Яна, Яна… – И где ты с ней сталкивался? Голос Пламенного разорвал идиллию. А Тигр пока еще не придумал, что врать. И решил сказать правду. – В Ирольске. Она сочинила гимн Освобождения, доехала со мной до Звенигорода, по дороге на нас напали, так она перестреляла половину нападающих, а потом затащила меня в постель. – Великая княжна. – Да. И ушла не прощаясь. – В Звенигороде. – Да. Куда Пламенный послал всех драных полосатых кошек, уточнять не стоило. Но там им было бы темно, тесно и неудобно. Глава 2. Травы ли, ветром склоненные… То струилось ли море колоса? Или женские вились волосы? Яна, Синедольск Хозяин трактира «Ржаной хлеб» не солгал Яне. Ни в чем. Матвей прожил долгую и не всегда спокойную жизнь, повидал разного и был неглуп. А потому и Яну распознал достаточно быстро. Да она и не скрывалась. Жама? Не смешите мои тапочки! Порвутся поперек! Тора и только тора. Да еще с тех высот, на которые просто так не попадешь. Видно же! Как она говорит, ходит, держится… Особенно последнее. Торы всякие бывают, но эта… изначальная. Иначе и не скажешь. Из тех времен, когда титулы огнем и мечом брались, когда с кровью даровались, когда каждый год близких хоронить приходилось, чтобы родную землю сберечь… А еще ей приходилось убивать. И через труп она перешагнет спокойно. Даже не оглянется, когда дальше пойдет. Подумаешь, трупом больше, трупом меньше. Без нужды она убивать не станет, но при нужде – не задумается. Кто поглупее, мог бы и не сообразить, а вот Матвей все сразу увидел. Был у него один знакомый, вот у него такие же глаза были. Словно изнутри вымороженные. И – огненные. Как это сочеталось? А вы представьте себе обледенелый вулкан. Спящий пока еще, но когда проснется и взорвется – мало никому не покажется! Этой женщине приходилось убивать и придется убивать еще не раз. У нее есть цель, и она ни перед чем не остановится, чтобы ее достичь. Вставать на пути у такой? Чревато. Несварением желудка, не приспособлены люди переваривать свинец, насильственно введенный в организм. А вот аккуратно подтолкнуть, воспользоваться, получить свою выгоду… чутье бывалого трактирщика подсказывало Матвею, что дело-то с торой иметь можно. И нужно. Только не обманывай – и все будет. Если с ней по-честному, так и она по-хорошему. Убить? Убивать можно тех, с кого отдачи не будет. Обратки, если хотите. По чьим следам никто не придет. А такую убьешь, пожалуй… потом не будешь знать, откуда ждать удара. Нет, рисковать Матвей не собирался. А вот за племяшку поквитаться, ну и свою выгоду поиметь – почему бы нет? Он был уверен, что тора расплатится по-честному. А если и нет… Дом он знает. За племянницу расплатится, а пошарить потом по-тихому… успеет. Хоть день, да его будет! Он в свою пользу найдет, что отжалеть… Проблема в другом. Яне он рассказал все, но вот когда она пойдет к Поганцу, тора не сказала. Объяснила, что обстановку разведать надо. До конца месяца – и только. Вот и жди, Матвейка, неизвестно чего, вот и дергайся от стука в окно… стука в окно?! Трактирщик метнулся молнией, как был, в одном исподнем, и не сильно удивился, увидев через стекло серьезные глаза Яны. Только форточку дернул так, что жалобно стекло звякнуло. И рама, кажется, чуток треснула… починим! Бывает! Женщина серьезно наблюдала за его действиями. Не улыбалась, не торопила. Стояла, смотрела. Совершенно обычная, и одета как обычно – штаны мужские, длинные, заправлены в сапоги. Куртка теплая. Шапка – простая, вязаная, и такие же вязаные шарф и перчатки. Ночью взглянешь, так с парнем перепутаешь. Все скромное, темное или коричневое, но добротное и удобное, стоит только увидеть, как тора двигается. – Доброй ночи, жом Матвей. – Доброй ночи, тора Яна. – Вы не хотите ли прогуляться с девушкой… ну хоть в возке посидеть, пообниматься? Тон был игривым. А вот глаза – серьезными. И рука под полой куртки… на рукояти пистолета? Вполне возможно. Матвей поднял руки, показывая, что намерения у него самые мирные. – Как скажете, тора, так и сделаем. – Тогда выходите, поговорим. Матвей кивнул и принялся одеваться. За себя он не боялся совершенно и оружие брать не собирался. Зачем? Смысла в этом нет. Никакого. Хотела б тора его кинуть – просто уехала бы. С детьми. И с кого он что требовать станет? Когда Матвей появился на пороге трактира, в овчинном полушубке, наброшенном поверх рубахи и штанов, Яна только головой покачала: – Замерзнете. – В возке? – Ну… ладно, садитесь. Возок был хорош! Императора в таком возить – не прогадаешь. Яна уселась напротив, вытащила за длинные лямки из-под сиденья тяжеленный котуль[4] и подвинула поближе к Матвею. Не рукой, ногой… и даже по этому движению было видно, какой там вес. – Делим? Матвей едва воздухом не подавился. Вот такого он точно не ожидал. Может, пачки денег с торского плеча, но не выложенной перед ним добычи. А что здесь вся Янина добыча, он даже не сомневался. Глупых трактирщиков не бывает. Прогорают быстро. – Тора, вы уезжаете? – Я уезжаю. Навсегда. Матвей, вы уж позаботьтесь, пожалуйста, о собаках. Они-то не виноваты, что хозяева сволочами оказались. Жом Матвей подумал, что все торы того… с придурью. Ну да ладно, с него не убудет. – Позабочусь. Пристрелю, ежели что. Или отравлю. – Вот вам мешок. Подойдет? Яна протянула мужчине чуть ли не наволочку с подушки. Но жом Матвей не привередничал, особенно когда в нее горстями посыпались монеты. Полновесные, золотые, серебряные… Сколько уж там получилось? Много. И ассигнации, и какие-то бумаги, и украшения… вот тут он волевым мужским решением все отдал торе. Пусть ее будет. Он свое еще в доме возьмет… сейчас и пойдет, вот! Ему уж столько отвалилось, что грех жаловаться. Притом что он палец о палец не ударил, ногу не поднял. А слова… а что – слова? Мало ли кто и что насплетничает? Наконец раздел имущества был закончен. – Тора, вам с собой ничего не дать в дорогу? – Спасибо, жом Матвей. Я уже запаслась. Берегите себя, близких берегите, деньги не показывайте. Продукты прячьте подальше… страшные времена идут.