Дождь давно закончился, и на небе висела полная, близкая, ярко-желтая луна. Стук стал еще громче, хотя, казалось, что это невозможно, и я впервые в жизни ощутила боль в барабанных перепонках. В отчаянии, я всматривалась и всматривалась в пустоту веранды, надеясь заметить хоть тень, хоть какое-то шевеление. Ведь кто-то должен был стать причиной этого грохота? Краешком сознания понимая всю нелепость собственного поведения, я двинулась на кухню. Пару раз споткнулась, потому что свет ночника до кухни не дотягивался, испугалась, но поднявшийся до критической точки уровень адреналина прибавил мне сил. Я добралась до тумбочки, в которой хранились столовые приборы и вытащила оттуда нож. И это действительно было глупо. Нож был обычным, столовым. Я не смогла бы им защититься даже от бедолаги Пушка, если б тому вздумалось на меня напасть. С другой стороны, даже самый острый нож бессилен перед...перед чем? Перед тем, чего я не вижу. Перед пустотой. Влажной ладонью я покрепче обхватила нож — бесполезный, но отчего-то придававший мне уверенности. Уже не стараясь быть бесшумной, я подошла к окнам и раздвинула шторы, усилием воли удерживая рвущийся наружу крик. Пустоте снаружи было все равно на мое появление. Мне казалось, что стучат уже и в окна, и в дверь, и в стены моего маленького дома. Горько пожалев об удаленности своего жилища от администраторского домика, я подумала, что уж такой шум Марина и Михаил должны были услышать. Тогда почему они до сих пор не здесь? Нож выскользнул из моей мокрой липкой руки, и я наклонилась, чтобы его поднять. В висках стучало, во рту разливался кислый металлический привкус. Я понимала, что мне нужно что-то сделать прямо сейчас. Что бы ни было снаружи, оставаться внутри еще страшнее — через какое время я просто поврежусь рассудком от этого невыносимого стука? Больше не оставляя места сомнениям, я отодвинула закрывающую входную дверь щеколду и выскочила на веранду, размахивая во все стороны своим смешным оружием. Не смотря по сторонам и не оглядываясь, я побежала к администраторскому домику, в котором горел тусклый свет. За моей спиной повисла оглушающая тишина. Больше никто не стучал. Глава 8 Уже у дверей администраторского дома я не выдержала и обернулась, хотя и обещала себе ни за что этого не делать. Впрочем, никакие мои опасения не оправдались — никто за мной не гнался. Вокруг было пусто. Даже как-то слишком пусто. И тихо. Ни шорохов, ни скрипов. Наверное, именно такую тишину называют мертвой. Я было засомневалась, стоит ли стучать и будить среди ночи обитателей домика, но все-таки решила, что стоит. Повод был весомый. Постучалась я совсем тихо и, конечно, никто мне не открыл. Я понятия не имела, какая у дома внутри планировка и кто где спит. Вдруг прямо за входными дверьми спит малыш Арсений, и я напугаю его своими стуками? Вряд ли вменяемые родители — а Марина с Мишей казались мне именно такими — уложат ребенка спать у входа. Но вдруг? Еще немного поцарапавшись во входную дверь, я пошла к наглухо зашторенным окнам. Тут передо мной встала та же проблема — я не знала, чья где комната находится! Хотелось уже сдаться и уйти, но идти мне было некуда. Возвращаться в дом, где меня, возможно, поджидает нечто, что я и назвать не могу, я не собиралась. Пусть Марина с Мишей просыпаются и устраивают меня у себя. А утром я соберу свои вещички, вызову такси и уеду. Набравшись решимости, я занесла руку, чтобы громко постучать, но прежде на всякий случай толкнула дверь. Она легко открылась. Слишком легко. Я протиснулась внутрь, продолжая сжимать в руке столовый нож и чувствуя себя чуть ли не преступницей. Вспомнила, что я вообще-то не из капризности явилась мешать людям спать и решительно шагнула из темного коротенького коридорчика в слабо освещенную комнату с настежь распахнутой дверью. И чуть не запнулась о детскую кроватку в форме машинки. Вот тебе и вменяемые родители. Сами расположились где-то в глубине дома, а ребенка уложили спать чуть ли не у дверей. В комнате горел неяркий ночник, и я разглядела, что слева есть единственная дверь — соответственно, за этой дверью должны быть взрослые жильцы дома. Кстати, эта дверь была закрыта. Я сделала шаг и поняла, что пол скрипит. Причем скрипит громко, можно и ребенка разбудить. Встав на цыпочки, что было не очень-то удобно в наспех натянутых шлепанцах, я шагнула еще раз и покосилась на кроватку Арсения. Ребенок тихо спал, но что-то заставило меня забеспокоиться. Я скинула дурацкие шлепанцы и приблизилась к кровати. Арсений не шевелился. Совсем. Даже ресницы не подрагивали. Мальчик лежал в какой-то неестественно ровной позе, вытянув маленькие ручки по швам. Голубое одеяльце укрывало его до пояса. Наклонившись над кроваткой, я всмотрелась в лицо малыша и, задохнувшись, отступила назад. Обо что-то споткнулась и выронила свой нож. Нежное личико ребенка покрывали иссиня-черные пятна. К тому же, как мне показалось, он не дышал. Уже не заботясь о сохранении тишины, я что есть мочи крикнула: — Марина! Михаил! Ноль реакции. Дверь слева не шелохнулась. Я не хотела больше смотреть на замершего на кровати Арсения, но ничего не могла с собой поделать, и то и дело бросала взгляд на неподвижного ребенка. Он не проснулся от моих криков, и это было так неестественно, что я не выдержала и вернулась к ярко раскрашенной машинокровати. Наклонившись над Арсением, я зажмурилась, чтобы не видеть черных пятен и приложила указательный палец к шее малыша. Кожа была теплой, а под моим пальцем стремительно бился пульс. Слишком стремительно. Как будто Арсений не спал, а, например, бегал за своими машинками. Наверное, мой мозг отказался воспринимать происходящее, потому что дальше я совсем перестала себя контролировать. Разрыдавшись, я распахнула дверь слева и ввалилась в просторную спальню, в центре которой стояла двуспальная кровать. На кровати лежала Марина. В той же позе, что и Арсений — абсолютно недвижимая, с вытянутыми вдоль тела руками. Легкое покрывало окутывало Марину по пояс. Миши рядом с Мариной не было, но я тогда не стала заострять на этом внимание. Схватив нерадивую мать за плечи, я стала трясти ее что было сил. Как и детскую, спальню освещал ночник, и в его свете я видела на коже Марины все те же омерзительные пятна. Не аккуратничая, я вдавила палец в теплую Маринину шею. Пульс женщины несся вскачь. Несмотря на все мои старания Марина не просыпалась. Я выругалась и отпустила ее. Как безвольная кукла, Марина упала обратно на подушку. Будто со стороны я слышала собственный животный вой. В голове билась мысль, что нужно что-то сделать, что угодно, прямо сейчас. Я влепила неподвижной Марине две увесистые пощечины, потому что мне больше ничего не пришло в голову. Ресницы Марины дрогнули, глаза распахнулись. Я невольно отшатнулась. В свете ночника Маринины глаза были такими черными, что внутри них не было видно зрачков. Разбуженная женщина повернула голову в мою сторону. Черные глаза смотрели сквозь меня. — Убирайся отсюда, — сказала Марина чужим низким голосом. — Сгинь! Она откинулась назад и застыла все в той же неестественной неподвижной позе. Черные глаза закрылись. Мир вокруг стал зыбким. Предметы плясали перед моими глазами, пока я пробиралась к выходу из дома со спящими людьми. Это я так говорила сама себе, пытаясь успокоиться — с Мариной и Арсением все в порядке, просто ну вот так необычно люди спят, с кем не бывает… На самом деле я думала, что оба они умерли. Давно. Только на полпути к своему домику я поняла, что замерзла, и мои зубы стучат не то от страха, не не от холода, не то от всего разом. В голове текли ленивые и какие-то тягучие мысли о том, что совсем недавно я твердо решила не возвращаться в дом, где меня напугали непонятные стуки. И вот теперь я стремлюсь туда как в единственное свое прибежище. По крайней мере, в этом домике не лежат неподвижные люди с пятнами на лице. Трупными пятнами — пора уже было назвать вещи своими именами. На веранде, к счастью, никто меня не ждал. Закрывшись на щеколду, я сразу включила весь свет в доме и заглянула во все уголки. Там тоже было пусто. Я хотела было закрыться в уборной и просидеть там до рассвета, но представила, как повлияет замкнутое пространство на мою и так пошатнувшуюся психику, и оставила эту идею. Учитывая прошлые ошибки, я отыскала в кухонной тумбе вилку и села у окна, привалившись к нему боком. Все-таки вилка была более грозным оружием, чем тупой столовый нож. На всякий случай я надела куртку и кроссовки, чтобы бежать без промедлений, если понадобится. Мои наручные часы показывали половину четвертого утра. До рассвета осталось подождать каких-то пару часов. Я решила, что не сомкну глаз, а когда небо начнет светлеть, покидаю в сумки свои пожитки и сбегу из «Белых ночей» хоть пешком. … Проснулась я от яркого солнца, бившего в глаза, и от звука голосов на веранде. Люди переговаривались тихо и, казалось, в их голосах сквозило недоумение. Часы показывали половину одиннадцатого утра. Да уж, вот и умчалась с рассветом. Мне ужасно не хотелось смотреть, кто там, на веранде, но рано или поздно это пришлось бы сделать. Я скосила глаза влево и сквозь стекло увидела, как внимательно меня изучают две пары одинаковых серых глаз. Марина и Арсений. Кожа у обоих была абсолютно чистой. Я представила, как, должно быть, выгляжу в их глазах. Сплю у окна, полностью одетая, и с вилкой в руках. Хотя сами они ночью выглядели куда хуже. Чувствуя, как ноет каждая мышца моего тела, я поднялась на ноги и, не придумав ничего лучше, сунула вилку в карман куртки. Вроде никто ничего не заметил. Отодвинув щеколду, я вышла на веранду и изобразила на лице нечто отдаленно напоминающее улыбку. Теперь, при свете дня, ночные страхи и кошмары казались мне почти нереальными. На столике стоял заварочный чайник, три чашки, столько же тарелок и упаковка с пирожными. Видимо, Марина захотела угостить меня завтраком, а я тут в таком жалком виде. Несмотря на то, что проспала я довольно долго, голова была тяжелой. Мысли никак не желали складываться во что-то логичное, и у меня не получалось решить, как теперь общаться с Мариной. Спросить напрямую, почему они с Арсением так странно и страшно выглядели прошлой ночью? И заодно поинтересоваться, где же спал Михаил? Его машина ночью стояла у администраторского домика, это я запомнила отчетливо. Я бросила быстрый взгляд туда, где еще несколько часов назад стояла «Нива». Теперь машины не было. — А где Михаил? — так и не определившись относительно расспросов о вчерашней ночи, я решила начать издалека. — Михаил? А, да он на рыбалку уехал! Еще вчера вечером.