Так же равнодушно Бастиан надел пояс — и перестал видеть собственные руки и ноги. Неприятное чувство овладело им, он хотел тотчас же снять пояс, но никак не мог найти застежку, она не отличалась на ощупь от прочих звеньев стеклянной цепи. — Помоги мне! — испуганно воскликнул он. — Надо к нему привыкнуть, — нежно успокаивала Ксаида, помогая ему расстегнуться. — Я тоже научилась не сразу. Зато теперь ты будешь защищен от опасностей. — От каких еще опасностей! — рассердился Бастиан, сконфуженный из-за своего страха. — О, силой с тобой не сравнится никто, — шепнула Ксаида. — Никто, если ты будешь мудр. Но без мудрости ты безоружен перед коварством. — Что ты имеешь в виду — быть мудрым? — Самое мудрое — пребывать НАД вещами, никого не любить и не ненавидеть. Но у тебя, господин, все еще есть друзья и привязанности. Твое сердце еще не умеет быть независимым и холодным, как снежная вершина гор, и потому ты всегда в опасности. — Кто же может меня обидеть? — Тот, кому ты, несмотря ни на что, все еще предан. — Выражайся яснее! — Злой и непочтительный дикарь из племени зеленокожих! — Атрей? — Да, и с ним еще бессовестный Фухур. — И что же, оба собираются навредить мне? — Бастиан даже засмеялся. Ксаида сидела молча, опустив голову. — В это я никогда не поверю! Я ничего не хочу больше слышать об этом! Ксаида опустила голову еще ниже. Наконец Бастиан спросил: — Ну, и что же такое Атрей замышляет против меня? — Господин! — прошептала Ксаида. — Мне лучше молчать! — Нет уж, теперь говори до конца! — Я боюсь твоего гнева, господин, я вся дрожу. Но если даже это мой конец, я все-таки скажу теперь: Атрей замышляет отнять у тебя знак Детской Королевы — тайно или насильно. — Ты можешь доказать это? — у Бастиана перехватило дыхание. — Мои знания, господин, не из тех, которые можно доказать, — пробормотала Ксаида. — Тогда держи их при себе! — кровь бросилась Бастиану в лицо. — И не клевещи на честнейшего и храбрейшего юношу! С этими словами он выпрыгнул из носилок и пошел прочь. Пальцы Ксаиды играли головой змеи на мундштуке, ее зелено-красные глаза горели. «Вот увидишь, мой господин и мастер. Пояс Гемуль тебе все докажет», — прошептала она, выпуская изо рта кольца дыма. Когда расположились на ночлег, Бастиан вошел в свой шатер, приказав Иллуану никого не впускать, особенно Ксаиду. Он хотел побыть один. Но размышлял он вовсе не об Атрее, а о тех словах, которые колдунья сказала про мудрость. Он так много пережил в последнее время — страхи и радости, победы и печали. Он шел от одного исполнившегося желания к другому, но не находил успокоения. А быть мудрым — значит жить в покое — вне радости и страдании, вне страха и жалости. Мудрость — это независимость, сказала Ксаида, позволяющая никого не любить и никого не ненавидеть. С одинаковым безразличием принимать привязанность и неприязнь других. Вот чего надо желать! Бастиан был убежден, что нашел наконец свое истинное желание, о котором ему говорил еще Граограман. Стать самым мудрым мудрецом во всей Фантазии! Немного спустя он вышел из шатра. Луна освещала долину, лагерь располагался у подножия причудливых гор. Стояла тишина, сияли звезды, и на вершине горы Бастиан вдруг увидел нечто вроде купола. Очевидно, там жили: оттуда исходил слабый свет. — Я давно его заметил, — сказал Иллуан, стоя на своем посту у шатра. — Что бы это могло быть? Едва он это произнес, как с высоты послышалось далекое совиное уханье, оно приближалось, и вот уже показались сами птицы, их было шесть. Они летели с гор прямо к лагерю. Когда они приземлились, Бастиану пришлось глядеть на них снизу вверх, так они были громадны. — Кто вы и что ищете здесь? — спросил он. — Нас послала Ушту, мать Догадки, мы из звездного монастыря Гигам. Это место высшей мудрости, там обитают монахи Познания и трое великих Знающих, которые обучают монахов. Мы посланники ночи и принадлежим Ушту, одной из трех Знающих. — Если бы был день, — добавила другая сова, — то своих послов отправил бы Ширкри, отец Прозрения. Его посланники — орлы. А в часы сумерек между днем и ночью послал бы своих гонцов Изифу, сын Разума. У него — лисы. — Что же хотят трое Знающих? — Они хотят просить Великого Знатока о просвещении. Он остановился где-то здесь, мы должны разыскать его. — Великий Знаток? Кто это? — спросил Бастиан. — Его зовут Бастиан Балтазар Букс. — Тогда вы нашли его, это я. — Трое Знающих, — поклонились совы, — просят тебя посетить их и ответить на вопросы, которые они не смогли разрешить за всю свою жизнь. Бастиан задумчиво погладил свой подбородок. — Хорошо, но я хотел бы взять с собой двух моих учеников. — Нас шесть, — отвечали совы. — Каждые две могут нести одного. — Иллуан, приведи сюда Ксаиду и Атрея! Джинн послушно удалился и вскоре вернулся с Атреем и Ксаидой. Когда Бастиан объяснил им, в чем дело, Атрей тихо спросил: — Почему я? — Да, почему он? — вмешалась Ксаида. — Там узнаете, — ответил Бастиан. У сов оказались с собой трапеции на веревках. Приглашенные сели на трапеции, как на качели. Громадные птицы подхватили веревки и поднялись в воздух. Звездный монастырь Гигам был гораздо больше, чем казалось снизу. Становясь монахами Познания, жители Фантазии порывали всякую связь со своей страной и семьей. Жизнь их становилась трудной, полной лишений и посвященной лишь знанию. Сюда принимали не каждого. Вначале надо было пройти жесткий отбор и сдать экзамены. В стенах монастыря оставались только самые умные фантазийцы. Иногда их число снижалось до семи, но от такого недобора жесткость требований не ослаблялась. Сейчас монахов было около двухсот. Когда Бастиана в сопровождении Атрея и Ксаиды ввели в просторный лекционный зал, там собралась целая толпа разновидных существ, схожих разве что своим монашеским одеянием. Три Знающих имели человеческие фигуры, но звериные головы. Ушту, мать Догадки, была с головой совы. Ширкри, отец Прозрения, имел орлиную голову. А Изифу, сын Разума, — лисью. Они сидели в высоких каменных креслах и казались громадными. Атрей и даже Ксаида немного оробели при виде их. Но Бастиан хладнокровно приблизился. Воцарилась глубокая тишина. Ширкри, сидевший посредине, — очевидно, старший из всех, указал на пустой стул напротив себя. Бастиан сел. — С незапамятных времен мы размышляем над загадкой нашего мира, — заговорил Ширкри, и голос его был негромок, но проникал в самое сердце. — Изифу думает не так, как догадывается Ушту, а догадки Ушту далеки от моих прозрений. А мои прозрения далеки от того, что думает Изифу. Поэтому мы и просили тебя, Великий Знаток, прийти к нам и просветить нас. Исполнишь ли ты нашу просьбу? — Я готов, — сказал Бастиан. — Слушай же, Великий Знаток, наш вопрос: что есть Фантазия? — Фантазия — это бесконечная история, — ответил Бастиан после небольшого раздумья. — Дай нам время обдумать твой ответ, — сказал Ширкри. — Встретимся завтра на этом же месте в то же время. Все поднялись, гостей монастыря проводили в кельи, где их ждала скромная монашеская трапеза. Постелями тут служили простые деревянные лежанки с грубыми одеялами. Бастиану и Атрею это вполне годилось, только Ксаида хотела наколдовать себе постель поудобней, но оказалось, что в этом монастыре ее чары бессильны. На следующую ночь в тот же час они снова собрались в зале. — Мы обдумали твои слова, Великий Знаток, — сказала Ушту, мать Догадки. — Но у нас появился новый вопрос. Если Фантазия есть бесконечная история, как ты говоришь, то где она записана? Снова Бастиан немного подумал и ответил: — В книге, которая переплетена в медноцветный шелк. — Дай нам время обдумать твой ответ, — сказала Ушту. — Встретимся завтра в тот же час на этом же месте. На третью ночь заговорил Изифу, сын Разума: — Мы обдумали твои слова, Великий Знаток. И снова перед нами возник вопрос. Если Фантазия — бесконечная история и если она написана в медноцветной книге, то где эта книга находится? — На чердаке одной школы в человеческом мире, — ответил Бастиан. — Великий Знаток, — сказал Изифу, — мы не сомневаемся в истинности твоих слов. И все же мы просили бы тебя, чтобы ты дал нам увидеть это воочию. Возможно ли это? — Увидеть человеческий мир? — Бастиан задумался. — Что ж, это возможно. Атрей ошеломленно взглянул на него. В разноцветных глазах Ксаиды тоже появился вопрос.