Испуганная криками и выстрелами Каталина, однако же, было обрадовалась, услышав громкий и презрительный смех Карлоса. Восклицания врагов и самый тон этих восклицаний доказывали, что ее любимый остался свободен. Только тогда она подумала о том, как избежать грубых оскорблений капитана, как уклониться от встречи с ним. Но каким образом это осуществить? – Может быть, удастся договориться с Хосе? У этого человека совести нет, а подлости достаточно, – сказала она сама себе. – Попробуем, останется ли он нечувствителен к предложению полного кошелька золота? И попытка удалась. Хосе знал, что не составляло большого риска отпустить пленницу, снова овладеть которой в любое время имелась полная возможность, и потому согласился за порядочную сумму перенести гнев капитана, у которого имелись свои причины быть к нему снисходительным. Получив деньги, он отпустил сеньориту. В минуту, когда Робладо переходил через мост в сад, к нему подбежал запыхавшийся Хосе. – Что случилось? – спросил капитан. – Ах, сеньор! – с трудом переводя дыхание, бормотал Хосе. – Успокойся и говори, черт тебя побери! – Сеньорита убежала. – Мерзавец! Отчего же ты не удержал ее? – Воспользовавшись минутой, когда я отвернулся, она выскользнула и побежала к дому. Если бы это была обыкновенная пленница, я послал бы ей пулю вдогонку, но не посмел. Я бросился вслед за ней и прибежал в то время, когда она вскочила в свою комнату и заперла за собой дверь перед самым моим носом! – Только этого недоставало! – в отчаянии воскликнул Робладо. В порыве бешенства он уже подумывал, не взять ли приступом жилище дона Амбросио, но рассудил, что этот поступок мог показаться смешным и неприличным и не улучшил бы ни на волос его положения. Притом же боль от раны побуждала его оставить поле сражения. Робладо снова перешел через мост, с помощью улана сел на лошадь и, собрав вокруг себя свое доблестное войско, отправился в крепость, не заботясь о жителях, которые, проснувшись от выстрелов, терялись в догадках, делая тысячу предположений о причине такой тревоги. Глава XLVIII Неуловимый На другое утро город наводнили новости. Сперва полагали, что гарнизон, как обычно, отбил неожиданное нападение индейцев, совершивших наглый набег. Какие храбрые защитники у города! Потом пронесся слух, что схвачен Карлос-убийца, но зато убит отважный капитан Робладо. Из другого источника стало известно, что Карлоса не поймали, но преследовали по пятам и едва не схватили. Робладо бился с ним один на один, ранил его и сам получил пулю в руку, что и помешало ему захватить убийцу. Последний ушел вплавь, бросившись в реку. Новость эту распространили солдаты из крепости, которые, дабы возвысить своего начальника, добавить ему славы, придумали рану Карлоса, в то время как впоследствии оказалось, охотник на бизонов вышел из этой схватки цел и невредим. Жители всё удивлялась, что беглец осмелился приблизиться к Сан-Ильдефонсо, и спрашивали друг у друга: какая же могущественная причина могла привлечь его к городу, если он знал о значительной награде, назначенной за его голову. Вскоре, однако же, причина стала известна, и сплетни захлестнули город. Для любителей посудачить наступил настоящий праздник! Каталина считалась первой красавицей во всей колонии. Женщины ей завидовали, а теперь поглядывали свысока, мужчины, ухаживаниями которых она пренебрегала, безжалостно о ней злословили. Репутация ее сильно пострадала. Местные аристократы негодовали при мысли, что она могла полюбить бродягу, нищего! Сами бедняки, погрязшие в фанатизме, осуждали ее за связь с еретиком, с убийцей. Дерзость охотника на бизонов вызвала в городе настоящую панику. Цена за его голову еще больше поднялась; чиновники и самые знатные лица, члены городского управления, собравшись в Доме капитула, единодушно увеличили назначенную прежде сумму и теперь даже угрожали суровым наказанием тому, кто решится предоставить убежище беглецу или снабдит его съестными припасами. А тот, кто вздумает приютить у себя охотника на бизонов, не только будет наказан должным образом, у него будет конфисковано и все имущество. Церковь присоединилась к этой манифестации, и добрые патеры грозили проклятием каждому, кто помог бы еретику избавиться от законного возмездия. Вот в каком положении оказался Карлос к этому времени. К счастью, охотник не нуждался в крыше над головой. Он привык жить в пустынной прерии, в горных ущельях и вообще в местах, где его враги умерли бы с голоду и не посмели бы отправиться туда, чтобы его преследовать. Если бы он был вынужден обращаться к жителям Сан-Ильдефонсо за съестными припасами или с просьбой пожить у них, то на него донесли бы и непременно предали. Но он был так же независим, как и дикий степной индеец. Он мог спать на траве или на голом камне и находил себе пищу даже в бесплодной дикой пустыне Льяно Эстакадо, где он мог не опасаться целой армии преследователей. Дон Амбросио не появился на городском совещании: его удерживали дома и скорбь, и страшный гнев, вследствие чего он не решался показываться в обществе. У них произошла бурная сцена с дочерью, которая с тех пор находилась взаперти под строжайшим надзором и могла рассчитывать на прощение, лишь доказав самое искреннее раскаяние. Невозможно описать чувств Робладо и коменданта. Отчаяние, унижение, физическая и нравственная боль приводили их в бешенство, и целый день они, не выходя из дому, замышляли планы, как захватить ненавистного охотника, своего заклятого врага. Более всего их приводило в отчаяние то обстоятельство, что хоть рана Робладо и не была опасна, однако вынуждала его держать руку в течение нескольких недель на перевязи, что лишало его возможности управлять лошадью. Исполнение своих стратегических планов они должны были перепоручить людям, которые не настолько жаждали поимки охотника. Гарнизон вообще остался бы без офицеров, если бы не прибыли два поручика, присланные из главной квартиры из Санта-Фе. Эти офицеры, Яньес и Ортига, были храбрые молодые люди, особенно Ортига, но, прибыв совсем недавно из Испании, не имели понятия о том, как живут и воюют на границе, а следовательно, не способны были поймать Карлоса. Солдаты, напротив, выказывали примерное рвение, которое значительно усилилось от надежды на обещанную щедрую награду. Они только и мечтали идти в разведку, разумеется, многочисленным отрядом, но ни один из них, даже сам знаменитый сержант Гомес, не слишком-то стремился приблизиться к охотнику на бизонов на расстояние выстрела его карабина, а тем более сойтись с ним лицом к лицу и попытаться схватить его. Последний его подвиг, о котором очевидцы, убедившись в его беспримерной храбрости, рассказывали невероятные вещи, порой еще и сильно приукрашенные, произвел на гарнизон такое впечатление, что стоило Карлосу показаться – и он легко мог бы обратить в бегство целый отряд испанцев. Солдаты боялись не только его силы, ловкости и отчаянной храбрости, но начали верить, что он находится под покровительством своей матери-колдуньи и дьявола, то есть что он заколдован и его не возьмет ни пуля, ни стрела, что он непобедим. Уверяли, что пули сплющивались, а копья и сабли притуплялись о его тело, и это было непоколебимое убеждение тех, кто последний раз стрелял по нему из карабинов. Все готовы были дать клятву, что попали в него и убили бы, если бы не вмешательство сверхъестественной силы. Через несколько дней самые странные и невероятные слухи распространились среди солдат и жителей колонии. Карлоса видели всюду, верхом на вороном, черном как уголь коне, который подобно ему был тоже заколдован. То он скакал над пропастями так близко от края, что мог стряхнуть пепел своей сигары в долину, то встречался ночью в лесу, в зарослях, на глухих тропинках, и те, кто видел его, единодушно уверяли, что лицо и руки его светились, словно раскаленные угли. Пастухи встречали его на нагорных равнинах, на Утесе загубленной девушки, но никто не только не смел остановить его и заговорить с ним, а напротив, каждый старался убежать от него. Некоторые злые языки говорили, что однажды вечером Карлос показался на мостике, ведущем в сад дона Амбросио, и новый шквал сплетен обрушился на несчастную Каталину, возгласы негодования против нее слышались там и сям. К сожалению для скандалистов, в городе вскоре узнали, что мостика больше нет – дон Амбросио велел сломать мостик на другой же день после известного происшествия, связанного с недостойным поведением его дочери. Нигде в мире не сильна так власть суеверий, как среди невежественного населения новомексиканских колоний. Можно сказать, что она здесь – основа религии. Прививая римско-католическую религию среди солнцепоклонников Кецалькоатля, отцы-миссионеры не уничтожили множество суеверий и языческих обрядов, и их невежественная паства верила в магию, волшебство, колдунов, колдуний и подобные нелепости так же твердо, как и в Бога. Поэтому неудивительно, что на связь охотника на бизонов с дьяволом смотрели, как на вещь вполне обычную. Его искусство в верховой езде, подвиги, укрывательства, спасение от неминуемой смерти из-под носа преследователей носили в себе нечто романтическое и чудесное, если даже считать эти факты самыми естественными. Но население Сан-Ильдефонсо думало и относилось к этому иначе. Если охотник на бизонов опрокинул быка, ловко схватил петуха, скакал по краю пропасти в день праздника, если избегал ударов копий и карабинов, – собственно, только потому, что заключил договор с дьяволом! Правда, беглец несколько раз сталкивался с людьми, которые не имели ни малейшего желания его увидеть. Но, по странному стечению обстоятельств, тем, кто желал бы встретиться с ним лицом к лицу, никак не удавалось отыскать малейших его следов. Поручики Яньес и Ортига с утра до вечера безуспешно обшаривали все вокруг. Долина и окрестности были наполнены многочисленными шпионами, но ни малейшей вести о том, где мог бы появиться преследуемый, не поступало. Сегодня он был здесь, завтра там, но, как только добирались до указанного места, выяснялось, что сведения были ошибочны, что за Карлоса приняли какого-то скотовода, у которого был такой же черный конь. Следуя ложным слухам, уланы беспрерывно и безрезультатно переходили с одного места на другое, они страшно изнурили и себя, и лошадей, но все же обязаны были ежедневно отправляться на поиски. Комендант решил продолжать эту погоню, пока в его распоряжении оставался хоть один солдат. За домом Карлоса внимательно наблюдали днем и ночью как переодетые уланы, так и специально нанятые шпионы. И те, и другие избегали показываться, стараясь остаться незамеченными, но занимали такие места, откуда могли следить за всем, происходившим вокруг хижины. Тайная слежка не прерывалась ни на минуту. Они сменялись по очереди, чтобы усталость не могла помешать им исполнять их обязанности. В случае появления охотника на бизонов они не должны были нападать на него (таков был приказ), а тотчас же уведомлять вооруженный отряд, который в постоянной боевой готовности стоял неподалеку и имел достаточно сил, чтобы захватить преступника. Ранчо не требовало значительного ремонта. Пожар уничтожил в нем одну только крышу, стены от пожара не пострадали, и жить в нем можно было по-прежнему. И Розита с матерью перешли в свое старое жилище. Их никто там не беспокоил, и, по-видимому, они не знали, что за ними постоянно следят. Но это снисхождение имело свою особенную цель: предоставляя им свободу и будто терпимо относясь к ним, за ними наблюдали самым тщательным образом, и начальник отряда, находившийся неподалеку, знал малейшие подробности их действий и передвижений. Осужденный на смерть Карлос, по мнению коменданта и капитана, не мог показаться в колонии, потому что его тут же схватили бы и подвергли позорной казни. Поэтому они считали весьма вероятным, что он предполагал покинуть эти места и увезти семью, чтобы укрыться по ту сторону Великих Равнин. Вискарра и Робладо поняли, что, пока они будут держать Розиту с матерью в качестве заложниц, он далеко не уйдет, их не оставит и, появившись поблизости, будет наконец схвачен при удобном случае. Поэтому они приказали, под страхом суровой кары, не спускать глаз с ранчо, в котором мать и дочь, действительно, жили в качестве пленниц, сами того не подозревая. Однако, несмотря на все эти хитроумные планы и на чрезвычайную бдительность, на огромное количество шпионов и часовых, на обещанные награды, на угрозы и суровые наказания, дни проходили за днями, а Карлос по-прежнему оставался на свободе. Глава XLIX Мулат и самбо О Карлосе уже давно ничего не было слышно. Комендант и его сообщник начинали ощущать беспокойство и думать, что охотник на бизонов окончательно покинул колонию. Многочисленные донесения тех, кто будто бы его видел, оказывались совершенно неверными. Прежде исчезновение соперника и врага вполне устроило бы обоих наших офицеров, но в связи с последними событиями, после неудавшейся попытки схватить Карлоса, они уже изменили свое мнение. Неуемная жажда отомстить уничтожила подлую любовь в сердце Вискарры и корыстолюбие в сердце Робладо, хотя последний и надеялся овладеть приданым богатой наследницы. Выражения всеобщего сочувствия, вызванного их неудачами, только растравляли их бессильную ярость. Надеяться, что она когда-то утихнет, не приходилось. Впрочем, коменданту довольно было лишь взглянуть на себя в зеркало, чтобы в нем снова и снова разгоралось пламенное желание унич тожить охотника на бизонов. Однажды оба они ходили по террасе и в который раз обсуждали план достижения желанной цели, думали, насколько справедливы их предположения. – Он очень любит мать и сестру, – сказал Вискарра. – Но каждый человек прежде всего любит самого себя и дорожит собственной жизнью. Карлос знает, что, оставаясь здесь, рано или поздно попадется к нам в руки и что мы ничего не пожалеем для его поимки, и догадывается, что его затем ждет. Не всегда же ему будет везти и удастся ускользать от нас таким чудесным образом: повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить. Хитрый негодяй должен понимать это, он-то знает эту поговорку, и я начинаю бояться, чтобы он не исчез отсюда навсегда, если не надолго. Может быть, он когда-нибудь и возвратится, но каким же образом мы сможем поддерживать эту вечную слежку? Она надоест самому дьяволу. Мне она так же начинает надоедать, как доброму королю Фердинанду осада Гренады и грязная сорочка – его воинственной супруге[25]. – Если бы вы и смирились с тем, что он сбежит, – сказал Робладо, – то я, пока жив, ни за что не соглашусь с этим. Лучше буду гоняться за ним всю жизнь! – Разделяю ваше убеждение, капитан, и вы не думайте, чтобы я хоть на одну минуту отказался от наших планов. Если вы сомневаетесь во мне, то достаточно посмотреть на мою физиономию. И вспомнив о шраме, который его обезображивал, полковник невольно сделал гримасу, еще больше подчеркивающую его уродливость. – Впрочем, – продолжал Вискарра, – судя по всему случившемуся и принимая во внимание опасности, которым он подвергался ради освобождения сестры, не может быть, чтобы он решился оставить ее. – Я думаю так же, – сказал Робладо. – И даже удивляюсь, что он не увел ее в тот же день, когда мы возвратили ее гражданским властям, ибо, судя по его записке, он находился поблизости. Конечно, необходимо время для приготовления к путешествию через прерии, особенно если придется сопровождать женщин. Что касается его самого, то он и в пустыне чувствует себя не хуже степного волка или антилопы. – Мы промахнулись, Робладо. Нам следовало бы сделать засаду в тот же самый вечер, когда освободили Розиту. – Я и сделал бы это, если бы знал, что он сбежит. – Как! Разве это вызывало сомнение? Что значит, «если бы»? – воскликнул полковник. – Нет, не вызывало. Это было невозможно. – Я вас не понимаю, дорогой капитан. Как же так? – Вот так. Есть в долине магнит, который привлекает его сильнее, нежели мать и сестра, и я знал это. – Понимаю теперь, о ком вы хотите сказать. – Да, – продолжал Робладо, скрипнув зубами. – Я говорю о красавице, мне предназначенной, и она, несмотря ни на что, будет моей. Ха-ха-ха! Он не мог бежать, не увидевшись с ней. Они встретились и, может быть, назначили свидание где-нибудь в другом месте. Но с помощью дона Амбросио я организовал прекрасное наблюдение, и с тех пор для моей невесты, надеюсь, прекратились ночные похождения. Впрочем, будьте уверены, что он еще не бежал. Я думаю так по двум причинам. Во-первых, из-за нее. Любили ль вы когда-нибудь серьезно, я хотел сказать, по-настоящему, полковник? – Я! Кажется, один раз в жизни. Было такое, – тоже засмеялся Вискарра. – В моей жизни такой идиотский случай тоже был. В таком случае, вы должны знать, что если человек влюблен по-настоящему, то никакими силами невозможно оттянуть его из мест, где обитает предмет его нежности. Гнусный негодяй, хоть ей далеко не ровня, обожает, боготворит мою невесту, мою будущую супругу. Ха-ха-ха! И я полагаю, что никакие опасности, даже перспектива смертной казни, не смогут заставить его покинуть колонию, пока в нем сохранится надежда еще на одно тайное свидание. А так как моя красавица расположена исполнить любое его желание, то этой надежды разбойник не мог потерять. – Ваше предположение, по-моему, абсолютно справедливо, и мы должны так же тщательно наблюдать за окрестностями жилища дона Амбросио, как и за ранчо. – Не надо пренебрегать и следующим. Как вы уже заметили, – невероятно, чтобы он оставил мать и сестру после всего, что случилось. Слава Богу, мы всех, кроме него, ввели в заблуждение, но Карлос не поддался нашему обману и, зная наши намерения, не решится оставить сестру и мать у нас во власти. Вероятнее всего, что ловкий негодяй угадывает, где наши засады, пронюхивает ловушки с инстинктом лисицы и откладывает свой отъезд до более удобного случая, стараясь не попадаться нам на глаза. А пока поддерживает постоянную связь с родными через своих работников. – Что же нам делать? – Я сам об этом все время думаю. – Запретить работникам ходить, куда им вздумается, значило бы возбудить в них подозрение, и они поймут, что вокруг ранчо засада. – Вы правы, комендант. Этого нельзя делать. – Но, может, вам пришла в голову еще какая-нибудь счастливая мысль? – спросил Вискарра. – Кое-что, но еще не совсем определенное.