Она показала ему забинтованную руку: — И еще плечо. В общей сложности шестьдесят два шва. — Господи! — Спасибо вам, что обошлось так, — сказала она. — И вы пострадали. Бедняжка! Он понял, что она говорит о его локте. — Зарастет без шрама. А если будет шрам, у меня есть что рассказать. Она улыбнулась. — Спасибо, — повторила она. — Большое спасибо. Вблизи черты ее лица казались еще нежнее, чем на газетном снимке: подбородок — турецкая сабля, чуть надутые губки. Водолазка плотно облегает небольшую, но высокую грудь. Глаза — туманные озера. Уши — фарфоровые блюдечки — проколоты во многих местах; в козелке левого уха бриллиантовый гвоздик, с мочки правого свисает на золотой цепочке гранат. При каждом ее движении камешки сверкали и переливались, словно она плакала — не глазами, ушами. — Надеюсь, вам дали передохнуть, — сказала она. — С пятницы снова на работе. — Безобразие какое! Вам должны были дать… не знаю… отпуск за отвагу? — Скажите это шефу, — рассмеялся он. — Наверное, вы читали эту статью? Он ответил стоном. — Что с ней не так? — Та фотография, — сказал он. — Я на ней дурак дураком. — Перестаньте, — сказала она. — Очень хорошее фото. — И он все выдумал, — продолжал Джона. — Я не ординатор и не хирург. И уж никак не Супермен. — По крайней мере, ваше имя он написал правильно. Он приподнял брови: — Вы — не Ив? — Ив. Он написал не через ту букву. — Какую же букву тут можно перепутать? — удивился он. — Не в имени. В фамилии. Джонс. — Как же пишется «Джонс»? — Через два «Ж». Он засмеялся: — «Жжонс»? Как «жжёт»? — Произносится «Джонс», «Дж». Но пишется «Жжонс», два «ж». Та же самая фамилия, но в какой-то момент кто-то напутал. Эти буквы на клавиатуре рядом, а может быть, еще раньше какой-нибудь мой предок так произносил или писал. А у вас, кстати, интересное имя. «Стэм» значит «ствол». Корень всех благ, доброе земное божество. — Точно, это я, — сказал он. — Чтите мою силу. — Откуда такая фамилия? Он проглотил кубик льда. — Тоже ошибка. Штейн. Так записали на Эллис-Айленде. — Сплошные ошибки, — сказала она. — Это нас роднит. Он улыбнулся и отпил глоток. — Хотя бы имя настоящее, — сказала она. — Не то что «Жжонс». — Необычное, — согласился Джона, — но сойдет. — В нем есть смысл. А мне приходится по пять-шесть раз перезванивать в банк, чтобы правильно оформили кредитку. Фотография на водительских правах — ужас ужасный, но не стану же я заново оформлять документы. Паспорт, счет в банке, диплом, любые тесты, которые надо подписать, — нигде, никогда мою фамилию не пишут правильно. Даже спам я получаю не на ту фамилию. Еще по одной? Он заглянул в стакан и удивился, увидев, что там пусто. Когда он в последний раз пил под будний день? Никогда, ни разу, с тех пор как поступил в медшколу. Кое-кто из однокурсников мог явиться на дежурство с похмелья, но только не он. Он — Человек Ответственный. С другой стороны, расслабиться, пусть искусственно, ему не помешает. После такого дня. Он тоже человек. А его заставляют работать на износ. И еще Ханна, и Джордж… в худшем случае он крепко проспит эту ночь, а это же облегчение после стольких ночных кошмаров. Он кивнул, и она направилась к бару. Пока она ждала у стойки, он присматривался к ее фигуре. Изящная, волосы рассыпаны по плечам. На спине угадываются очертания повязки. Его так и тянуло притронуться к ней. Она вернулась с напитками и миской орешков. — Спасибо, — сказал он. — Вы спасли мне жизнь. Расплачусь парой стаканов джина с тоником. — Нормально. — Он отпил глоток. — Тем более их тут разбавляют. — Знаю. Извините, — вздохнула она. — Было неплохое местечко. Интересные люди. Моя мама целовалась с Лу Ридом у той стены. — Неужто? — В моем детстве Ист-Виллидж был еще Ист-Виллиджем, а не парком аттракционов, как сегодня. — Она закусила губу. — Не хотела вас обидеть. Извините. — За что извиняться? Я живу здесь, потому что так дешевле. — У тетушки с субсидируемой квартплатой? — У друга с собственным трастовым фондом. — О! — протянула она. — Исчезающий вид. — Он был под кайфом? Когда вы пришли? — Подожду результата моего анализа. Он расхохотался, струйка джина с тоником потекла по подбородку на стол. В смущении он потянулся за салфеткой — салфетки не оказалось на столе. Потому что она уже взяла ее и вложила ему в другую руку. Он утерся. — Классно. — Чего волноваться? Все кайфуют. Как там в песне поется? Он опять рассмеялся. — Он — Ланс его зовут, — он пять раз в неделю ходит в кино с девушкой, не с подружкой, а с коллегой-режиссером, познакомились на фестивале. Обкурятся и топают в BAM, «Фильм-форум» или в «Ангел…» — как его, бишь? Не припомню. — «Ангелику». — Именно. — Тут же раскаявшись в том, что оклеветал друга, он добавил: — Он хороший парень. Пустил меня жить всего лишь за коммуналку. И он умный. Потерянный немного. — Знаю таких. Недовольный собой, он переменил тему: — Значит, это одно из ваших местечек. — Было прежде. Народ тут толпился. — Она поглядела по сторонам: кроме них двоих, никого. — А теперь… печальная пустыня, верно? Хотя еще, наверное, рано. Ее слог вызвал у него улыбку. Печальная пустыня. Иные ее выражения словно прямиком заимствованы у Бронте, все в кружевах, но точны и уместны. И она старается, да никак не может, замаскировать отличное образование. Так зебра — она черная в белую полоску или все-таки белая в черную? — Вообще-то я уже более двадцати пяти лет здесь не бывала, — уточнила она.