрела на девочек. — За такой поступок класс постановил лишить тебя своего доверия и открепить от тебя Швецову. С ней будет заниматься твоя сестра. А потом… — Наташа задумалась, поправила гребенку в волосах. — Мы все советуем тебе подумать о том, как исправиться. Вот и все… Ксения Семеновна от подарка отказалась, передала вазу в пионерскую комнату, — добавила она очень тихо. Весь урок я нервничала. Только вчера я решила не сдаваться, а вот сейчас даже не могла спокойно слушать учительницу математики Марию Ивановну, которая объясняла новую теорему по геометрии. Почему-то особенно сильно задевало то, что от меня открепили Гету. Как я ни старалась себя успокоить, все же было обидно до слез. В перемену, — чтобы не заметили моего хмурого вида, — я нарочно пошла в библиотеку поменять прочитанный номер журнала «Пионер». Проходя мимо учительской, я увидела около вывешенного на доске большого объявления толпу девочек. Я протолкалась поближе. Оказывается, на воскресенье намечается кросс, да еще с премиями. Класс, который придет первым, получит «библиотечку». «Ни за что не пойду», — решила я, открывая дверь в библиотеку. Здесь так же царило оживление. У большой витрины, где были выставлены книги, я увидела Валю, Наташу и Гету. Сестра перелистывала томик Пушкина. Наташа заглядывала ей через плечо. — Вот бы нам в класс такую библиотечку! — сказала Валя. — Где уж нам! Далеко не уйдем! У нас в классе одних «пешеходов» трое. Да и Ленка может подвести, — проворчала Гета, насмешливо морща острый носик. Я тихонько вышла из библиотеки. Ходить на лыжах для меня настоящее мученье. На уроках физкультуры я всегда плетусь в хвосте. Лыжи почему-то разъезжаются, ноги не гнутся, словно палки. Очень часто, намучавшись, я отстегиваю ремешки и тащу лыжи на себе. Девочки прозвали меня в шутку «пешеходом». Наша преподавательница физкультуры Елизавета Николаевна долго со мной мучилась и, наконец, махнула рукой. «Не могли придумать ничего более интересного, — с досадой подумала я. — Лучше бы устроили шахматный турнир или вечер песни и пляски. Тогда бы уж я показала себя!» После уроков девочки долго не расходились. — Если получим премию, выберите меня библиотекарем! — упрашивает Муська. — Мы тогда шкаф купим. Сложимся все вместе и купим, — говорит Мариша. Такое предложение всем понравилось. Шкаф решили обязательно купить, даже место для него определили заранее. — Только смотрите, — предупредила Наташа, — все приходите. Ведь за каждого человека по одному очку будут снижать. — Кто не придет, подведет всех! — Гета исподлобья метнула на меня чуть насмешливый взгляд. Я обрадовалась: пусть теперь попробуют, без меня обойтись. Я-то без них проживу! * * * Чтобы не ходить на кросс, я решила заболеть. В субботу, встав утром, я хотела было пожаловаться маме на головную боль. Но потом раздумала. Мама, конечно, обеспокоится, отпросится с работы, вызовет врача. Потом она уложит меня в постель, сядет рядом и заставит измерять температуру и глотать порошки. Огорчать маму мне не хотелось. Ей и так приходится многое переживать из-за меня! Пораздумав, я решила «заболеть» после первого урока и уйти домой. С этим решением я пришла в школу. Но после первого урока я подумала, что можно «заболеть» попозже. Зачем зря пропускать занятия, тем более, что в прошлый раз я плохо поняла теорему? Прошел второй, потом третий урок… А я все медлила… Очень не хотелось уходить из класса! Как нарочно, девочки в перемену шумели больше обычного, волновались, говорили о завтрашнем дне, давали друг другу советы. — Вот увидите, мы победим, — уверяла всех Гета. — Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы мы пришли к финишу первыми! Всю ночь спать не буду, все буду думать! — Где сядем, там я слезем! — проворчала Нина Васюкова. — Вечно ты испортишь настроение, — неожиданно вырвалось у меня. — Почему это мы не можем победить? Что мы — хуже других, что ли? — запальчиво продолжала я и тут же спохватилась: я совсем забыла о своем намерении «заболеть»; к тому же, мне теперь все должно было казаться безразличным… «Ничего, так лучше, не догадаются, — нашла я для себя оправдание. — Пойду после уроков к школьному врачу и заявлю, что у меня болит горло и голова. Добрая и заботливая Раиса Ивановна выпишет мне стрептоцид и, конечно, запретит участвовать завтра в кроссе». Но когда прозвенел звонок и Ксения Семеновна, закрыв классный журнал, встала из-за стола, я даже не тронулась с места. — Девочки, сбор завтра у школы, — сказала она. — Не опаздывайте! Если кто-нибудь себя плохо чувствует, то пусть скажет заранее и пойдет к Раисе Ивановне. — У нас как будто все здоровы, — улыбнулась Наташа. — Если только кому-нибудь не придет фантазия заболеть… — Только пусть тот, кто вздумает завтра заболеть, вспомнит обо всех нас, — ввернула Гета. Мне стало не по себе. Ну, как после таких слов пойдешь к врачу? Сразу же догадаются. Я решила «заболеть» утром. * * * Валя подняла меня чуть свет. Она была уже одета. Красный вязаный свитер и такая же шапочка очень шли к ее смуглому лицу. — Вставай! — сказала она тихо и ласково, привычным жестом стаскивая с меня одеяло. Если бы Валя догадывалась о том, что я задумала, она, конечно, дождалась бы меня… Но она спешила: ей нужно было зайти еще зачем-то к Гете. Поэтому, убедившись, что я проснулась и начинаю одеваться, Валя ушла. Для очищения совести я все же надумала прихватить лыжи и дойти до школы, хотя знала, что опаздываю. У школы я, конечно, никого уже не застала. Деньги на трамвай я взять забыла, ехать «зайцем» побоялась. «Вот и хорошо», — подумала я, отходя от школьного крыльца, и тут вдруг почувствовала, что мне не так уж хорошо, как казалось. Домой возвращаться не хотелось. Напрасно я убеждала себя, что уже поздно, что мне наплевать на все, — ноги мои сами свернули в переулок, и я заспешила в том направлении, куда ушли лыжники. — Смотрите, как нажимает, — крикнул мне вдогонку мальчуган в огромной шапке, съехавшей ему на самый нос. — Нормы сдает! — Опоздала! Уже все ваши давно прошли! — поддержал его другой, забегая вперед и заглядывая мне в лицо. — Ух, и запарилась! — мальчишка приложил к, толстым щекам ладони, присвистнул и отскочил в сторону. На мое счастье, кросс еще не начинался. Девочки поклассно разделились на группы, весело о чем-то, разговаривали, смеялись, примеряли в последний раз лыжи. Увидев своих, я несказанно обрадовалась и остановилась в нерешительности. — Девочки, не у нас одних есть отстающие! — подбадривала всех Валя. — В шестом «Г» Рита Орлова совсем не ходит на лыжах, а Лиза — едва передвигается.