— Я… о’кей, но… — Одну неделю проведешь здесь, вторую делай что хочешь. Уедешь на Новый год. — Почему бы вам не взять ее с собой? — Ты не хуже меня знаешь почему. — Честно говоря, не вижу особой проблемы. — Это же корабль, Джона. — На борту, конечно же, есть врачи. — Не в том дело. — Джордж покачал головой. — Мне нужно вырваться. Джона промолчал. — Не так уж много я прошу. Джона промолчал. — Если б это от меня зависело, я бы взял Бернадетту на все время, но это же невозможно, сам знаешь. — А Рис? Рис, тетка Ханны по матери, жила в Огайо. — Они с Льюисом везут детей к его родителям в Делрей-Бич. — Должен же кто-то найтись. И тут Джордж сказал: — Она просила, чтобы это был ты, Джона. Вина покладиста, вина изобретательна. Она манипулирует нами, склеивает несвязанные события, ищет причины. Мертвый мужчина, больная девушка. Паровой котел вины и так уже исходил дымом, а теперь разгорелся еще жарче. И ведь Джордж в самом деле не так уж многого просит. Вообще-то он не просил Джону даже навещать Ханну. Не просил его варить кофе, расчесывать Ханне колтуны, порой являться с букетом. Он сам, по доброй воле, начал делать все это, и его поступки стали для него законом. Каждый его визит обязывал к десяти следующим, и кого винить, если не себя. Он сам установил такой обменный курс. Вот и станция. — Я могу тебе заплатить, — предложил Джордж. — Не надо мне платить. — Джона застегнул свой рюкзак. — Я подумаю. — Позвони мне. — О’кей. (Ведь это еще не значит «да».) — И поскорее, надо еще заказать билеты. — Я позвоню. (То есть он сказал «да».) Джордж обнял его за плечи: — Ты мне жизнь спасешь. — Я позвоню. Легкий летний дождь, тонкий туман висит, ни за что не цепляясь, но после город отчего-то становится грязнее прежнего: крышки люков — тусклые монеты, ветер несет обрывки мусора. Уже начало девятого, но многие магазины открыты. Продавщица из «Барракуды» выскочила перекурить. Мужчина с накладными ресницами под зонтиком — грустный смайлик — помахал рукой, останавливая такси, и подмигнул Джоне, который брел по Авеню А. Привет, мир! — думал Джона. — Привет и пока. До завтра. Он заскочил в лавочку, взял упаковку претцелей и подошел к пуленепробиваемой кассе. Кассир пробил чек, не отрывая глаз от черно-белого экрана: «Ред сокс» играли против «А». — А что «Янкиз»? — поинтересовался Джона. — Ничя из-за дожя. Кассир уронил монетку, нагнулся за ней, а когда распрямился, вместо него Джона увидел Рэймонда Инигеса. Джона попятился, смахнул ряд банок с арахисовым маслом, врезался спиной в морозильную камеру. — Эй! — Клерк вскочил на ноги. — Вы чёвё такоё? Вы глупыё? — Кореец, лет шестидесяти с лишним. — Вы разобётё чё-тё. — Извините! — Джона выбежал из магазина. Он остановился на углу, согнулся, облизанный сырым воздухом, впился ногтями в ладони. Бессмыслица! Потерял контроль над собой. Если уж этот кореец померещился ему Рэймондом Инигесом, им может обернуться кто угодно. Заглянул осторожно в магазинчик. Кореец снова уткнулся в телевизор. Ничего плохого Джона ему не сделал. Все, успокойся. Успокойся же! Он вошел в свой дом, задев дверью здоровенный сверток в коричневой бумаге. Адресован ему, из Бисмарка. На миг он устрашился, что это бомба. Подложена Рэймондом — живым мертвецом — или кровными мстителями. Оторвет ему руки, размажет клубничным джемом по стене. Да остынь же, остынь! Приди в себя, слышишь? Джона ощупал сверху подозрительный сверток. Кто пошлет ему бомбу из Северной Дакоты? С центральными штатами он вроде бы не ссорился, напротив — там он закончил один из лучших университетов. Тамошние жители не станут посылать взрывчатку наугад, — хотя, правда, Унабомбер оттуда, но ведь он давно гниет в тюрьме. Наверное, это… впрочем, он понятия не имел. Внутри оказалась простая белая коробка, запечатанная с обеих сторон большущими фабричными скобками. Джона разогнул их ключом от квартиры, наружу попер пенопласт. — Вот черт! — сказал Джона. Огроменный кубок, больше метра в высоту, увеличенная копия Кубка Стэнли, с «золотыми» ручками в форме виноградной лозы и «мраморным» основанием. На взгляд Джона оценил его в девяносто тысяч наклеек от мюслей плюс $13,95 за гравировку. ВЕЛИКОМУ ДЖОНЕ СТЭМУ СПАСИТЕЛЮ ДАМ ПЛАТЕЛЬЩИКУ ЗА СВЕТ ТЫ ПРАВИШЬ ВСЕЛЕННОЙ ЛЮБВИ ЗЛАТЫМ СКИПЕТРОМ ЧУДЕС Отхохотавшись, Джона высвободил свой трофей из упаковки и потащил его наверх, перешагивая через скопившиеся на неровном линолеуме лужи. Дверь квартиры была распахнута, и Джона сразу прошел внутрь. — С ума сошел? — окликнул он друга. — Куда я это пристрою? — Его нет. Он сказал, я могу подождать вас. Джона обернулся. На диване сидела Ив Джонс. 6 Она повела его в убогий подвальный бар в шести кварталах от дома. — Первое, что пришло на ум, — пояснила она, оглядываясь по сторонам и кусая губы при виде ободранной штукатурки на стенах. — Я раньше жила тут поблизости, но уже давно. Он сказал, что все прекрасно. — У меня невысокие требования. Я вообще редко выбираюсь. Они сели в отдельной кабинке. Она заказала выпивку, он спросил, как она.