Марина с Арсением — теперь она крепко держала его за руку, словно боялась в любой момент потерять — поднялись на веранду и чинно уселись напротив меня. — Миша очень хороший человек, — сказала Марина. Я поморщилась — ну вот, снова она про мужа. Очевидно, заметив мою реакцию, Марина поспешно продолжила: — Нет-нет, я не собираюсь говорить вам ничего плохого. Так вот. Миша. Он много работает и сильно устает. Может начать рассказывать какие-нибудь небылицы. Типа как про призраков или вроде того. Он вам ничего подобного не рассказывал? Марина старалась казаться непринужденной, но получалось у нее плохо. Она так яростно теребила рукав своей толстовки, что это выдавало ее напряжение с головой. Я поняла, что отчего-то ответ на заданный Мариной вопрос очень важен для нее. Я вспомнила, как Михаил рассказывал про привидевшуюся ему прабабку. Но эта история на историю про призраков не тянула — Михаил и сам понимал, что покойная старушка ему просто приснилась. — Ничего такого он мне не рассказывал, — я отрицательно мотнула головой. Марина перестала дергать толстовку и тихонько, но заметно выдохнула. — Вот и хорошо, — сказала она. — А то мало ли. Напугал бы вас еще своими россказнями. Гостей у нас, как видите, пока немного. Не хватало последних распугать. Вот именно, Марина, вот именно, подумала я. Ни одного клиента у вас нет, кроме меня. Тем более непонятны намеки Михаила на то, что было бы отлично, если бы я поскорее съехала. Сидели мы уже достаточно долго, Марина что-то щебетала про развлечения в ближайших населенных пунктах, но пока конная езда и гонки на джипах по бездорожью меня не интересовали. Я наблюдала, как увлеченно маленький Арсений катает по полу принесенные с собой машинки и размышляла, как лучше подступиться к той теме, которая меня действительно волновала. Я подумала, что было бы неплохо предложить гостям чаю, это помогло бы завязать светскую беседу. Но ни чая, ни кофе у меня не было, и, в конце концов я решила не тянуть и спросила у Марины прямо в лоб: — Вы знаете Бэллу? Марина снова ухватилась за многострадальный рукав толстовки и, сминая его пальцами с коротко остриженными ногтями, робко улыбнулась. — Бэллу? Впервые слышу. Почему я должна ее знать? — Я видела ее сегодня в кафе. Девушка лет восемнадцати на вид, очень красивая. Светлые волосы, голубые глаза. — Такое описание много кому подойдет, — Марина не отрывала глаз от сына, ползающего по полу со своими машинками. Это ее поведение было вполне естественным, она вела себя как заботливая мать. Но мне все равно казалось, что Марина только изображает чрезмерную сосредоточенность на сыне, чтобы лишний раз не смотреть мне в глаза. — Она, эта девушка, была одета в белое платье. Такое, знаете, как будто очень старое, — не унималась я. — И низ у этого платья был весь в грязи, можно подумать, что девушка эта в болото провалилась. Признаться, она меня напугала. Несла какую-то ерунду, дружбу предлагала… Возраст свой не могла вспомнить. Вы точно ее не знаете? Марина упорно молчала. Она так внимательно разглядывала сына, словно увидела его впервые. Арсений, который, как мне казалось, был полностью поглощен своим занятием, поднял кудрявую головку и сказал: — А я знаю эту грязную девочку! Она к нам домой иногда приходит. Правда, почему-то только по ночам! Глава 7 — Что ты несешь? — напустилась Марина на сына. Она вскочила с места, густая краска залила ее еще недавно совершенно бледное лицо. Любящая мать сжала кулаки, и я тоже поднялась с места. В какой-то момент мне показалось, что Марина кинется на Арсения с кулаками. — А что я такого сказал? — залопотал мальчик, захлопав длинными ресницами. — Я и правда знаю эту девочку. Мам, ты же тоже ее сто раз видела! Я подумала, что у Арсения для его возраста прекрасный словарный запас, а красная, как запрещающий сигнал светофора, Марина схватила сына за руку и сказала, обращаясь ко мне: — Он все выдумывает. Тоже фантазер, как и его отец. А может, приснилось что-то. — Ничего мне не приснилось, — обиженно сообщил Арсений. — Собирай свои машинки и пойдем, — скомандовала Марина. — Валерии нужно отдохнуть. Я окликнула их, когда они уже отошли на несколько метров от моего домика. — Марина! Хотела у вас спросить. Тут где-то рядом течет Катунь. Я смогу сходить на нее посмотреть? Имею в виду, это не опасно? Повеселевшая Марина — полагаю, ее настроение изменилось потому, что я не стала развивать неприятную для нее тему — ответила, что река совсем рядом и что никаких опасностей там нет. И добавила, что если я дойду до кафе, сверну налево и пройду метров двести, то как раз выйду к удобному спуску прямо к реке, а рядом со спуском есть мост. Через мост, объяснила Марина, можно добраться до Агарта — того самого неприветливого села — и если идти пешком, то через мост получится гораздо быстрее, а по шоссе придется шагать раза в два дольше. Информация про Агарт показалась мне стоящей внимания. — А вы хоть раз ходили туда пешком? — Я — нет, — ответила Марина. — А вот Миша частенько ходит. Машина у нас не иномарка какая-нибудь модная. Ломается, бывает. Марина с Арсением удалились по посыпанной гравием дорожке, а я стала прикидывать, имеет ли смысл идти к реке прямо сейчас. Идею про пеший поход в село я отмела сразу — крепкому Михаилу, хорошо знакомому со здешними местами, такой поход, может, и нипочем, а вот мне лучше не рисковать. Можно и заблудиться, и еще чего похуже. Я решила, что на следующий день встану пораньше специально, чтобы сходить к реке, а потом попрошу Михаила свозить меня в сельский магазин. А если Марина будет переживать по этому поводу — может просто поехать с нами. День клонился к вечеру, и на улице похолодало. Я надела теплые носки, с трудом запихнула ноги в кроссовки и вытащила на веранду легкое складное кресло, которое обнаружила в самом углу домика, за шкафом. На столике я разложила вязание, вся горя от предвкушения. Подумала о том, что ограничения и тишина идут мне на пользу — мысль о таком незатейливом, в общем, занятии, как вязание, вызвала у меня неподдельный прилив счастья. Вспомнив, как мама учила меня, маленькую, вязать шарфы, я порадовалась, что взяла с собой пряжу нежного голубого оттенка. Можно будет связать шарфик для Арсения, зимы на Алтае точно холодные. Я ловко работала спицами, повторяя много раз отработанные движения. Чтобы не погружаться в воспоминания о детстве, я сосредоточилась на будущем шарфе и потихоньку считала петли, хотя, честно говоря, в этом не было необходимости. Такой шарф я могла бы связать и с закрытыми глазами. Боковым зрением я видела, как мимо меня прошествовал драный Пушок. Он делал вид, что его совершенно не интересует соблазнительно (соблазнительно для кота, конечно) разложенная по столу пряжа. Или ему правда было все равно. Я бы просидела на веранде и дольше, так поглотило меня вязание, но около восьми вечера пошел дождь. Огорченная, я собрала вязальные принадлежности и скрылась от непогоды в своем домике. Рабочий настрой пропал. Зато появился голод. Я разогрела бургер и съела его, снова запивая водой. Надо было хоть лимонада купить в кафе, но, учитывая все события, немудрено, что про напитки с собой мне и не вспомнилось. Дождь разошелся, отчаянно барабаня в стекла. Я задернула шторы и забралась под одеяло со своей книжкой. Очень хотелось хотя бы краешком глаза заглянуть в телефон, и минут через пятнадцать я сдалась. Я только посмотрю, сказала я сама себе. И все. Интернета, конечно, не было. Я стала листать старые переписки и, добравшись до чата с мамой, отложила телефон. Дождь утих, и теперь капли лишь слегка постукивали, отскакивая от стекла окон. Убаюканная размеренным шумом дождя, я провалилась в сон. В этом сне я брела по полю по пояс в сиреневом маральнике. Рядом со мной кто-то шел. У меня никак не получалось повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же этот человек. Но внутри бурлил целый коктейль из будоражащих эмоций, и я понимала, что это он — тот, кто приходил ко мне во сне, и с тех пор я тайно грезила о встрече с ним. Мою руку нежно держала крепкая мужская ладонь, и я доверчиво отдавалась этой ладони, наслаждаясь безоблачным небом, солнечным светом и кружащим голову запахом маральника. Вдруг в одну секунду небо затянуло тяжелыми тучами. Загремел гром, крупные молнии расчертили небо, и дождь хлынул непрерывным потоком. Сиреневые цветы поникли, а теплая ласковая ладонь мужчины из моих грез стала ледяной и жесткой. Мне отчаянно захотелось вырваться, и я попыталась метнуться в сторону. Но холодная ладонь держала крепко, не давая желанной свободы. В этот раз мне удалось повернуть голову. Лучше бы я этого не делала. Силуэт мужчины обволакивал туман. Зато его руку я видела отчетливо. Удерживающая меня бледная ладонь была покрыта багровыми трупными пятнами. Я хотела закричать, но, как ни силилась, не смогла открыть рот. Рука потянула меня в туман. Вкрадчивый шепот из клубящегося тумана спросил: — Тебе страшно? Ведь правда, Лерчик? Никто и никогда не называл меня Лерчиком. Гром загрохотал так, словно надвигался апокалипсис. Я села на кровати, хватая ртом воздух. Лоб покрывала холодная испарина, и я порадовалась ночнику, который в эту дождливую ночь работал исправно. Меня накрыло волной облегчения от осознания того, что это был всего лишь дурной сон. Однако, гром из сновидения ворвался в реальность вместе со мной. Грохотало так, что я сидела, вжавшись в спинку кровати и клацала зубами как от сильного озноба, пока до меня не дошло. Это был вовсе не гром. Кто-то стучал в мои зашторенные окна. Точнее, оглушительно тарабанил, как будто человек снаружи был полностью уверен в своем праве тревожить меня посреди ночи. А в том, что это был человек, я не сомневалась — ни одно животное в мире (ну или по крайней мере, а алтайских окрестностях) не может стучать в окно кулаком да еще с перестуками. Я прислушалась. Бам. Бам. Бам. Пара секунд тишины, а потом в более быстром темпе: бам-бам-бам-бам-бам! Паузы между стуками становились короче, а сами удары все громче, словно желавший достучаться до меня человек уже терял терпение. Уговаривая себя, что с ночным визитом ко мне наверняка явилась Марина, ну или Миша, я, стараясь не шуметь, подобралась к ближнему ко мне окну. Аккуратно заглянула в щелочку, неприкрытую шторой, и ничего не увидела. То есть я увидела мокрую от дождя веранду, слабо освещенную фонарем, увидела начало дорожки, идущей от моего домика, увидела даже край столика, на котором еще днем я раскладывала свое вязание. Правильнее будет сказать: я НИКОГО не увидела. На целиком просматривающейся веранде не было ни души.