Уже засыпая, я услышала, как тихо скрипнула половица и надо мной наклонилась мама. Она осторожно поправила одеяло, немного постояла и неслышно ушла. * * * Я проснулась от сдержанного шопота. Утро. Спальня залита солнцем. Около Вали сидит мама. Она держит на коленях большую коробку шоколадных конфет, перевязанную синей ленточкой. Солнечные блики скользят по маминому грустному лицу, путаются и играют в ее темных волосах… Валя натянула до подбородка одеяло, что-то тихо рассказывает. Еще раз взглянув на коробку, лежащую на коленях у мамы, я вспоминаю, что сегодня женский праздник. Моментально вскакиваю с постели. За зеркалом спрятан флакон любимых маминых духов «Белая сирень». — Спасибо, дочка, — говорит мама и, не посмотрев на подарок, откладывает его в сторону. — Это же твои любимые, мама! — восклицаю я. — Хочешь откупорю? Но мама притягивает к себе мою голову, гладит спутанные вихры… От серого маминого халата пахнет резиновым клеем, бензином и ещё чем-то таким знакомым, приятным… Мама работает в гараже кладовщиком. — Мама! — тихо произношу я. — Знаешь, мама, я кажется… Тут я встречаюсь взглядом с Валей и умолкаю. Так нам с мамой в это утро и не удается поговорить. Уходит она на работу недовольная, опечаленная. «Поговорим вечером», — решаю я и сажусь за уроки. Наш стол разделен на две половины. Одна — моя, другая — Валина. На стороне сестры книги лежат ровной стопкой. У меня они все время почему-то валятся на сторону, падают на пол, словно им мало места на столе. Внутренне торжествуя, я раскрываю учебник. — Начнем с географии, — говорю я равнодушно, скашивая глаза на часы. До прихода Геты всего полчаса. — Что нам задано на дом? Валя не поднимает головы, молчит. Она шевелит губами, решает задачу. Брови ее сдвинуты в одну прямую линию. Мне становится скучно. — Не идет — и не надо, — как бы в раздумье говорю я. — Что я, за всеми бегать буду, что ли? Валя поднимает голову и с изумлением смотрит на меня. Как будто перед ней сижу не я, а какая-нибудь голубая ящерица… — Ты что, Гету ждешь? — круглит, она удивленно глаза. — Очень мне нужно ее ждать!.. — И правильно делаешь. Не жди! — прерывает меня Валя. — Она не придет. — Придет! — шепчу я неуверенно. — Прибежит! Куда ей деваться? — Можешь не беспокоиться за нее. У Геты тоже есть характер. — Подумаешь… Однако мне делается неприятно. — Ну и пусть получает двойки! — Этого никогда не будет! — категорически заявляет Валя. Она закрывает тетрадь, начинает торопливо укладывать книги в портфель. Через несколько минут в прихожей громко хлопает дверь. В квартире становится тихо, пустынно, неуютно. Ксения Семеновца задала нам повторить все про Африку. Уроки географии я очень люблю. Они проходят быстро, интересно. Ксения Семеновна умеет так объяснять, что мы всегда забываем, что сидим в классе за партами. Сегодня она наверняка заставит нас путешествовать по Африке. Может быть, мне достанется плыть по Голубому Нилу или пробираться сквозь лианы в тропических лесах… Ксения Семеновна запрещает зубрить по книге, и мы с Гетой обычно занимаемся так: перед нами лежит карта и мы отыскиваем по ней нужные нам места, задаем друг другу вопросы. Так легче запоминается. Полчаса уже прошло. Гета не идет. А тут еще на столе стоит ваза, которую нужно нести в школу. Как только я взгляну на нее, так на душе делается нехорошо, тревожно. Напрасно я стараюсь читать и отыскивать по карте города и реки… Ничего не могу запомнить… С досадой закрываю учебник. Надеюсь, Ксения Семеновна сегодня не спросит меня… Сделав остальные уроки, я начинаю поджидать Муську. Она всегда заходит за мной в школу. Но на этот раз мои ожидания напрасны, и мне приходится идти одной. Каждый раз, когда мы с Муськой и Валей входим в класс, Гета, улыбаясь всеми своими веснушками, обычно кричит: — Аленка с сестренками пришла! И в классе тотчас поднимается шум и смех. Сегодня мне впервые за шесть лет неприятно идти в школу. Портфель оттягивает мне руку, ваза мешает. Звонок уже прозвенел, а я все стою у классной двери. За ней слышится чуть насмешливый голос Геты, ворчливый басок Нины Васюковой. Муська чему-то заливисто смеется. Но достаточно мне вступить на порог, как смех смолкает. За партами начинают шептаться. Все смотрят на Наташу. Я ставлю вазу на стол и прохожу на свое место. Вали за нашей партой еще нет. — Так будет лучше! — говорит Наташа, вставая. Она встряхивает рыжими кудрями и, подойдя к столу, кладет в вазу поздравительную карточку. — Только вы, девочки, не подавайте виду. — Ясно, зачем ее тревожить в праздник! Лучше завтра расскажем, — вздыхает белокурая худенькая Мариша. — Пусть Валя смотрит вниз! — советует Гета. — А то Ксения Семеновна сразу по ее глазам догадается… Я вздрагиваю и невольно оборачиваюсь. Валя сидит рядом с Маришей. Щеки и уши у нее красные, а пальцы положенных на книгу рук дрожат. «Ну и пусть! Одной просторнее», — думаю я, уткнувшись носом в раскрытую тетрадь. По рядам пробегает настороженный шопот. Открывается дверь. В класс входит Ксения Семеновна. В новом синем платье, с комсомольским значком на левой стороне груди, она кажется очень молоденькой и хорошенькой. Пушистые светлые волосы, заплетенные в толстые косы и уложенные вокруг головы коронкой, делают ее как будто выше ростом. Подойдя к столу, Ксения Семеновна удивленно смотрит на вазу. Потом берет карточку, читает и улыбается. — Спасибо, девочки! Голос у классной руководительницы ласковый, мягкий. — Понравилось… — проносится тихо по рядам. Все еще улыбаясь, Ксения Семеновна поднимает глаза. И вдруг ямочки на ее щеках пропадают, улыбка гаснет. Она смотрит на пустое место рядом со мной, отодвигает наш подарок в сторону. В классе становится пасмурно. — Смирнова-младшая, — вызывает Ксения Семеновна, раскрыв классный журнал. Я смущенно оглядываюсь и выхожу к доске. — Расскажи о растительности и животном мире Африки. Покажи по карте реки, порты… Я молчу. Ксения Семеновна с удивлением смотрит на меня, ждет.. — Муха це-це… Саванны… — доносится до меня громкий шопот. — В реках и озерах Африки водятся… — Я вновь замолкаю. — …Водятся… крокодилы и бегемоты. По классу проносится приглушенный смех. Я не знаю, куда девать глаза. — Может быть, ты скажешь точнее о реках и портах Африки? — приходит на помощь Ксения Семеновна. Но и с реками получается не лучше. Голубой Нил неожиданно куда-то ускользает из-под указки, а Порт-Саид совсем исчез с карты. — Почему ты не повторила урока? — спрашивает недовольным тоном Ксения Семеновна. Я молчу: сама не понимаю, как я могла перезабыть все пройденное. — Почему не, повторила? Теперь Ксения Семеновна смотрит уже не на меня, а на Валю. — В следующий раз спрошу! — предупреждает она. — Гета Швецова, помоги Лене. Мне делается холодно. Но к моему удивлению и даже некоторому неудовольствию, Гета отвечает отлично. Лицо классной руководительницы проясняется. Гета исподтишка взглядывает на меня. В ее раскосых глазах мечутся смешинки. Она торжествует. — Вот это здорово! — громко восклицает кто-то из девочек. Я поднимаю голову. Все улыбаются. Валя смущенно крутит кончик косы. После урока Ксения Семеновна позвала Наташу в учительскую. Вазу она не взяла. Наташа пробыла в учительской довольно долго и, когда вернулась, объявила, что сегодня будет сбор. * * * Я решила не оставаться на сборе. Меня это теперь нисколько не должно было интересовать… Пусть избирают другого старосту, пусть делают что хотят… И едва прозвенел последний звонок, я поспешно собрала книги и вышла из класса. На улице тихо. Светит луна, и все кажется голубоватым, застывшим, холодным… Липы школьного парка окутаны инеем, словно кружевом. Искрится снег. Раскатанная ледяная дорожка у крыльца будто зеркальная. Под освещенными окнами школы стелются на тротуар широкие светлые полосы. Я забегаю за угол, подхожу к одному из окон своего класса и приникаю лицом к стеклу. Девочки спорят; у Наташи растрепались волосы, Нина Васюкова сердито размахивает руками. Перед ней стоит Гета, она чуть насмешливо улыбается. Муська и Валя сидят вместе, близко наклонив друг к другу головы. Ксении Семеновны нет. Меня начинает мучить любопытство: хочется знать, о чем говорят. Отхожу от окна, хочу свернуть по дороге домой, но непослушные ноги сами поднимаются на школьное крыльцо… Мои валенки слишком громко стучат в тишине полутемного коридора. «Подслушивать нехорошо», — часто говорит мне папа, когда я, просунув в дверь нос, стараюсь услышать их разговор с мамой. Но сейчас совершенно другое. За этой дверью, конечно, говорят обо мне, да к тому же она неплотно прикрыта. Узкая полоска света падает прямо на мои валенки, облепленные снегом. Я подхожу ближе. — Что еще тут думать? Что с ней возиться? — громко заявляет Нина.